Убить Герострата - Татьяна Рябинина

- Петь, кофе будешь?

- А? Кофе? Да кто же на ночь кофе пьет, с ума сошла? Потом без снотворного не уснешь.

- А сок?

- Не.

- А пива?

- Слушай, отстань, а? Дай кино посмотреть.

- Ну хоть чаю давай попьем, - не отступала я. – Мне одной скучно.

- Ладно, - с досадой согласился Петя. Мол, все что угодно, только отвяжись. – Сейчас фильм кончится, и попьем. Ставь чайник.

Я бодро потрусила на кухню. Включила электрический “тефаль”, нашла чашки, сахар и “Ахмад” в пакетиках. Еще порылась по полкам, обнаружила зефир и печенье в жестяной коробке. Пока чайник шумел и давился паром, растерла в порошок таблетки. Больше всего я боялась, что  рогипнол откажется растворяться и осядет на дне, но все обошлось. Вкус у него не резкий, но на всякий случай набухала побольше сахару. Поставила все на расписной жостовский поднос и потащила в холл.

Петя отпил глоток и сморщился.

- Теперь я знаю, почему от тебя твой дружок сбежал. И муж тоже.

- Почему? – надулась я.

- Потому что ты готовить не умеешь. У тебя даже чай из пакетика какой-то мерзкий. И чашка не моя.

- Как это не твоя? Я видела, ты из этой все время пьешь, с собакой.

- Их две с собакой. Только у моей внутри темное пятно. Как бородавка. Я к ней привык.

Создателю мой правый! И я еще на что-то жаловалась, имея в мужьях такого расчудесного и всем довольного Михрютку! Подумаешь, ворчал иногда немного.

- Налить другой? В твою чашку с бородавкой? – кротко спросила я.

- Ладно уж, переживу, - снизошел он с такой миной, которая была равносильна кредиту на миллион долларов.

Осушив в два хлебка чашку, Петя передернул плечами, словно глотнул рыбьего жира. Я вздохнула с облегчением и стала ждать. Не прошло и двух рекламных роликов, как он начал отчаянно зевать и тереть глаза. Он напоминал мне ребенка, который в тяжелой борьбе с родителями обрел право посмотреть позднюю телепередачу и теперь отчаянно сражается с Морфеем. Еще не все экранные злодеи были побеждены, а Петя уже спал сладким младенческим сном, сопя и причмокивая губами.

Я поднялась наверх, собрала в кучу джинсы, майку, пуловер, затолкала все в полиэтиленовый пакет, добавила трусы, лифчик и носки. Натянула купальник и кроссовки – то еще зрелище! Накинула пляжный халат, но передумала – слишком светлый. Замоталась в парео, как бедуин в свою хламиду.

Мое окно выходило в сторону озера. Я напрягла свое сомнительное пространственное мышление: сможет ли меня кто-нибудь увидеть, когда я буду вылезать из окна? Пожалуй, от ворот эта сторона дома не просматривается. Ночью Лотта свободно бегает по всему участку. Какое счастье, что у нее начались дамские неприятности, иначе она бы непременно подняла хай: давай, мол, побегаем, поиграем! Как-то уж очень буквально псина поняла слова хозяина, что я “своя”. Спрайта с цепи не спустили, он сидит у ворот и тоскует, ему ни до чего дела нет. Петя спит в кресле, а вот Катя…

Если она посмотрит в свое окно, то прекрасно увидит все мои маневры. Рискуя сломать шею, я старательно пыталась рассмотреть, горит ли у нее свет. Время-то детское – всего одиннадцать, к тому же белая ночь. Похоже, я поторопилась, придется подождать.

От напряжения у меня не на шутку разболелась голова – вот она, не ко времени помянутая мигрень. “Ты даже в этом умудрилась выпендриться!” – удивлялся Мишка. У нормальных людей при мигрени болит всего полголовы, а у меня – целая. Как сказал врач, это бывает чрезвычайно редко, но все-таки бывает. Если я успеваю захватить приступ в зародыше, то помогают две таблетки аспирина и грелка на шею, но если момент ауры уже прошел – все, туши свет. В буквальном смысле слова. Только спать.

Сейчас аспирин пить было уже поздно, но лечь спать я тоже не могла себе позволить, поэтому снова отправилась в хозяйскую ванную. Не глядя схватила две таблетки, запила водой из-под крана и только тут сообразила, что слишком уж они маленькие. В ужасе я начала выгребать из шкафчика все подряд упаковки. Так и есть. Вот он, аспирин, целая пачка. А вот рогипнол. После моего набега на пластинке оставалось пять таблеток, а теперь только три. Мама дорогая, держите меня семеро! Что же теперь будет-то? Наверно, моя бедная голова специально дала рукам команду схватить не ту пачку, чтобы крепким сном задавить ненавистную боль.

Что же делать? Засунуть два пальца в рот, вызвать рвоту? Меня передернуло. Да и что толку, эта гадость всасывается почти мгновенно. Значит, придется бороться со сном.

Еще час я старательно таращила глаза, в которые впору было вставлять спички, пыталась делать гимнастику и без конца мыла лицо холодной водой. Помогало слабо. Надежда оставалась только на предстоящее форсирование водной преграды.

В начале первого свет у Кати все-таки погас. Я подождала еще полчаса и выбросила в окно пакет с вещами. Он упал как-то особенно громко, и я замерла в ужасе. Но все было тихо, только Спрайт тихонько поскуливал у ворот.

Процесс вылезания из окна я освоила еще в возрасте пяти лет, когда бабушка на даче в качестве наказания запирала меня в своей спальне. Правда, это был первый этаж, но с высокой стороны. Дело в том, что наш дом построен на пригорке, поэтому с фасада цоколь всего по пояс, а сзади – почти в человеческий рост, из-за чего кажется, что дом стоит, приспустив штаны.

Я села на подоконник, свесила ноги вниз и аккуратно перекатилась на живот. Крепко вцепившись руками, начала сползать вниз. Нащупала ногами… что? У двери это называется косяк, а у окна? Спать хотелось так, что в голове все путалось. Обдирая пальцы, ломая ногти, повисла раскорякой и снова поползла вниз. У нас в Мартышкино все было проще – я просто становилась на цокольный бордюрчик и прыгала на бабушкины маргаритки.

Наконец я разжала пальцы и кулем полетела вниз. Видимо, мое полусонное расслабленное состояние послужило амортизатором, потому что я даже не почувствовала удара. Постояла минуту, прислушиваясь. Потом перебежками рванула к озеру.

Если не ошибаюсь, мы свернули с шоссе под углом примерно в сорок пять градусов и поднимались в гору, плавно сворачивая вправо, в потом все так же вправо спускались, описывая полукруг. Дорога доходила до ворот, а потом начиналась ничейная полянка до самого озера, именно ее-то я и видела с пляжа. Но если я пойду по дороге, Гена непременно меня заметит. Там даже кустиков нет, только заборы с двух сторон. Хорошо, а как же тогда подъезжают к другим домам? Значит, есть еще какая-то дорога, которую я просто не видела или не заметила.

Так, слева, значит, поляна, а справа? Справа – соседний участок, потом еще один, а вот за ним, кажется, дикие заросли. Может, все-таки не весь берег буржуины на лоскуты порезали? Эх, попытка не пытка, а горе не беда. Рискнем, пожалуй.

Участок у Антона был не квадратный, а какой-то замысловатой формы, вроде трапеции, поэтому полоса пляжа оказалась не особенно большой, всего метров тридцать. Впрочем, может, и больше, я плохо определяю на глаз расстояния. Подойдя к решетке, я сняла кроссовки и платок, затолкала в пакет и перебросила его на соседний участок.

Дно понижалось плавно, и когда я оказалась у конца ограды, вода не доходила мне даже до груди. Холода я почти не чувствовала – все-таки наркоз действовал. Не хватало только уснуть прямо в воде и утонуть. Кое-как я перевалила на чужую территорию и побрела к берегу, стараясь не слишком шуметь. С трудом нашла свой узелок.

Здесь все было гораздо сложнее. У соседей Антона береговая полоса оказалась гораздо длиннее, а сам участок расчищен почти налысо. Если бы кто-то посмотрел в окно, то увидел бы меня – как на ладошке. Но, по счастью, все обошлось. Вот только ограда оказалась метров на пять длиннее.

Лишь бы голову не намочить. Неужели придется плыть? Вода дошла до груди, потом до шеи. Я собрала волосы, подняла их наверх, встала на цыпочки. Оставалось сделать всего пару шагов.

Все десять лет в школе я стояла на физкультуре последняя и очень по этому поводу переживала. Ребята в классе, как назло, подобрались рослые, и все это было похоже на строчку с точкой. Мне безумно хотелось вырасти, ну хоть на несколько сантиметров. Чего я только не делала! Висела на турнике, занималась растяжкой, сидела на “протеиновой” диете, которая якобы способствует росту костей – все без толку. Напрасно мама говорила мне, что мышь копны не боится, я все равно ненавидела себя и считала уродливым недомерком. Ведь и узкие брюки, и мини гораздо лучше сидят на длинноногих. И только появление Мишки излечило меня от этого дурацкого комплекса. Настоящим бальзамом на мои раны были злобно-завистливые взгляды длинных девиц, когда мы шли с ним по улице: какая-то малявка отхватила такого парня! Да и на дискотеке я никогда не подпирала стенку, потому что, как было сказано в “Двенадцати стульях”, даже самый плюгавый парень рядом со мной выглядел могучим мужем. Короче, последние двенадцать лет мне не приходилось жалеть о своем росте. За исключением редких случаев – таких, как сейчас.