Моторы заглушили на Эльбе - Василий Белых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подошли еще несколько солдат.
— Да, шагают истинно по-суворовски, — наконец промолвил дядя Костя. — Считай, не меньше тридцати — пятидесяти километров в сутки! Что значит техника!.. А начинали с тачки. Одним словом — индустриализация!
— Так ведь и маршалы у нас какие! Жуков, Конев, Рокоссовский… — заметил один из солдат.
— Одно слово — стратеги!
— А ты понимаешь, что это значит — стратеги?
— Говорю — значит понимаю, — обиженно ответил солдат.
— Бьют наши полководцы «непобедимых» гитлеровцев в хвост и в гриву — значит, стратеги, — поддержали бойца его товарищи.
— Полководцам нашим, конечно, честь и хвала, но и о другом не забывайте, — продолжал дядя Костя. — Кто построил фабрики, заводы, колхозы? Такие, как мы. Кто для нас делает танки, самолеты, снаряды, винтовки? Опять же такие, как мы. А кто Гитлеру хребет перешиб под Сталинградом и Курском? Солдаты, простые советские люди. Силу им дала наша партия, Советская власть, союз рабочих и крестьян, дружба народов…
— Нет, вы только представьте себе, — воскликнул сержант Александр Лазеба. — Неделю назад были на Висле, а теперь шагнули уже за Лодзь и к Бреслау. С такими темпами и в Берлине скоро будем.
— И капут Гитлеру? — обрадовался Гена.
— Что победа близка — дело ясное. Но пойдем ли так быстро и дальше — будет видно, — включился в беседу коммунист старший лейтенант Полтавцев. — Читали в газетах — союзники наши в Арденнах вздохнули и перекрестились: дескать, пронесло. Рады, что живы остались и не кормят рыбу в Ла-Манше. Им, разумеется, легче. А легче потому, что Гитлер перетрусил, увидев нас у ворот Германии, и уже, наверное, снимает свои войска с Западного фронта.
— Поживем — увидим, — сказал Лазеба.
— Да… До такой радости дожили! — снова заговорил дядя Костя. — Увидеть бы, как оно там будет, после войны…
— Вместе с Гитлером и Германии конец, не так ли? Вон, говорят, из-за неё сколько войн было. Сколько ее били, а она снова за свое…
— Не забывай, сержант, слова Сталина: гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остается, — уточнил старший лейтенант Полтавцев. — Месть народу — не наша политика. Вопрос о будущем Германии — очень сложный вопрос. Наше правительство и союзники уже теперь думают, как решить его.
— Константин Афанасьевич! — почтительно обратился к дяде Косте рядовой Агеев. — Вот ты у нас агитатор, говоришь ладно, дельно, медаль за подвиги имеешь, а почему в партии не состоишь?
Дядя Костя обвел взглядом притихших, ожидавших его ответа товарищей, которые, видимо, задавались таким же вопросом, и не нашелся, что ответить на неожиданный для него вопрос, сказал лишь: «Не дорос еще до такой чести».
Вокруг засмеялись:
— Тебе ведь за сорок!
— Сколько еще собираешься расти?!
— Ничего нет смешного, — спокойно ответил дядя Костя. — Постараюсь — заслужу. Примут, надеюсь. — И помолчав, добавил: — Я — беспартийный, но с партией. Таких миллионы. Сила партии — в доверии и поддержке народа.
На марше
На рассвете я оставил тылы и выехал догонять батареи. Дороги были забиты наступавшими войсками. Главные силы дивизий и корпусов вслед за подвижной группой армии и передовыми отрядами двигались в колоннах. Лавина войск неудержимо катилась на запад. Стремление как можно скорее вступить на землю врага владело буквально всеми — от генерала до солдата. Командиры и бойцы проявляли завидную находчивость: стрелковые части, не имевшие достаточного количества транспортных средств, подбирали трофейные автомашины, мотоциклы, повозки, велосипеды. Иная колонна с виду мало чем напоминала боевую воинскую часть. В ней не умолкали шум веселых голосов, пение, звуки губных гармошек, гитары, баяна, аккордеона. Благо, самолетов противника не было видно. Враг не успевал перебазироваться на новые аэродромы, а имевшиеся у него самолеты бомбили главным образом наши передовые части, ушедшие далеко вперед от главных сил.
Однако чувствовалось, что впереди решающие события. Военный совет фронта счел возможным обратиться к войскам с воззванием. Текст его мы получили. Коротко о его содержании можно сказать так: «Даешь Берлин!»
Мы с Филюшовым собрали личный состав батареи. Здесь были и воины-гвардейцы стрелковой дивизии, следовавшие десантом в составе передового отряда.
«Верховный Главнокомандующий возложил на нас, воинов Первого Белорусского фронта, — читал я воззвание Военного совета фронта, — ответственную и почетную задачу: нанести врагу в самом его логове еще один всесокрушающий удар, первыми взять Берлин и водрузить Знамя Победы».[23]
Я призвал воинов ускорить марш, проявлять инициативу и взаимовыручку, напомнил о необходимости неотступно соблюдать строгий порядок и дисциплину, проявлять постоянную бдительность и боеготовность.
Слова попросил пулеметчик рядовой Курмагазиев.
— Родина приказала нам, солдатам, вступить на территорию Польши и освободить ее от фашистов, — говорил он. — Мы освободили польскую землю. Теперь нам приказано взять Берлин, и мы его возьмем! Для гвардейцев никаких преград нет и не будет…
Капитан Филюшов заверил командование полка, что бойцы 3-й батареи вместе со стрелками-гвардейцами сделают все для быстрейшего продвижения вперед.
— Честь и достоинство советского воина мы не посрамим, — сказал он. — Дружба с гвардейцами у нас крепкая.
Далее он говорил о помощи, которую стрелки оказывали самоходчикам при форсировании небольших заболоченных рек, о разгроме противника у города Иновлудзь, где важную роль сыграло тесное взаимодействие стрелков и самоходчиков.
Состоялось вручение воинам батареи благодарственных писем. Вручая первое из них командиру батареи, я вслух зачитал текст:
«Герою боев капитану Филюшову Дмитрию Ивановичу. За отличные боевые действия при овладении крупным промышленным центром Польши городом Радом — важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны немцев — приказом № 222 Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина от 16 января 1945 года Вам объявлена благодарность.
Командир войсковой части 36 989 майор Колобов».
Встретились мы и с комсоргом полка младшим лейтенантом Николаем Сапоженковым. Он доложил, что за период наступления в комсомол принято двенадцать воинов.
— Был здесь майор Азарьев, — сказал Сапоженков, — обещал передать помощнику начальника политотдела по работе среди комсомольцев майору Н. З. Мухаметдинову мою просьбу приехать и вручить комсомольские билеты.
— Вижу, тебя, Николай, трудно вытянуть из боевых подразделений. Любишь ты горячее дело, — сказал я комсоргу. — Но ведь и тылы нельзя забывать. Там тоже есть комсомольцы. К тому же сейчас важнее важного обеспечить бесперебойный подвоз горючего. Не будет его — остановится полк и лозунг «Даешь Берлин!» для нас повиснет в воздухе… До Берлина еще как-никак далековато, пешком дойдешь не скоро…
После этого разговора Николай с первой попутной машиной уехал в тылы.
На следующий день поутру полк догнали начальник политотдела корпуса и его помощник по комсомольской работе.
Полковник Кропачев пригласил меня в свою машину.
— Мне передали твою просьбу о встрече, — сказал он, когда машина тронулась, — и мы с комсомольским вожаком решили сами побывать в полку. Да и дело есть неотложное — вручим людям партийные и комсомольские билеты, а заодно оценим вашу готовность к броску на Берлин.
— Готовы ли мы к броску на Берлин? — повторил я вопрос полковника. — Коль скоро на этот счет есть приказ и призыв Военного совета фронта, надо полагать, и силы для такого броска есть… Среди бойцов царит большое воодушевление, желание быстрее ворваться в логово фашистского зверя. Пуще всего солдат боится сейчас отстать! И это понятно: ведь тогда без него свершится то, о чем думал и мечтал всю войну… А нас, командиров и политработников, тревожат перебои с доставкой горючего: его не хватает на складах. Вот и сегодня подвоза не хватило даже до полной заправки машин. При последней нашей встрече, Александр Матвеевич, вы мне сказали, что самоходный полк — самая подвижная часть корпуса. Без горючего мы вовсе станем. Прошу учесть это и помочь нам.
— При всех обстоятельствах, — заверил полковник, — горючее самоходчикам дадим в первую очередь. Это дело я возьму под свой личный контроль.
Начпокор еще долго расспрашивал о работе коммунистов полка, о согласованности в действиях командования и политаппарата. Интересовался он и тем, сколько конкретно, какие категории военнослужащих и за участие в каких боях представлены к наградам и нет ли в этом деле волокиты со стороны штаба корпуса или армии.
— Не выпускайте из поля зрения работу парторгов и комсоргов батарей, — сказал он. — Это первые помощники командиров.
