Ярослав Домбровский - Владимир Дьяков

Важнейшая задача переговоров заключалась в определении той политической программы, которая могла стать приемлемой как для русских, так и для польских революционеров. Изложение программы партии красных содержалось в письме ЦНК издателям «Колокола». Написанное по-русски, оно было привезено в Лондон представителями ЦНК. Гиллер зачитал это письмо, Герцен огласил набиравшееся тогда в Вольной русской типографии обращение издателей «Колокола» к Комитету русских офицеров в Польше. Третьим документом переговоров был ответ издателей «Колокола» на письмо ЦНК. Важнейшие принципиальные положения названных документов и являлись, собственно, предметом продолжавшейся несколько дней дискуссии.

Много споров возникло, в частности, при определении требований по крестьянскому вопросу. Русские революционные демократы, верившие в военно-крестьянское восстание, высказались не только за полное юридическое раскрепощение крестьян, но и за безвозмездную передачу им всей надельной земли. Большинство польских революционеров, следовавших шляхетским традициям и боявшихся демократическим решением крестьянского вопроса отпугнуть дворянство от революции, выступали за денежную компенсацию помещикам, за оставление в их распоряжении части крестьянской земли. Опубликованный текст письма ЦНК фиксировал, что польская сторона признает «право крестьян на землю, обрабатываемую ими», при условии вознаграждения помещиков за счет будущего народного правительства. Ответное письмо издателей «Колокола» откликалось на это заявление следующими словами: «Нам легко с вами идти: вы идете от признания прав крестьян на землю, обрабатываемую ими». Тезис об обязательном вознаграждении помещиков не встретил одобрения русской стороны и потому не был повторен в ее ответе.

Еще более острые споры вызвал вопрос о литовских, белорусских и украинских территориях, входивших в независимое польское государство до 1772 года, то есть до раздела Польши между Австрией, Пруссией и Россией. Польские революционеры, боровшиеся за возрождение политической независимости своей отчизны, не признавали грабительских действий этих держав и справедливо требовали ликвидации всех договоров и конвенций, закрепляющих разделы. К сожалению, многие из них, увлекаясь, забывали о том, что значительные территории Речи Посполитой имели непольское население, которое законно претендовало на то, чтобы и его интересы не были забыты. При этом точка зрения действовавших в Польше революционеров волей или неволей оказывалась в опасной близости к позиции польских помещиков, добивавшихся восстановления страны в границах 1772 года не для чего иного, как для эксплуатации украинских, белорусских, литовских крестьян. Русские революционеры не только сочувствовали стремлениям польского народа к национальной независимости, но и готовы были оказать любую возможную помощь в ее достижении. Однако они не могли согласиться на поддержку националистического лозунга границ 1772 года и добивались, чтобы их партнеры по переговорам отказались от него публично. В результате польская сторона сформулировала свою позицию следующим образом: «Мы стремимся к восстановлению Польши в прежних ее границах, оставляя народам, в них обитающим […], полную свободу остаться в союзе с Польшею или распорядиться собою согласно их собственной воле».

Возвратившись из Лондона, Потебня и представители партии красных узнали о том, что ЦНК, оставаясь в подполье, взял на себя функции действительного национального правительства. Решение об этом, принятое еще до лондонских переговоров, стало осуществимым после того, как по сумасбродному приказанию Велёпольского в официозных газетах была опубликована программа партии красных. Расчет на то, что ее содержание устрашающе подействует на имущие слои и оттолкнет, их от подполья, оказался совершенно ошибочным. Результат был прямо противоположным: авторитет ЦНК и притягательная сила конспирации стали возрастать еще быстрее, причем осуществление решения ЦНК явно содействовало этому. «С тех пор, — рассказывает один из очевидцев и участников событий, О. Авейде, — фаланга десятков с каждым днем неимоверно увеличивалась, пропаганда делала ужасающие успехи, общественное мнение края переходило все более и более в руки комитета, делая его мало-помалу распорядителем судеб народа». В октябре национальное правительство приняло постановление о взимании налогов на нужды подготовки восстания. Интересно, что налоги платили не только те, кто сочувствовал красным, но и белые, а также многие царские чиновники, боявшиеся подпольщиков и утратившие веру в незыблемость существующих порядков.

Сразу же по возвращении в Варшаву лондонской делегации стала известна новость, которая существенно меняла всю обстановку. Велепольский побывал в Петербурге и добился от царя разрешения провести давно задуманное им провокационное мероприятие в форме так называемого «конскрипционного» рекрутского набора. Под предлогом подготовки к крестьянской реформе Велепольский настоял на освобождении от рекрутчины деревенского населения, а в городе предложил провести набор по специальным спискам (конскрипциям), составленным полицейскими инстанциями и включавшим лиц, наиболее «неблагонадежных» в политическом отношении. Таким образом, он рассчитывал сдать в рекруты, а затем удалить за пределы Польши основную массу тех рядовых участников подпольных организаций, для обвинения которых в судебном порядке у властей не было данных. «Нарыв назрел, — говорил Велепольский, — и его надо рассечь. Восстание я подавлю в течение недели и тогда смогу управлять».

Весть о предстоящем рекрутском наборе (по-польски — бранке) привела в страшное возбуждение городскую молодежь и прежде всего участников варшавской организации партии красных. Большинство считало, что задуманную Велепольским провокацию нужно сорвать во что бы то ни стало, и требовало от руководящих деятелей подполья решения о вооруженном восстании в день проведения набора. Более опытные и уравновешенные деятели указывали на недостаточную подготовленность восстания, на отсутствие вооружения, на просьбу русских революционеров отложить выступление до весны будущего года, когда оно может стать одновременным и повсеместным. Но эти трезвые голоса тонули в хоре тех, кому угрожала рекрутчина, их родственников и друзей, людей, искренне верящих в успех немедленного восстания, и просто крикунов-демагогов, число которых всегда быстро возрастает в кризисные моменты и без того нелегкое положение сильно осложнило появившееся неизвестно откуда воззвание от имени комитета. В нем говорилось, что подпольное руководство сумеет спасти молодежь от рекрутчины, и содержалось достаточно определенное заявление о том, что восстание должно вспыхнуть до начала набора. Теперь ЦНК был поставлен в такое положение, при котором отказ от объявления восстания в ответ на бранку грозил ему полной потерей авторитета, а возможно, и распадом многих конспиративных организаций.