Дороже самой жизни (сборник) - Элис Манро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он уже двинулся прочь, но обернулся:
— Вам, наверно, лучше присесть.
Рядом оказался стул, которого Джексон раньше не замечал. Сложенный и отставленный в сторону, чтобы «скорая» могла проехать. Складной, брезентовый, но вполне удобный. Джексон поблагодарил и уселся так, чтобы не мешать ни идущим мимо прохожим, ни жильцам дома. На него никто не обращал внимания. Он собирался сказать, что ему самому надо скоро возвращаться в больницу, что он не может тут долго сидеть. Но владелец дома спешил, у него были свои заботы, и тем более он сразу обещал, что постарается побыстрее.
Только усевшись на стул, Джексон понял, как много времени сегодня провел на ногах.
Владелец дома велел ему, если нужно, взять в пончиковой кофе или чего-нибудь поесть. «Просто сошлитесь на меня».
Но Джексон даже не знал, как его зовут.
Наконец хозяин дома вернулся и извинился за то, что его так долго не было. Дело в том, что человек, которого увезли на «скорой», умер. Пришлось решать разные вопросы. И сделать новый набор ключей. Вот они. Нужно будет устроить что-то вроде поминок для жителей дома — для старожилов. И опубликовать некролог в газете, — может, еще кто-нибудь придет. В общем, хлопот полон рот.
Но ему было бы гораздо спокойнее. Если бы Джексон смог. Временно. Конечно, только временно.
Джексон услышал собственный голос:
— Да, нет проблем.
Если ему нужно время, чтобы уладить свои дела, это можно устроить. Так сказал этот человек, его новый работодатель. Сразу после похорон и распоряжения имуществом. Тогда Джексон сможет получить отпуск на несколько дней, чтобы разобраться с делами и перевезти вещи.
Джексон сказал, что не нужно. Его дела в порядке, а всех вещей у него — то, что на нем.
Конечно, это вызвало некоторые подозрения. Джексон не удивился, когда несколько дней спустя услышал, что хозяин ходил в полицию. Но, по-видимому, все обошлось. По данным полиции, он оказался типичным одиночкой — такие люди иногда влипают в неприятности, но не виновны в нарушении закона.
Похоже, его вообще никто не искал.
Джексон обычно предпочитал жильцов постарше. И как правило, одиноких. Но не каких-нибудь ходячих мертвецов. Интересных людей. Можно сказать, одаренных. С талантом, который когда-то был замечен, позволил своему обладателю зарабатывать на жизнь, но оказался недолговечным. Диктор, чей голос был знаком всем радиослушателям во время войны, а сейчас у него отказали голосовые связки. Большинство людей, наверно, думают, что он вообще умер. Но вот он, пожалуйста, живет в однокомнатной квартире, следит за новостями и выписывает «Глоб энд мейл», а прочитанные выпуски отдает Джексону — вдруг там найдется что-нибудь для него интересное.
Однажды нашлось.
«Марджори Изабелла Трис, дочь Уилларда Триса, долгое время работавшего колумнистом в „Торонто ивнинг телеграм“, и его жены Хелены Трис (урожденной Эбботт), давняя подруга Робин Форд (урожденной Шиллингем), скончалась от рака после долгого мужественного сопротивления болезни. Просьба перепечатать в газете Ориоля. 18 июля 1965 года».
Где она все это время жила, в газете не говорилось. Наверно, в Торонто, раз Робин фигурирует в некрологе. Она протянула дольше, чем он предполагал, и, может быть, даже была окружена значительными удобствами и сохраняла бодрость духа. Не до самого конца, разумеется. У нее был определенный дар — умение приспосабливаться к обстоятельствам. Возможно, она была в этом отношении талантливей Джексона.
Нельзя сказать, что он заставлял себя вспоминать комнаты, где жил с ней вместе, или ремонт, который проделал в ее доме. Не было необходимости — все это и так приходило к нему во сне, и тогда вызывало скорее досаду, чем тоску, — словно ему нужно было немедленно доделать что-то незаконченное.
Жильцы «Славного Данди» обычно пугались любого ремонта — боялись, что за ним последует повышение квартплаты. Но Джексон умел их уговорить: он держался уважительно и обладал финансовой сметкой. Дом стал ухоженным, и появилась даже очередь желающих в нем поселиться. Владелец опасался, что дом станет приютом для старых маразматиков. Но Джексон ответил, что они обычно аккуратней других людей, а от стариков можно не опасаться буйного поведения. В доме жили разные люди, в том числе женщина, которая когда-то играла в Торонтовском симфоническом оркестре, изобретатель, которому пока не удалось достичь успеха, но он не терял надежды, и венгерский актер-беженец, которому не давали работы из-за иностранного акцента, но все же где-то в мире шел рекламный ролик с его участием. Все они были образцовыми жильцами и как-то умудрялись наскрести денег, чтобы просиживать полдня в ресторане «Эпикур», рассказывая друг другу о своей жизни. Еще у них были друзья, по-настоящему знаменитые, которые время от времени забредали в гости. И конечно, не следовало пренебрегать тем фактом, что в «Славном Данди» был и свой священник, — правда, его отношения с церковью (никому не известной конфессии, к которой он принадлежал) оставляли желать лучшего, но все же он никогда не отказывал в совершении нужных обрядов.
Жильцы завели обыкновение оставаться в доме до того дня, когда этот самый священник провожал их в последний путь. Но это было всяко лучше, чем если бы они исчезали, не уплатив за квартиру.
Исключение составила молодая пара — Кэндис и Куинси, — которая так и не уплатила по счету и сбежала среди ночи. Оказалось, что квартиру им сдал лично владелец дома. Свой опрометчивый выбор он объяснил тем, что хотелось видеть в доме свеженькое личико. Он имел в виду, конечно, Кэндис, а не ее дружка. Дружок был козел.
Стоял жаркий летний день, и Джексон оставил открытыми двойные задние двери черного хода: он лакировал стол и хотел хоть как-то проветривать. Красивый стол достался Джексону за гроши, потому что лак совсем облез. Джексон решил, что стол будет хорошо смотреться в вестибюле — на него можно класть почту.
Джексону не надо было присутствовать в конторе — там сейчас сидел сам владелец и проверял платежи.
Звонок на парадной двери едва слышно звякнул. Джексон уже собирался встать и начал обтирать кисть — вдруг домовладелец погружен в расчеты и не захочет прерываться. Но нет, все в порядке: Джексон услышал звуки открываемой двери и женский голос. Голос был предельно усталый, но в нем все же сохранялись остатки шарма и абсолютная уверенность: что бы ни сказала владелица голоса, все люди в пределах слышимости будут покорены.
Она, должно быть, унаследовала эту способность от своего отца, проповедника. Джексон успел это подумать, прежде чем к нему, как удар, пришло осознание.
Она сказала, что это самый последний известный ей адрес ее дочери. Она ищет свою дочь. Кэндис. Возможно, дочь путешествует с другом. Она, мать Кэндис, приехала сюда из Британской Колумбии. Из Келоуны, где живет с отцом девушки.
Илиана. Джексон безошибочно узнал ее голос. Эта женщина — Илиана.
Он услышал, как она спрашивает разрешения присесть. И как владелец подтаскивает к столу его, Джексона, стул.
В Торонто очень жарко — она не ожидала такой жары, хотя знает Онтарио, выросла тут.
Она очень вежливо попросила стакан воды.
Тут она, похоже, уронила голову на руки, потому что голос зазвучал приглушенно. Владелец вышел в вестибюль и бросил несколько монеток в автомат, чтобы взять банку «Севен-ап». Наверно, решил, что это больше подходит даме, чем кока-кола.
Он заглянул за угол, увидел, что Джексон слушает их разговор, и жестом пригласил его в контору, видимо рассудив, что у Джексона больше опыта в общении с расстроенными жильцами. Но Джексон яростно замотал головой.
Нет.
Впрочем, она недолго расстраивалась.
Она извинилась перед владельцем дома, и он сказал, что жара играет с людьми такие шутки.
А что касается Кэндис. Они уехали, еще месяца не прошло — может, недели три назад. Адреса для связи не оставили.
— В таких случаях обычно адреса не оставляют.
Она поняла намек.
— О, конечно, я готова уладить…
Послышалось бормотание, зашелестели купюры.
Потом:
— Наверно, вы не можете мне показать, где они жили…
— Жильца квартиры сейчас нет. Но даже если бы он был дома… Не думаю, что он согласился бы.
— О, конечно. Это просто глупо с моей стороны.
— Вы что-то конкретное хотели увидеть?
— О нет. Нет. Огромное спасибо. Я отняла у вас столько времени.
Она уже встала, и они пошли: из конторы, вниз по паре ступенек к парадной двери. Потом открылась дверь, и даже если женщина и прощалась, уличные шумы поглотили всякие звуки прощания.
Как бы она ни была разочарована, она не позволит себе потерять лицо.
Домовладелец вернулся в контору, и Джексон вышел из своего убежища ему навстречу.
— Сюрприз! Нам заплатили, — только и сказал домовладелец.