Дороже самой жизни (сборник) - Элис Манро

Судя по всему, городок знавал лучшие дни. Вот часы, которые уже не показывают время. Они висят над витриной с надписью: «Качественные ювелирные изделия», но, несмотря на вывеску, витрина заполнена чем попало — старым фарфором, керамическими кастрюльками, ведрами и скрученными из проволоки венками.

Женщина успевает частично разглядеть этот мусор, поскольку оставляет машину перед магазином. Она решает, что кабинет врача можно отыскать, пройдясь по улицам города. И действительно, скоро она видит темное кирпичное одноэтажное здание в утилитарном стиле прошлого века и почти уверена, что это оно и есть. Раньше врачи в маленьких городках вели прием в кабинетах прямо у себя на дому, но потом понадобились стоянки, где пациенты могли бы оставлять свои машины, и врачи стали принимать вот в таких домиках. Темный, красновато-бурый кирпич. Конечно, вот и вывеска: «Медицина и стоматология». За зданием — стоянка для машин.

Имя врача у женщины в кармане. Она вытаскивает клочок бумаги, на котором оно записано. На матовом стекле наружной двери значится: «Доктор Г. У. Форсайт, стоматолог. Доктор Дональд Макмиллен, терапевт».

На бумажке, которую Нэнси держит в руках, ни одного из этих имен нет. И неудивительно — там вообще нет никаких имен, только цифры. Это размер обуви ее золовки, которая умерла. На бумажке написано: «О 7½». Ей не сразу удается разобрать написанное. «О» означает «Оливия», но буква нацарапана кое-как, в спешке. Нэнси лишь смутно припоминает что-то связанное с покупкой тапочек для золовки, когда та лежала в больнице.

Толку ей от этого никакого.

Вот и разгадка, — может быть, врач, к которому ее записали, только что переехал в это здание, а надпись на двери не успели поменять? Надо у кого-нибудь спросить. Позвонить в дверь — вдруг в здании до сих пор кто-нибудь есть, задержался на работе. Она жмет на кнопку, но никто не приходит — и в каком-то смысле это хорошо, поскольку фамилия доктора, которого она ищет, вдруг вылетела у нее из головы.

Еще одно объяснение. Возможно, что доктор — психдоктор, как она прозвала его про себя, — возможно, что он (или она — большинству людей ее поколения с ходу не придет в голову, что доктор может быть женщиной), что он или она принимает пациентов на дому? Это вполне оправданно и позволяет сэкономить деньги. Ведь для лечения психов не нужна какая-то особенная аппаратура.

Поэтому женщина продолжает идти прочь от главной улицы. Она уже вспомнила фамилию врача, которого ищет, — так всегда бывает, когда острая нужда миновала. Застройка этого района относится в основном к девятнадцатому веку. Одни дома деревянные, другие кирпичные. Кирпичные часто двухэтажные, деревянные поскромнее — полтора этажа, в верхних комнатах потолок под углом из-за скоса крыши. У некоторых входная дверь открывается всего в нескольких футах от тротуара. У других передняя дверь выходит на широкую веранду, иногда застекленную. Сто лет назад в такой вечер люди сидели бы на верандах или прямо на ступеньках крыльца. Домохозяйки, что закончили мыть посуду и в последний раз за день подмели пол на кухне; мужчины, которые полили траву на газоне перед домом и смотали поливальный шланг. Тогда не было специальной садовой мебели, какая сейчас красовалась пустой на верандах. Сидели на ступеньках или притаскивали стулья из кухни. Беседовали о погоде, о сбежавшей лошади или о ком-нибудь из горожан, кто слег в постель и уже по всем прикидкам не должен был оттуда встать. И домыслы о ней самой, как только она отойдет подальше.

Но, наверно, они сразу успокоились бы, услышав ее вопрос: «Скажите, пожалуйста, где тут дом доктора?»

Новый предмет для разговора. Зачем это ей вдруг понадобился доктор?

(На этот раз она быстро убралась за пределы слышимости.)

Сейчас все до единого жители сидят по домам, включив вентиляторы или кондиционеры. На домах — номера, совсем как в большом городе. Никаких признаков врача.

Там, где кончается тротуар, стоит большой кирпичный дом, с остроконечными фронтонами и башенкой с часами. Может быть, тут располагалась школа в те годы, когда детей еще не возили автобусами в какой-нибудь унылый укрупненный образовательный центр. Стрелки часов остановились на двенадцати — то ли полдень, то ли полночь, и в любом случае время неверное. Вокруг здания буйствуют летние цветы, но это буйство, кажется, упорядочено рукой художника: цветы растут среди прочего в садовой тачке и в лежащем на боку ведре. У входа висит какой-то знак, который Нэнси не может прочитать против солнца. Она забирается на газон, чтобы увидеть надпись под другим углом.

«Ритуальные услуги». Теперь она видит пристроенный к дому гараж, где, вероятно, стоит катафалк.

Не важно. Ей следует заниматься тем, ради чего она сюда приехала.

Она сворачивает на боковую улицу, где стоят чрезвычайно ухоженные дома, — значит, даже в небольшом городке бывают свои пригороды. Дома все разные, но каким-то образом очень похожи. Нежной окраски камень или светлый кирпич, окна остроконечные или округленные, отказ от утилитарной архитектуры, стиль ранчо — примета ушедших десятилетий.

Здесь начинают попадаться люди. Не все заперлись в четырех стенах с кондиционером. Мальчик катается на велосипеде, пересекая мостовую по диагонали. Что-то кажется странным, но ей не сразу удается понять, что именно.

Он ездит задом наперед. Вот оно что. Куртка так накинута, что не сразу разберешь, — во всяком случае, Нэнси не сразу разобрала, что не так.

Какая-то женщина — кажется, она старовата, чтобы быть матерью этого мальчика, но с виду подтянутая и живая — стоит тут же и смотрит на него. Она держит в руке скакалку и разговаривает с мужчиной, который, судя по сердечности разговора, вряд ли приходится ей мужем.

Улица кончается кривым тупиком. Дальше идти некуда.

Нэнси с извинениями прерывает разговор взрослых. Она говорит, что ищет доктора.

— Нет-нет, не тревожьтесь. Мне просто нужен его адрес. Я подумала, что вы, может быть, знаете.

Тут всплывает все та же проблема — Нэнси осознает, что по-прежнему не уверена в фамилии нужного врача. Мужчина и женщина из вежливости не показывают удивления, но помочь ей ничем не могут.

Тут к ним подъезжает мальчик, исполняя очередной смертельный номер, и чуть не сбивает всех троих.

Смех. Мальчика не ругают. Идеальный юный дикарь, — похоже, мужчина и женщина им искренне восхищаются. Все отмечают, какая сегодня хорошая погода, и Нэнси идет прочь, чтобы вернуться той же дорогой.

Но весь путь она не проходит — даже не доходит до «Ритуальных услуг». Вбок сворачивает еще одна улица, на которую Нэнси раньше не обращала внимания, поскольку та даже не асфальтирована, — невозможно представить себе врача, живущего в таких условиях.

Тротуара на улице нету, вокруг домов валяется мусор. Двое мужчин ковыряются под капотом грузовика, и Нэнси решает, что лучше к ним не подходить. Кроме того, она видит впереди что-то интересное.

Живая изгородь, граничащая непосредственно с дорогой. Высокая, так что Нэнси вряд ли сможет заглянуть поверх нее, но, может быть, удастся разглядеть что-то сквозь ветки.

Оказывается, это и не нужно. Дойдя до изгороди, Нэнси обнаруживает, что участок — большой, примерно вчетверо больше среднего городского участка, — открыт со стороны дороги. На участке — что-то вроде парка: дорожки, мощенные каменной плиткой, диагонально пересекают аккуратно подстриженную, свежую, зеленеющую траву. Между дорожками из травы лезут цветы. Некоторые Нэнси может назвать: темно-золотые и светло-желтые герберы, розовые, лиловые и белые с красными сердцевинками флоксы, но она невеликая садовница, и бо́льшая часть всего этого разноцветного великолепия, организованного в клумбы и бордюры, ей неизвестна. Некоторые цветы вьются по шпалерам, другие свободно расползаются плетями в разные стороны. Всё весьма искусно сделано, без какой бы то ни было помпезности — даже фонтан, из которого выстреливает струя воды метра на два в высоту и падает в чашу, выложенную камнями, выглядит живым. Нэнси входит в парк, чтобы ощутить прохладные брызги фонтана, видит рядом ажурную скамью из кованого железа и садится на нее.

По дорожке идет мужчина с ножницами в руках. Видимо, садовники в парке работают допоздна. Хотя, по правде сказать, этот человек не похож на наемного садовника. Он высокий, очень худой, одет в черную рубашку и обтягивающие брюки.

Ей не приходит в голову, что, может быть, это вовсе не городской парк, а что-то совсем другое.

— Здесь очень красиво, — говорит она мужчине самым уверенным и одобрительным голосом, на какой способна. — Вы так хорошо ухаживаете за этим парком.

— Спасибо, — отвечает он. — Добро пожаловать, можете здесь отдохнуть.

По некоторой сухости в голосе она догадывается, что это вовсе не городской парк, а частная собственность и что он вовсе не садовник, нанятый муниципалитетом, а владелец.