Звезда творения - Ирина Черкашина

Я изобразил на лице сомнение.

— Видите ли… Наш эксперимент прошел не так, как было задумано. Поэтому я не могу с точностью утверждать, что именно привело к этому результату, — я обвел рукой все пространство моего дома. — Для того чтобы окончательно подтвердить или опровергнуть мои догадки, мне нужны еще исследования, но для этого я должен освободиться.

На его лице недоверие сменилось облегчением.

— И только-то? Скажите, где находится ваше тело, и мы осторожно пробьем туда шурф.

— Видите ли… Я ведь толком не знаю, где нахожусь. Здесь только мой дух, а где тело — мне неизвестно. Где-то поблизости, это точно, ведь я привязан к нему, но я очнулся вне тела и сам не могу его найти.

Надеюсь, лгал я достаточно убедительно.

— Интересно… — пробормотал Порфирий в задумчивости.

— Вы можете устроить разыскные работы, — продолжил я, прекрасно зная, что без моего на то желания защитный кокон никто не обнаружит.

— Да… да, конечно… — мой гость явно пребывал в замешательстве. — Теперь моя очередь говорить «видите ли». Времена нынче смутные, голодные… Боюсь, пока некому будет вас разыскивать. Шахта еще работает, завод тоже, а вот на что-то большее нет ни людей, ни средств… — он покачал головой.

— Что ж, тогда вы можете мне помочь, — с энтузиазмом сказал я. — Я сам не смогу поставить нужный эксперимент, но вы — те, кто на свободе, — сможете. Я расскажу вам все, что знаю.

Порфирий взглянул на меня с уважением.

— Что ж, — серьезно сказал он. — Это можно обсудить.

Мы выпили еще по чаше. Я внутренне ликовал.

Можно купить любого. Не за золото, так за интерес, не за интерес, так за страх. Для этого не нужно становиться ни подлым, ни жестоким. Надо просто уметь предложить правильную цену. Похоже, с ценой для Порфирия я не ошибся.

— Не скажете, что лежит в том мешке, который бросил ваш знакомый?

— Ах, Тишка… Да какой знакомый — так, сосед. Времена настали — впору конца света ждать. Тишка-то к новой власти вроде прибился, да только меньше голодать не стал. Непривычен он, видите ли, к серьезной работе. То золото по лесам моет, то хитничает помаленьку. Трудно его судить, такой уж он человек… Вот он приметил, что дом мой, значит, без охраны… Залез ночью да и вынес картины да всякие древности, которые я по мере сил собираю. Сообразил, что за картины ничего ему не будет, а ежели картошку украдет — прибьют. Да о том не подумал, дурашка, что за картинки-то на базаре гроши дадут. Пропали бы они, конечно, когда бы он в Шайтанову падь не пошел добычу прятать да на вас не наткнулся… так что я вам, уважаемый Рейнгард, обязан сохранностью своих полотен.

— Полотен?

— Да… Я, знаете ли, в душе художник… Рисую помаленьку, что в голову взбредет. Я бы вам показал, да мешок остался там, снаружи.

Я взмахнул рукой, и возле стола возник знакомый холщовый мешок. Порфирий неуверенно подтянул его поближе, запустил в него руку и извлек небольшую картину в простой деревянной раме… Кстати сказать, в настоящем мешке, который все еще лежал возле бесчувственного тела Порфирия в туннеле, могли находиться совсем другие вещи. Здесь и сейчас в действие вступали память и воображение моего гостя. Но я не думал, что пропащий человек Тишка принес сюда что-то постороннее.

Порфирий при виде картины просиял и потащил из мешка следующую. Я смотрел во все глаза. Так вот они какие, преобразователи магии, которые вопреки всем законам работают в этом мире…

Это была небольшая квадратная картина. Я так и не смог разобрать точно, что на ней изображено. Больше всего рисунок походил на случайную мешанину линий и контуров предметов, выполненных в зелено-голубой гамме. Но, несмотря на внешнюю хаотичность изображения, магию картина упорядочивала и усиливала…

— Великолепно, — сказал я совершенно искренне. — Потрясающе. У вас большой талант, мой друг.

— Это вы так думаете, а большинство критиков считают меня бездарностью, — грустно заметил он. — Но я рад, что вам она понравилась. Подождите, я еще достану. Тишка половину моих полотен решил продать, дурак…

Да, безусловно, картины Порфирия Бесчастного не походили ни на что виденное мною ранее. Прежде всего, в них не было никакого сюжета. Казалось, они были специально нарисованы для того, чтобы работать с остаточными магическими токами этого мира.

— Прекрасно, — заключил я, осматривая разложенные передо мной полотна. — Я вижу, что сейчас искусство с успехом заменяет людям магию.

— Вы не правы, дорогой Рейнгард, — возразил художник. — Искусство — это и есть магия. Волшебство. Я не представляю, как можно относиться к нему иначе.

Я расспрашивал его долго. И о древнем мире, и о лесном народе, который к этому времени исчез, и о мире современном. Мы пили вино атлантов, которое не убывало в глиняном кувшине. Я не особенно пьянел — все же я был здесь хозяин, а вот у моего собеседника здорово развязался язык. И чем дольше я его слушал, тем больше во мне росла уверенность, что мне повезло. Пусть я остался один в мире, лишенном магии, но этот мир мог подарить мне желанную свободу. Вероятно, из-за того что Сила здесь отсутствовала, мощнейшее развитие получила техника. Читал я некогда теории о том, что общество без магии не может развиваться: либо неминуемо гибнет, либо вечно остается на уровне первобытных племен. Показать бы тем умникам, которые придумывают теории, этот мир! Общество на деле оказалось куда менее зависимым от магии. Если верить моему гостю, люди здесь изобрели множество разных машин, но не таких, какие строили мы, чтобы исследовать этот закрытый мир, о нет. Их машины не работали от магического источника. Они приводились в действие силой сгорающего угля, пара или — что мне было совсем уж удивительно слышать — силой молний, только многократно уменьшенных. Порфирий рассказал мне о самодвижущихся машинах, которые возят по специально проложенным железным рельсам разные грузы и людей. Помнится, что-то подобное в Упорядоченном пытались делать гномы. Но это было совершенно нерационально. Скажите, для чего тратить множество усилий на добычу угля, на поддержание парового двигателя в рабочем состоянии, на топливо и обслугу, когда для того же самого достаточно одного как следует заряженного магического кристалла?!

Однако этот мир приспособился жить с такими трудоемкими и громоздкими технологиями. И не просто жить — процветать!

А еще я радовался тому, что ко мне пришел тот самый человек, который был нужен. Тот, кто умел создавать работающие преобразователи магии, совершенно в магию не веря. Тот, кто мог рассказать мне об истории и астрономии этого мира, о свойствах мироздания и устройстве человеческого общества. Мне оставалось только задавать вопросы и поощрительно кивать. Похоже, что моему гостю нечасто выпадало счастье поговорить с равным по уровню собеседником… Да и я поймал себя на том, что получаю удовольствие от беседы с человеком. Подумать только, с обычным человеком! Кали подняла бы меня на смех. Чернокожая красавица никогда не отличалась особенной чуткостью. Вот магом она была великолепным…

А Порфирий говорил и говорил, пока не охрип окончательно. Мы беседовали несколько часов подряд. Наконец мне пришлось отпустить его вместе с его чудесными картинами, потому что я видел, как он измучен. Он ушел, слегка покачиваясь от вина, от тяжести мешка и от того, что долго отсутствовал в собственном теле. На радостях я решил закрепить произведенное впечатление и пожертвовал толику Силы, чтобы зажечь его потухший факел. Порфирий долго с изумлением глядел на деревяшку, самопроизвольно вспыхнувшую в руке… А я почувствовал огромный прилив сил. Я вновь надеялся и жил. Великий Хаос услышал меня, мою веру и мою жажду мести! С помощью Порфирия я смогу рассчитать напряжение сил и построить новую машину для того, чтобы освободиться! Конечно, я не Юргнорд, но и у меня есть кое-какие инженерные знания. А необходимый амулет-аккумулятор Порфирий создаст по моему проекту…

Но Порфирия мне, конечно, будет мало. Очень нужен был еще хотя бы один человек. Сгодится даже тот, который убежал…

Человек вернулся спустя довольно продолжительное время. Я уже было решил, что он так напугался, что окончательно слег, но он пришел.

Такие люди, как этот Тишка, авантюристы и бездельники, по натуре чрезвычайно любопытны и алчны до чужого богатства. Увидев, что Порфирий вернулся домой целый, невредимый и притом странно задумчивый (я был уверен, что это так), — Тишка помаялся от страха, да и спустился снова в старую шахту. Любопытство и алчность всегда оказываются сильнее осторожности.

Он шел медленно, крепко сжимая в руке факел и поминутно оглядываясь. Увидев его, я едва не расхохотался. Все-таки какие предсказуемые существа — люди! Узнаешь одного — считай, узнал половину из них.

Однако под землей Тишка ориентировался прекрасно. Он сразу вспомнил место, где я его окликнул. Остановился и принялся, как и в прошлый раз, озираться, словно ожидая увидеть выползающее из подземельной тьмы чудовище. Ведь не видал человек в своей жизни истинных-то чудовищ — а боится. Поистине самое страшное, что только может быть, создано лишь воображением…