Княгиня - Петер Пранге

— К палаццо Памфили! К палаццо Памфили!

Что понадобилось им там? Кларисса хотела свернуть в следующий переулок, но он был забит людьми, а войти в третий не позволял стоявший поперек экипаж, притиснувшийся к углу одного из домов. Лошади, выкатив от испуга глаза, беспокойно ржали.

До пьяцца Навона княгиня добралась лишь под вечер. Площадь перед палаццо заполняла толпа в несколько сотен человек, разбившаяся на группы поменьше. Люди, отчаянно жестикулируя, что-то доказывали друг другу, гневно тыча пальцами на вход во дворец, откуда выходили совершенно незнакомые Клариссе люди. У некоторых за спиной болтались пустые мешки. Баррикада, сооруженная по распоряжению Олимпии, была снесена, разбитые в щепы доски валялись тут же подле кучи всякого хлама и старья, в которых остервенело рылись мужчины и женщины.

— Что здесь происходит? — спросила шокированная Кларисса какого-то падре в засаленной сутане и с бронзовым подсвечником в руках. — Толпа грабит палаццо?

— Именно, — ответствовал слуга Божий. — Вы же сами видите!

— Но почему никто это не прекратит? — возмутилась Кларисса.

— Каждый волен взять себе из дворца кардинала, избранного папой, что ему заблагорассудится. Однако, — добавил он с нескрываемым разочарованием, — донна Олимпия всех опередила.

Кларисса все еще не понимала, в чем дело.

— То есть это означает, — и ее смятение быстро сменялось ликованием, — это означает, что папой выбран кардинал Памфили?

Падре закивал:

— Так было угодно Господу. — Тут же его физиономия омрачилась, и он злорадно добавил: — Но горе нам, если донна Олимпия запустит и церковь так, как свой палаццо.

10

Если пророк не желает идти к горе, гора вынуждена идти к пророку…

Крайне редко Лоренцо Бернини пытался обрести утешение за чтением Библии, но мало-помалу пришел к выводу, что только в ней обретет его. Вот уже третий час мариновал его ожиданием в вестибюле Джованнибаттиста Памфили, именовавшийся после избрания на папский престол Иннокентием X. Не говоря уже о том, что добиться аудиенции у вновь избранного его святейшества Бернини смог лишь ценой двухнедельных усилий и через согласившегося на роль посредника монсеньора Спаду. Какая неслыханная наглость!

Похоже, у нового папы на уме лишь одно — спровоцировать первого художника Рима на неблагопристойное поведение. И хотя весь мир утверждал, что в государственной казне хоть шаром покати, что она якобы пуста, как закрома Египта после семи неурожайных лет, Иннокентий угрохал астрономическую сумму на организацию торжеств по поводу своего вступления на престол. Картины празднества до сих пор с поразительной отчетливостью стояли перед глазами Лоренцо. Организатором торжеств на пьяцца Навона был этот кустарь Райнальди. По его распоряжению на площади срочно навалили огромную кучу земли, которая должна была символизировать гору Арарат, на вершину кучи взгромоздили ужасающих размером Ковчег, в котором, растопырив руки, стоял Ной, готовясь встретить голубку с оливковой ветвью в клюве. Притороченную к невидимой нити птицу выпустили из окна палаццо Памфили, и она впорхнула в объятия Ноя… Господи, какая безвкусица! Под стать ярмарочному балагану! Лоренцо даже замутило, и, тряхнув головой, он отогнал от себя воспоминания.

Боже праведный, сколько ему еще торчать здесь в ожидании, пока его соблаговолят принять? В квадратном помещении с оштукатуренным потолком повисла тягостная, ничем не нарушаемая, мертвая тишина. С улицы через окна не доносилось ни звука. Папский гвардеец, застыв у двери в зал аудиенций с алебардой в руках, с великим трудом пытался изобразить каменную сосредоточенность стражника, невзирая на муху, периодически садившуюся ему на нос. Бернини с тоской поглядывал на высокие двустворчатые двери. Как же ему везло в те, ныне уже безвозвратно минувшие времена, когда он снабжал свои произведения пчелами с фамильного герба Барберини!

Может, голуби герба Памфили придут ему на подмогу? Все зависит от того, что за человек новый папа. Лоренцо мог похвастаться лишь одной встречей с ним, впрочем, ее и встречей-то не назовешь, тем не менее она оставила после себя дурной осадок на душе скульптора, хотя с той поры успело миновать немало лет…

— Монсеньор Спада поставил нас в известность, что Людовик, это дитя на французском престоле, через своего первого министра призывает тебя в Париж. Ты готов принять приглашение?

Очутившись лицом к лицу с новым папой, Лоренцо был поражен уродством Иннокентия X. Покатый лоб, крохотные глазки, нос картошкой, жидкая бороденка и огромные ступни, торчавшие из-под сутаны, — ни дать ни взять сатир, которым впору детей пугать.

Тщательно подбирая слова, Лоренцо ответил его святейшеству:

— Я сознаю, ваше святейшество, что это приглашение, хоть и направляемое уже повторно, есть незаслуженная награда. Именно по этой причине я в первый раз отказался принять его, однако, если я откажусь и во второй раз, не оскорблю ли я тем самым короля?

— О том, заслуженное это приглашение или нет, позволь судить другим, — брюзгливо отозвался Иннокентий. — Нас интересуют лишь соображения, ему предшествующие. Французские кардиналы на заседании конклава предприняли все, чтобы помешать нашему избранию. А теперь Мазарини имеет наглость, едва мы успели вступить на престол, сманивать к себе в Париж нашего первого художника! Это ничем не прикрытый вызов!

Лоренцо скромно потупил взор.

— Я человек малозначительный, ваше святейшество. И ничего не смыслю в политических делах. Деяния мои принадлежат лишь к области искусства.

— То есть тебе хочется в Париж?

— Задание, которое намерен поручить мне двор его величества, в высшей степени привлекательно для меня во всех отношениях. Мне поручено изготовить бюст его величества.

Лоренцо не без злорадства отметил раздражение на лице папы, едва тот услышал последнюю фразу. И, безукоризненно выдержав паузу, добавил:

— Лишь одно задание способно затмить предложенное…

— И это? — вопросил папа.

Лоренцо медлил, с одной стороны, чтобы хоть как-то отомстить за нервотрепку ожидания аудиенции, с другой, просто не решаясь выразить в словах свое живейшее желание, к тому же представлявшееся ему в высшей степени трудноосуществимым.

— Так что за задание ты имеешь в виду?

Лоренцо посмотрел прямо в уродливую физиономию папы. Боже, да это просто оскорбление взора! Но он обязан завоевать расположение этого человека, обязан, чего бы это ему ни стоило, — злополучные колокольни иного выбора не оставляли. И, проглотив подкативший к горлу комок, он сказал:

— Статуя вашего святейшества.

По лицу Иннокентия было видно, что ему польстило это предложение. Папа раздумчиво поскреб жиденькую бородку, скрывавшую скорее всего гнойники, затем взмахом руки подозвал к себе лакея и что-то шепнул ему на ухо.

— Нам не хотелось бы принимать такое решение в одиночку, — пояснил он, когда лакей покинул зал.

Лоренцо невольно покосился на двери. Кого же он собрался призвать в советчики? Часом, не Вирджилио Спаду? Это было бы несказанным счастьем — тот благоволил Лоренцо. Но вместо коротышки-монсеньора в зале показалась статная особа — взор, от которого ничто не ускользает, темные с проблесками седины локоны, обрамляющие надменное лицо, — донна Олимпия! И тут Лоренцо с ужасом вспомнил о своем отказе соорудить мавзолей для ее почившего вечным сном супруга. Каким же нерасчетливым ослом он был тогда!

Однако, к вящему удивлению и облегчению Бернини, лицо Олимпии осветила добрая, пожалуй, даже дружелюбная улыбка, он удостоился чести поцеловать руку — награда, в сравнении с которой меркло, ей-богу, и приглашение самого Людовика.

— Позвольте выразить мое глубокое соболезнование по поводу разграбления палаццо Памфили, — напустив на себя скорбь, произнес Лоренцо, прикасаясь губами к ее руке. — Чернь просто обезумела.

Донна Олимпия пожала плечами:

— Это старый обычай, кавальере, вполне простительный и означающий расставание папы с мирскими благами. Кроме того, — добавила она с преисполненной значимости миной, — палаццо давно нуждался в срочном ремонте.

Лоренцо насторожился. Это что же, намек на какое-то поручение? Что касалось расставания самой донны Олимпии с мирскими благами, тот тут еще можно поспорить. Весь город знал, что она на случай положительного решения конклава в пользу кардинала Памфили оставила во дворце лишь ни на что не годную рухлядь, а все ценное загодя вывезла в другое место. Кое-кто даже утверждал, что она пообещала щедро одарить самих кардиналов, в качестве награды предложив себя. Сам Лоренцо вряд ли устоял бы перед подобным искусом, хотя лучшие годы донны Олимпии давно принадлежали истории.

— Как бы то ни было, княгиня, потери ужасны. Вероятно, статуя его святейшества могла бы в какой то мере восполнить их? Для меня это была бы великая честь, и, если подобное намерение имеется или возникнет в будущем, я с радостью предпочел бы воплотить в жизнь его, чем последовать приглашению в Париж.