Суть вещи - Алёна Алексина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она лезет в небольшой шкафчик за дверью. Там бабушка обычно хранит картошку и яблоки. В том углу кухни гораздо темнее, а в шкафчике совсем черно, и Лиза шарит в контейнере вслепую, пытаясь нащупать яблоко, но пальцы вдруг смыкаются на чем-то более гладком и прохладном, чем яблоко. На чем-то неживом.
На чем-то, чего не должно – не может быть! – там, где Лизина бабушка хранит яблоки.
Лиза вскрикивает, забыв об осторожности.
Лиза осторожно выуживает свою находку – и смотрит на собственную руку, как на чужую.
Лиза не верит глазам.
Лиза идет к окну, отдергивает тюль, чтобы впустить в кухню больше фонарного света.
Теперь-то ей точно не показалось, тут и думать не о чем, потому что эту вещь Лиза не спутает ни с чем. Она такая одна. Лиза привычно нащупывает на маленьком постаменте почти незаметный глазу дефект – отбитый край.
Она хотела бы отбросить балеринку, но осколки снеговика на секунду с пронзительной яркостью вспыхивают в голове, и она аккуратно ставит балеринку на подоконник, а сама делает шаг и еще один шаг от нее, потому что внезапно видит, как Владимир Сергеевич крушит все в квартире, бьет попавшуюся под руку Ясю, отшвыривает Катюшу.
Но этого же не может быть, просто не может.
Митя прав.
Это какая-то галлюцинация.
Вещи либо врут, либо открыто и явно издеваются над Лизой.
Она слышит, как открывается дверь.
Лизе уже все равно, найдет ли ее бабушка. Даже хочется, чтобы заметила, чтобы дала лекарство. Лиза не хочет в больницу.
Но надо спросить, видит ли бабушка балеринку? Узнаёт ли она ее? Видела ли она ее раньше?
Сделать это Лиза не успевает.
Только бабушка закрывает последний замок, как в дверь звонят. Бабушка включает свет в прихожей, смотрит в глазок, спрашивает, кто там. Кто-то глухо отвечает, Лиза не понимает, что именно. И тогда бабушка зовет ее:
– Лиза, ты дома? Вижу куртку твою. Тут что-то странное. Поди сюда.
Лиза хватает балеринку и, сжав ее в кулаке, идет на голос, как загипнотизированная.
Бабушка чуть подталкивает ее, и Лиза понимает, что нужно поднести лицо к глазку.
За дверью стоят двое мужчин в форме.
– Откройте, полиция, – зловонно-фиалковым тоном говорит один из них – тот, что повыше, – на шаг отступив от двери. Лизе видно, как он барабанит пальцами по кобуре.
Лиза не знает, что делать, а потому она идет в комнату и плотно закрывает за собой дверь. Пусть бабушка сама разбирается.
Машинально подойдя к шкафу, все еще сжимая в руке балеринку, она достает из тайничка деньги, затем, опомнившись, кладет ее на стопку вещей и освободившейся рукой сгребает какую-то одежду.
Пока бабушка занята, нужно собраться.
Звонок трещит уже не переставая, бабушка возится с замками, бормоча: “Сейчас, сейчас, сейчас”.
Лиза сует вещи в рюкзак, прямо поверх простыни и притаившейся под ней резиновой ленты. В гнездо из одежды аккуратно вкладывает балеринку – главное, чтобы ножка не переломилась. Туда же отправляет телефон. Обычно Лиза носит его в рукаве куртки, но кто знает, удастся ли взять ее с собой. Едва успевает затянуть хомут рюкзака и защелкнуть застежку.
Бабушка наконец разобралась с замками. Лиза прислушивается к голосам.
– …сейчас осмотрим помещение. Введите понятых.
– Что это значит – “осмотрим помещение”? На каких основаниях? Живу с больной внучкой, вдвоем. Какие к нам могут быть претензии?
– Ваша внучка обокрала уважаемых людей, бабушка. Ценную вещь похитила, старинную, очень дорогую. Вот, тут подпишите, – раздается металлический щелчок.
– Как это – обокрала… – Бабушкин голос гаснет, как спичка на сыром ветру.
– Очень просто. Где она сейчас? С ней можно побеседовать?
Лиза всем телом ощущает потребность убежать. Жаль, вода так и осталась на кухне.
Она хватает рюкзак и одним движением закатывается под кровать – будто тренировалась.
Дверь в комнату распахивается.
– Тут никого.
– Она дома, только что тут была.
Бабушка, бабушка, защити Лизу, они нам не друзья!
– В кухне посмотри, а я во вторую комнату!
Лиза в ловушке. Вот-вот ее найдут – и снова допросы, а возможно, и тюрьма. Это даже хуже больницы.
И вдруг она проваливается в тот, первый раз. Сидя в коридоре, в ожидании скорой, она слушала, как Матвей Борисович кричит в своем кабинете: “Как вообще вам в голову пришло ее задержать? Мало ли что кто кому сказал, своя-то голова на что?! Не посмотрели, что девка в кровище вся, под глазами синё, нос сломан! Скрутили, браслеты на изрезанные руки умудрились нацепить, орлы сраные! Чего вы опасались-то? Чего, я вас спрашиваю? Что и вас бы побила? Вы хоть понимаете, что если б я не вмешался, так и посадили бы ее!”
А дальше возникли проблемы. Оказалось, что у Сергея связи где-то в полицейском руководстве, так что Матвея Борисовича едва не уволили, когда он отказался переписывать протоколы допросов и собирать свидетельства против Лизы. Ее бесконечно водили по коридорам, вызывали, спрашивали одно и то же – по кругу… Но Матвей Борисович продолжал настаивать, что она невиновна, и потихоньку убедил в этом Лизу.
Потом уже он объяснял ей: с самого начала было очевидно, кто на самом деле стал жертвой нападения и почему случился разгром в квартире. Пока объяснял, снова злился. Прямо лицом багровел всякий раз, как вспоминал об этом. Только об одном рассказывал с удовольствием – как задерживал Сергея: “Я ему еще сказал: «Не стоит беспокоиться, Сергей Григорьевич, что жене скажете. Мы сейчас выедем на осмотр помещения, а супруге вашей всё наши сотрудники объяснят, когда она вам передачку принесет». И наручники потуже затянул!”
Лиза не понимала, что тут приятного, но слушала внимательно, подмечая, каким ярким становился его тон.
Слава богу, соседи попались вменяемые – на суде заявили, что с легкостью отличили вопли разъяренного Сергея от криков девушки, которую бросают на осколки или швыряют об стену. Сергей и до истории с Лизой постоянно скандалил, и соседям до такой степени осточертели вопли и детский рев, что они давали показания с явным облегчением. А вот жена Сергея в суд не пришла. Как и предполагала Лиза, жена моментально подала на развод. Может, Сергей и ее об стенку швырнул пару раз? Как
