Суть вещи - Алёна Алексина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиза проходит еще пару шагов и останавливается перед развилкой: направо, чуть поодаль, остается только один коттедж, по виду тоже совершенно мертвый. По левую сторону – еще несколько. Дальше тьма.
Веки смыкаются против воли. Холод накрывает с головой, но затем Лизе становится нестерпимо жарко, хочется раздеться догола и уже нет никаких сил сопротивляться. Вдруг сквозь смерзающиеся ресницы Лиза замечает, что в окнах одного из дальних домов через равные промежутки зажигается и гаснет свет. Мертвые волны застывшего моря вокруг нее внезапно успокаиваются, расступаются. Она бредет по обнажившемуся дну прямо на маяк.
Толкнув дверь – не заперто, – Лиза входит в темную прихожую. Свет вспыхивать перестал, теперь только по вдыхаемому ею теплу она ощущает, что дом этот обитаем.
Медленно-медленно, стараясь не допускать ни звука, Лиза закрывает за собой дверь и остается в абсолютной темноте. Еще помня, где выход, она нащупывает все запоры и засовы и последовательно проворачивает каждый до упора. На секунду прижимается лбом к двери, а затем, с усилием отрываясь от держащей ее вертикали, не снимая ботинок, идет в противоположном направлении и, толкнув еще одну дверь, выходит в просторный зал. Там тоже темно, только светятся неровные щели вокруг двери напротив. Постояв, Лиза собирается с силами и решается переплыть зал по прямой. Но вовремя останавливается и крадется вдоль стены, стараясь к ней не прикасаться.
– Илья, это Лиза. Лиза пришла, – шепчет она в замочную скважину – и тут же пятится от внезапно возникшего и усиливающегося звука, который поднимается из-за двери. Он не похож на человеческий голос, не похож на вой. Скорее это какая-то мощная и жуткая волна, все увеличивающая амплитуду. Если не запереться от нее, она вберет в себя и Лизу. Лиза мечется по темному залу, вдавив уши в череп, и наконец находит какую-то еще дверь, ныряет за нее и приваливается изнутри, будто крик Ильи – что-то живое и важно не дать ему ворваться в комнату.
Постепенно шторм стихает, и в доме становится тихо. Лиза понимает, что вокруг нее кухня и что можно выбираться. Скорее всего, теперь получится поговорить.
Они давно знают друг друга – Костя, Макс, Илья, Саша и Лиза. А бабушке об их дружбе Лиза не стала сообщать и теперь даже рада, что догадалась приберечь эту информацию.
Конечно, она молчала не потому, что готовилась отступать, нет. Просто она слишком хорошо помнит, что сказала бабушка, когда услышала о Саше: “Зачем дружишь с такими же? Нужно развиваться! Тренировать общение с нормальными! Вот Матвей Борисович – нормальный. А эта… Да и откуда у тебя столько времени, чтобы тратить его на кого попало?”
Лиза давно привыкла, что бабушка распоряжается ее временем как собственным, но “такие же”, противопоставленное “нормальным”, хлестнуло неожиданно больно. Она привыкла слышать о своей ненормальности от чужих, но бабушка… Бабушка была своя. Так внезапно было узнать, что она все это время считала ее кем попало, тяготилась ею. Лиза помнила это ощущение – будто по щекам отхлестали. Повторения ей не хотелось.
Если уж совсем честно, не так-то и много времени тратила Лиза на общение с кем попало. Перезнакомились они давным-давно, на сайте крайне странной сетевой игры: по черному экрану бежал яркий разноцветный текст, который заключал в себе жизнь целого огромного мира – разнообразные локации с притаившимися тут и там грозными чудовищами и мотающихся туда-сюда по этому миру игроков, с ног до головы обвешанных оружием, целиком составленным, как и все прочее, из буковок и цифр. Быстро признали друг друга, мгновенно сплотились в совершенно непобедимый клан. Интерес к игре почти сразу сошел на нет, а вот отношения сохранились, но общались они в основном в Сети – на одном из форумов даркнета, в закрытом чате, а вживую встречались только четыре раза, там, где можно было отойти друг от друга на приемлемое расстояние и при этом избежать нежелательного скопления людей. Илья на эти встречи не пришел ни разу.
Лиза снова слышит бабушкин голос: “Нечего с кем попало! Надо с нормальными!”
“Где же они, все твои нормальные, когда Лизе некуда пойти ночью?” – спрашивает она. Бабушка насупленно молчит. Она уже рассказала полиции, где Лиза может скрываться. Но полиция не найдет Лизу. Лиза всех обхитрила.
Удача, что компаньон Ильи взял выходной и Илья остался один. Такое случается только дважды в месяц. Двойная удача, что Лиза узнала об этом еще вчера.
Лиза очень хочет спать. Но прежде чем лечь, нужно поговорить с Ильей.
Она потихоньку выходит из кухни и, не зажигая света, смело – ужасно устала бояться – идет через зал к светящимся в темноте контурам двери. Перед тем как войти, снимает ботинки, пристраивает их под батарею, рядом кладет куртку – к утру высохнут. Секунду думает – и стягивает с ледяных ног мокрые от растаявшего снега, прилипшие к коже носки, аккуратно расправляет их на батарее. Деревянный пол теплее, чем ее ступни.
Теперь, когда с нее не течет вода, придется вступить в контакт. Лиза скребется в дверь.
– Можно, – раздается механический, цвета нержавеющей стали голос Ильи.
Очень медленно Лиза нажимает на ручку и входит.
Илья сидит на неширокой кровати – опираясь спиной на стенку, расставив прямые ноги. Совсем как кукла.
Она видит его впервые, хотя дружат они уже десять лет, одиннадцать месяцев и шестнадцать дней.
Он уставился куда-то мимо нее, и это позволяет Лизе рассмотреть его, не рискуя встретиться взглядом. Темно-синий флисовый костюм, темно-русые длинные волосы, забранные в тугой хвост, – он упоминал, что терпеть не может стричься. Очень белое и очень длинное лицо. Спокойные, неопасные цвета. Лиза застывает у двери, готовая сорваться с места, если он снова начнет кричать.
– Дверь, – наконец с усилием произносит он. Когда долго кричишь, первые нормальные слова даются потом с усилием – будто лед на речке пробиваешь или выпутываешься из плотного полиэтилена. Впрочем, после долгого молчания такое же чувство. Лизе оно знакомо.
– Заперла, – отзывается Лиза.
– Эту тоже.
Лиза закрывает дверь и дважды проворачивает ключ в замке.
– Теперь говори, – произносит Илья.
И Лиза, постепенно сползая по стене на пол, говорит: о массажном столе и волосках, затянутых в механизм, о Мите и маме Никодимова, о том, как вещи начали лгать и путать ее, а под конец еще
