За гранью - Питер Робинсон

Репортажа Лорейн Темпл в утренней газете не оказалось, отчего Мэгги даже почувствовала некоторое разочарование. Она понимала, что журналисту нужно время, чтобы проверить факты, обработать материал. А они разговаривали только вчера, Лорейн, должно быть, готовит большую статью, чтобы привлечь внимание читателей к положению женщин, страдающих от насилия в семье, — такая тема подходит для воскресного выпуска.

Склонившись над мольбертом, Мэгги продолжила работу над наброском Рапунцель. Она включила настольную лампу: утреннее небо было сплошь затянуто дождевыми облаками.

Не прошло и двух минут, как зазвонил телефон. Мэгги, отложив карандаш, сняла трубку.

— Мэгги?

Она сразу узнала этот мягкий, чуть с хрипотцой голос.

— Люси? Ну как вы?

— Я чувствую себя намного лучше, правда.

Мэгги поначалу смутилась, даже немного растерялась: не знала, что сказать. Хотя она послала цветы и защищала Люси перед Лорейн Темпл, она отдавала себе отчет, что они практически не знают друг друга и, если бы не случайность, никогда бы не сблизились.

— Я очень рада вас слышать, — после паузы сказала Мэгги, — и искренне довольна, что вам получше.

— Я просто хотела поблагодарить вас за цветы, — продолжала Люси. — Они прелестны. С ними моя палата меньше напоминает больницу. Вы здорово придумали.

— Это единственное, что я могла сделать.

— Вы единственный человек, проявивший обо мне заботу. Все остальные от меня быстренько открестились.

— Ну что вы, Люси. Я уверена, вы ошибаетесь.

— К сожалению, это так. Даже мои друзья-сослуживцы.

Следующий вопрос Мэгги заставила себя задать с трудом и только из вежливости:

— А как Терри?

— Они мне ничего не говорят, но я думаю, он в критическом состоянии. Наверное, он умрет. Я думаю, полиция собирается предъявить мне обвинения.

— Почему вы так думаете?

— Не знаю.

— Они уже говорили с вами?

— Дважды. Только что у меня были старший инспектор и психолог. Она замучила меня вопросами.

— И о чем же?

— О том, как относился ко мне Терри, о нашей сексуальной жизни. Я чувствовала себя полной дурой. Мэгги, мне здесь страшно и одиноко.

— Вы знаете, Люси, возможно, я смогу оказать вам некоторую помощь…

— Спасибо вам.

— У вас есть адвокат?

— Нет. Даже среди знакомых.

— Значит, так, если полиция еще раз посетит вас, не произносите ни слова. Я знаю, на что они способны, вывернут ваши слова наизнанку, перетолкуют, обернут против вас. Одна из подруг Руфи и Чарльза, Джулия Форд, — адвокат. Я как-то встречалась с ней, она мне понравилась. Джулия подскажет вам, что делать.

— Но, Мэгги, у меня нет денег на адвоката.

— Не волнуйтесь. Этот вопрос мы как-нибудь с ней уладим. Вы не будете против, если я позвоню ей от вашего имени?

— Ну конечно нет, если вы считаете, что так будет лучше.

— Тогда решено. Я прямо сейчас звоню ей, договариваюсь о встрече и держу вас в курсе, договорились?

— Договорились.

— Вы уверены, что вам больше нечего попросить у меня?

С другого конца линии до Мэгги донесся сдавленный смешок.

— Только если помолиться за меня. Я в растерянности, не знаю, чего добивается от меня полиция. Зато теперь я знаю, по крайней мере, что есть человек, который меня поддерживает.

— Можете рассчитывать на меня, Люси.

— Спасибо вам. Я устала и должна вернуться в палату. — С этими словами Люси положила трубку.

Покинув прозекторскую, где доктор Макензи проводил вскрытие, а вернее, копался в груде костей и разложившейся плоти, которые еще недавно были молодой, полной жизни девушкой с надеждами, мечтами, секретами, Бэнкс чувствовал себя так, словно стал на двадцать лет старше, ничуть при этом не поумнев. Первым на прозекторский стол положили самый свежий труп, поскольку доктор Макензи считал, что именно он может дать им больше информации, — это показалось Бэнксу не лишенным смысла. Но даже и у этого тела, которое, по оценкам доктора Макензи, пребывало в течение трех недель частично погребенным под тонким слоем земли в подвале Пэйна, кожа, волосы и ногти практически отделились от тела или отделялись при малейшем прикосновении. Насекомые здорово поработали над трупом, о чем свидетельствовало отсутствие во многих местах мышечной массы. Там, где кожа еще оставалась, она покрылась сетью глубоких трещин, обнажив остатки мышц и тонкую жировую прослойку, поскольку это был труп Мелиссы Хоррокс, которая весила меньше семи стоунов.[18] Это ее футболка была разрисована символами, отпугивающими злых духов.

Бэнкс ушел, не дождавшись, когда доктор Макензи закончит работу, и не потому, что зрелище было слишком печальным, а скорее потому, что ему предстояло присутствовать еще не на одном вскрытии, к тому же у него были и другие неотложные дела. Доктор Макензи предупредил, что отчет он сможет оформить не раньше чем через день, а то и через два, поскольку другие трупы были в еще более плачевном состоянии. На процедурах вскрытия обязательно должен присутствовать кто-нибудь из оперативно-розыскной команды Бэнкса, и он решил, что охотно перепоручит это дело.

После звуков и запахов на вскрытии оказаться в более чем скромном, безвкусно обставленном кабинете директора государственной средней школы в Силверхилле было для Бэнкса подлинным облегчением. В этом тихом, безликом помещении ничто не указывало на его принадлежность к сфере образования, оно походило на все офисы сразу, здесь не было слышно ни одного звука и не ощущалось никакого запаха, кроме слабого лимонного запаха средства для полировки мебели. Директору Джону Найту было на вид чуть за сорок, он был лыс, сутул, и ворот его пиджака был усыпан перхотью.

Выслушав несколько малозначащих подробностей из послужного списка Пэйна, Бэнкс спросил Найта, возникали ли у Терри Пэйна какие-либо проблемы.

— Теперь, после вашего рассказа, я вспомнил, что несколько жалоб имелось, — нехотя произнес Найт.

Бэнкс удивленно поднял брови:

— От учеников?

Лицо Найта побагровело.

— Да что вы, бог с вами, конечно нет. Ничего похожего. Вы знаете, что сейчас бывает, даже при малейшем намеке на что-то подобное?

— Нет, — признался Бэнкс. — Когда я учился в школе, учителя лупили нас всем, что попадало под руку. Некоторым из них это даже нравилось.

— Ну знаете, это время, слава Господу, прошло.

— Господу или закону?

— Так вы неверующий?

— Быть верующим при моей работе затруднительно.

— Да, вас можно понять. — Найт перевел взгляд на окно. — Мне, знаете ли, тоже иногда нелегко. В этом и заключается одна из величайших проблем веры, или вы так не думаете?

— Лучше скажите, какие проблемы были у вас с Теренсом Пэйном?

Найт мысленно перенес себя из того далека, в котором он пребывал, и вздохнул:

— Ох, да сущая мелочь. Ничего важного, всегда одно и то же…

— Например?

— Опаздывал, отсутствовал в школе без уважительной причины. Учителям и так предоставляют довольно продолжительные каникулы, инспектор, но они обязаны присутствовать в школе во время учебы, если, конечно, серьезно не заболеют.

— Понятно. Что-нибудь еще?

— Да все сводится к одному — общему пренебрежению обязанностями. Не вовремя проводил экзамены. Не было надлежащего руководства самостоятельными работами учащихся. Терри был немного вспыльчив и мог начать перепалку, если ему делали замечание по какому-либо поводу.

— И давно это с ним?

— По словам завуча, с начала нового учебного года.

— А до этого?

— Вообще никаких проблем. Теренс Пэйн был хороший учитель, знал свой предмет, и ученики относились к нему с уважением. Никто из нас не может поверить в то, что случилось. Мы буквально ошеломлены.

— Вы знакомы с его женой?

— Нет, я ее не знаю. Только однажды видел на рождественской вечеринке, которую устраивали педагоги. Очаровательная женщина. Немножко, правда, необщительная, но все равно очень обаятельная.

— У вас в школе есть преподаватель по имени Джеф?

— Да. Джефри Бригхаус. Учитель химии. Он, похоже, был хорошим приятелем Пэйна. Они частенько вместе ходили пропустить по кружечке.

— Что вы можете о нем сказать?

— Джеф работает у нас уже шесть лет. Нормальный человек. С ним все в порядке.

— Я могу с ним поговорить?

— Разумеется. — Найт посмотрел на часы. — Он, должно быть, сейчас в кабинете химии, готовится к следующему уроку. Пойдемте.

Они вышли из кабинета. День становился все более сумрачным, облака сгустились, казалось, вот-вот хлынет дождь. Но это уже стало привычным. С начала апреля дожди шли практически ежедневно, кроме нескольких последних дней. Средняя школа в Силверхилле еще располагалась в типовом здании из красного кирпича в готическом стиле — несколько таких домов были построены еще в предвоенные годы. Почти из всех школы были выселены, стены очищены пескоструйными аппаратами, а сами здания подверглись перестройке и превратились либо в бизнес-центры, либо в жилые дома с шикарными апартаментами.