Степная дорога - Дарья Иволгина

Переложив всю ответственность за содеянное на виллинов, Салих неожиданно почувствовал себя лучше.

Но главный вопрос оставался: что же делать с Одиерной?

Продать ее в рабство (предварительно ограбив, ибо драгоценности из ее приданого были уже отчасти проданы и превращены в этот самый безрадостный дом)? Все в душе Салиха возмущалось против этой мысли.

Выдать ее замуж? Да, конечно, можно было бы найти "вполне приличного человека", который с радостью взял бы в жены такую красавицу. Но, если задуматься хорошенько, то что это, как не та же продажа в рабство – только под другим названием?

Одиерна должна встретить кого-то, кого по-настоящему полюбит. Без этого она никогда не будет счастлива.

А как она, спрашивается, может кого-то встретить, когда целыми днями прячется в доме? Не за руку же ее водить, всем напоказ? Вот, мол, глядите – это прекрасная Одиерна, которая должна встретить свою любовь.

В этом месте ровное течение мыслей Салиха вдруг завертелось, словно в водовороте, и неудержимо пошло ко дну. Ничегошеньки он придумать не мог.

Раз в пять-шесть дней Салих наведывался на базар. Покупал щедро: и мяса, и овощей, и фруктов. Нагружал большие корзины, однако от услуг носильщиков, которые терлись у торговых рядов с утра до вечера в поисках заработка, неизменно отказывался.

Салиха уже знали. Стоило ему появиться, как торговцы начинали зазывно улыбаться. В отличие от носильщиков – те хмурились и отворачивались.

А Салих словно заново учился жить среди людей. Жить свободной жизнью человека, который сам себе хозяин. Решил с утра сходить на базар – и сходил. Захотелось весь день проваляться в прохладе и тени, у фонтана (пусть даже и засоренного! дойдут когда-нибудь руки и до фонтана, будет он вычищен и снова запоет прозрачная струя) – и пожалуйста, валяйся себе на здоровье с чашкой воды, подслащенной медом, или с гроздью винограда. Бывали дни, когда Салиху и в самом деле не по себе становилось от безмерности своей свободы.

Не дом, а какой-то приют для убогих и страждущих духом, думалось ему в такие минуты.

На этот раз на базаре Салиху не пришлось долго бродить по рядам. Крик "держи вора!" раздался совсем близко. Подобные вопли оглашали базар ежедневно, бывало – по нескольку раз за день. Иногда вора даже ловили и с торжеством уводили на суд светозарного шада. Впрочем, надо полагать, до шада даже не доходило: дело было, как правило, слишком очевидным, а наказание за такие преступления определены давно, раз и навсегда.

Что, впрочем, никого не останавливало. Кражи повторялись изо дня в день с завидной регулярностью.

Однако, надо заметить, что и ловили воров далеко не всегда. Как правило, ловкачу удавалось скрыться.

Но то были опытные карманники, частью знакомые Салиху по вечерним посиделкам в грязной маленькой чайной. На этот раз вору, похоже, скрыться бы не удалось. Судя по тому, как неловко метнулся он в сторону, а потом начал петлять, точно заяц, между торговых рядов, был он человеком в своем деле неопытным. И сообщников у него на площади, похоже, тоже не было. В этом также заключалась большая ошибка. В противном случае можно было бы незаметно передать украденное "случайному прохожему", после чего с торжеством объявить себя жертвой злого оговора. И точно: обыск ничего не даст. Нет при человеке украденного. Нет – и все тут! Торговцу еще и извиняться придется за то, что оболгал честного обывателя.

Неловкий воришка бросился бежать и вдруг споткнулся. Выпрямляясь, он столкнулся с Салихом лицом к лицу. Салих увидел звериный ужас в его широко раскрытых глазах и, сам не зная зачем, быстро сказал:

– Брось кошель!

Парень глотнул ртом воздух, взмахнул руками и, забирая вбок, побежал дальше. Салих подхватил свою корзину, из которой уже высовывался огромный пучок лука, и так повернулся, что преследователи незадачливого воришки наскочили на нее.

– Куда лезешь?! – заорал Салих. – Не видишь, человек идет!

– Держи вора! – вопили вокруг.

– Кто вор? – еще громче закричал Салих. – Это вы мне? Негодяи, ублюдки, навозные кучи!

– Вора!.. – надрывались преследователи и громче всех – раскрасневшийся мужчина лет сорока в богатой одежде. Судя по всему, он-то и был обокраден.

– А, вора! – обрадовался Салих. И возглавил погоню, размахивая своей корзиной, которая заслоняла обзор и мешала блюстителям порядка смотреть, в какую сторону побежал парнишка.

Салих сам не знал, зачем он это делает. Из обычной жалости? Конечно, печально, если такому молоденькому пареньку действительно отрубят руки – по самые локти. Да и не похож он на заматерелого преступника. Хотя – и тут Салих вздохнул – встречались ему безжалостные убийцы и изощреннейшие жулики, имевшие ясные глаза и чистые лики ангелов.

Тем не менее погоня, сбитая с толку, спустя недолгое время иссякла сама собой. Ухмыляясь, Салих вернулся на базар и купил еще кусок мяса, коробочку острых сушеных приправ и большую желтую, как воск, дыню.

Затем, в странно хорошем настроении – чего с ним не случалось уже давно – свернул в боковую улицу и направился в сторону своего дома.

Паренек поджидал его за углом. Салих сделал вид, что не замечает его, и прошел мимо. Не хватало еще заниматься воспитательной работой. Довольно и этой дурацкой благотворительности, ради которой ему, Салиху, почтенному домовладельцу, пришлось носиться по рынку, размахивать корзиной и орать разные глупости в толпе возбужденных оболтусов.

Однако паренек не отставал. Наконец он взмолился:

– Господин!

Салих остановился. Огляделся по сторонам. Улица была пустынна. Они ушли довольно далеко от многолюдного базара, и теперь разве что редкий прохожий мог увидеть двух беседующих посреди улицы людей.

– Что тебе нужно от меня, вор?

– Я не вор…

– Оно и заметно! – фыркнул Салих. – В таком случае, ступай себе с миром, а меня оставь в покое.

– Но я должен поблагодарить тебя, господин…

– Хорошо, благодари. Только поскорее. Сам видишь, корзина у меня тяжелая…

– Я мог бы услужить тебе.

Салих недоверчиво осмотрел своего назойливого спутника с головы до ног. Неужели венуты все-таки выследили его? Слишком уж быстро! Впрочем, надо отдать должное и самому Салиху: он не слишком усердствовал, заметая следы и скрываясь от возможных мстителей за совершенное в горах "святотатство".

Но паренек, во всяком случае, не был похож на степняка. И губы у него дрожат по-настоящему. Вишь, перепугался!.. И поделом. Боишься – не воруй.

– Я не нуждаюсь ни в чьих услугах, вор, – сказал Салих холодно. – Для чего ты поджидал меня? Думал наняться ко мне на работу? Ведь не ради же благодарности ты потратил столько времени, да еще подвергаясь опасности быть узнанным тем толстосумом, которого ты так нелепо пытался обокрасть!