Незваный гость. Поединок - Виктор Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему вы разошлись с мужем?
— Я верующая, а он нет.
— Вы сектантка?
— Сектантка, — без колебаний ответила Бржесская. Мне показалось, что она готова говорить все, что знает. И я задал вопрос прямо:
— Вы были в Березовой балке, когда...
— Была, — перебила меня свидетельница.
— Что вы там видели?
— Все видела.
— Расскажите, кто привязывал Симу Воронову к кресту.
— Никто не привязывал. Ее святой дух поддерживал.
— А кто костер разжигал?
— Огонь с небес снизошел.
Я взглянул на Бржесскую. Мой взгляд встретился с ее глазами, кроткими до беспомощности. Я думал, что она смеется надо мною, но Бржесская была серьезна.
— Что вы делали в это время?
— Молилась.
— На иноязыках?
— Да.
— Каких?
— На всяких.
— Вы разве знаете языки?
— Когда молюсь, они открываются мне.
— С кем же разговариваете на молении?
— С богом.
— Вы его слышите?
— Слышу, а бывает — вижу.
— Каким же?
— В разных видах. Последний раз телком представился.
— Как же-вы с теленком на иностранных языках разговариваете? — возмущаясь уже, спросил я.
— Голос-то у него человечий...
Я положил ручку, вытер выступивший на лице пот.
— А в Березовой балке он в образе серой пичужки представился, — добавила Бржесская. — Сел на ветку возле креста, глядит...
— Вы давно верите в бога? — спросил я свидетельницу.
Мой вопрос был совершенно лишним для дела, но я не мог удержаться, впервые беседуя с так фанатично настроенным человеком.
— С детства. Отец меня водил в церковь.
— Значит, вначале вы были православной христианкой?
— Была. А потом к баптистам ходила.
— Где это происходило, в Белогорске?
— Нет, на Украине.
— Когда вы в Белогорск приехали?
— Во время войны эвакуировалась.
— И здесь к пятидесятникам попали?
— До этого еще к скопцам ходила, там же, на Украине. Готовилась воспринять царскую печать, да нашего проповедника заарестовали.
— За что?
— За веру.
— А может быть, за преступления? За эти вот царские печати. Ведь оскопление человека — это преступление.
— Святое дело, — не согласилась со мной Бржесская.
— Хорошо. Кто еще присутствовал в Березовой балке?
— Другие сами скажут. Пусть каждый отвечает за себя.
Знакомые слова, черт бы их побрал!
— Назовите ваших детей.
— Надька, Люська... и Василек.
— Они бывают на молениях?
— Бывают.
— Сами приходят или вы их приводите?
— Привожу.
— Зачем?
— Молиться.
— Они тоже на иноязыках говорят?
— Надька, умница, говорит.
— Сколько лет Наде?
— Двенадцать.
— Шомрин доволен, что они ходят?
— Привечает их. Когда конфетку, когда пряник даст.
— А как относится отец к тому, что дети молятся?
— Будто в суд на меня подал.
— Правильно сделал, — говорю я.
— Не суд земной, а суд божий нас рассудит, — замечает Бржесская.
— Вы Иосифа Шомрина знаете? — продолжаю допрос.
— Знаю. Сборщик утиля.
— Он же пресвитер в секте?
Бржесская опускает глаза.
— У нас все равны.
— Но Шомрин пресвитер. Так?
— Спросите у него. Пусть каждый отвечает за себя.
Я никогда так не уставал. Мне казалось, что я допрашиваю неделю, а не полдня.
Бржесская поставила под своими показаниями крест и ушла, прямая, плоская, на тонких, как ходули, ногах.
Другие свидетели были вызваны на вторую половину дня. Я поспешно собрал бумаги, закрыл в сейф и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и успокоиться. Вот когда я почувствовал, что такое фанатизм сектантов.
Нужно менять тактику
После допроса Вороновой и Бржесской я был в отчаянии. Мне уже казалось, что я не справлюсь с делом, что нужно, пока не поздно, позвонить Леонову и сказать об этом.
Вечером, услышав о моих сомнениях, эксперт-криминалист Хадин, приехавший в Белогорск следом за мною, сказал:
— Не отчаивайтесь, Николай Алексеевич. Неудачи на первых порах расследования — обычное дело. Подумайте-ка о том, как поскорее пустить в ход вещественные доказательства. Вот мой совет: нужно провести у Шомрина тщательный обыск. И дело пойдет.
Признаться, я уже думал об этом, но мне хотелось побольше получить улик против Шомрина. Чтобы не сделать ошибку, я решил посоветоваться с районным прокурором Снежковым, с которым познакомился у начальника милиции. Снежков выслушал меня внимательно, пробежал глазами протоколы допроса свидетелей.
— Шомрин будет довлеть над свидетелями сектантами. Это ясно, — сказал он, прищуриваясь. — У вас достаточно оснований для избрания меры пресечения. Статья 227-я налицо. Шомрин — пресвитер изуверской секты. Допросите его.
Я принял этот совет и попросил прокурора присутствовать на допросе Шомрина. И вот Шомрин сидит перед нами, положив тяжелые руки на колени, глядит уверенно, спокойно, только подергивает пальцами серую бороду.
— Ваш паспорт? — прошу я.
Шомрин поднимает голову, моргает и, не торопясь, достает из бокового кармана паспорт, помятый, с загнутыми краями.
— Ваша фамилия?
Шомрин хмурится.
— Там же написано! — говорит он, повышая голос.
— Вам нужно отвечать на вопросы следователя, — предупреждает его прокурор. — Ваша фамилия?
Шомрин обдумывает каждое слово, словно вспоминает.
— Вы не изменяли фамилию? — спросил прокурор.
— Нет...
Мне показалось, что Шомрин вздрогнул. Он закатил глаза и помолился:
— Господи, укрепи мои силы и веру в тебя.
Пришлось разъяснить Шомрину, что кабинет следователя — неподходящее место для моления.
— Вы верующий? — спросил прокурор.
— Христианин веры евангельской.
— Пятидесятник?
— Называют и так.
— Какое положение вы занимаете в секте? — продолжал наступать прокурор. — Вы пресвитер?
Помолчав, Шомрин сказал:
— Мы все равны перед богом.
— А много вас?
— Не считал.
— Ну, пять, десять, сто?
— Не числом мы сильны, а крепостью веры, — увернулся Шомрин от ответа.
— Однако вербуете в свою секту и старых и малых, — сказал прокурор. — Кто же является в секте пресвитером: вы или кто другой?
— Я равный со всеми...
Пришлось достать из портфеля и показать Шомрину его заявление уполномоченному по культам с просьбой зарегистрировать сектантскую общину. Там стояла подпись: пресвитер Шомрин.
— Это ваша подпись? — спросил прокурор.
— Нет, не моя, — не глядя, ответил Шомрин.
— Вы отказываетесь от своей подписи? — Наглый тон Шомрина меня возмутил. — В таком случае мы сделаем экспертизу. Почему вы отрицаете тот факт, что являетесь пресвитером?
— Среди братьев и сестер я равный...
— Шомрин, — остановил его прокурор, — если вы на какой-либо вопрос не желаете отвечать, то можете сказать об этом, и мы не будем терять времени. — Вы пресвитер?
Шомрин молчал.
— Еще раз: вы пресвитер или нет?
— На этот вопрос я не желаю отвечать, — сказал, наконец, Шомрин.
— Вот это другое дело. — Прокурор вздохнул. — Мы так и запишем. Еще вопрос: что вам известно о том случае, когда сектанты намеревались принести в жертву Симу Воронову?
— Ничего не известно, — ответил Шомрин, глядя себе на ноги. — В тот день я находился на работе: ездил по городу и собирал утиль. Можете опросить жителей.
— Хорошо. У вас в доме брат Иван проводил крещение святым духом?
Шомрин протяжно вздохнул.
— Про это статья написана. А я никакого брата Ивана не знаю.
— Пойдем дальше. — Прокурор будто торопился. — Сарру Бржесскую знаете? Ту, которая на моления детей водит?
— Знаю Бржесскую. Водит ли она детей на моления и куда, вы спросите ее... Пусть каждый отвечает за себя.
— Мы уже спросили, — говорю я и зачитываю ему показания Бржесской.
— Человек не в своем уме, разве можно ему верить! — говорит Шомрин.
Я уже глядел на Шомрина, как на своего врага, а вместе с тем я должен был быть беспристрастным и объективным. Человек говорил неправду, увертывался от ответов на прямые вопросы. На что надеялся он? На помощь с небес? Я не думал, что Шомрин верит в бога так фанатично, как, может быть, Сарра Бржесская, неграмотная и забитая женщина. Но как он опутал Симу? Все же она в школе училась, ее не сравнишь с Бржесской. Сима казалась загадкой. Как-то не верилось, что она могла думать о загробной жизни. Какой же страшный у нее должен быть разлад с действительностью! Какая же нужна сила, чтобы вселить в нее новую веру — веру в человека, в жизнь...
Еще одна загадка
Арест человека! Что может быть ответственнее этого? Я вылетел к Леонову, предварительно созвонившись.
— Давайте ваши материалы, — сказал он, когда я вошел к нему в кабинет.
Мы просидели с ним часа два.
— Основание просить санкцию у прокурора на арест и обыск у Шомрина есть, — сказал Леонов, внимательно прочтя все бумаги. — Виновность Шомрина из показаний свидетелей очевидна. Но вы мало сделали для выяснения обстоятельств самого преступления в Березовой балке...