Гномики в табачном дыму - Тамаз Годердзишвили

— Поздравляю.

— Словом, зная твою доброту… не откажешь мне.

— О чем разговор!

— И еще, посиди-ка во дворе, пока я проведу у тебя совещание.

— Хорошо, батоно.

— Спасибо, дорогой.

— Когда вас ждать?

— Ровно через час.

— Хорошо, батоно, — Гиорги повесил трубку и еще раз, изумленный, воскликнул: «Ва!», покачал головой: «Что же это творится — старые друзья объявляются! Подумать только, такой пост занимает человек — и у меня проводит совещание!»

Увидев участников «совещания», Гиорги вконец растерялся. Какое высокое положение у Гургена Мцириа, вы и сами знаете. Второй был Гурам Чечелашвили, руководитель камерного ансамбля имени Нико Сулханишвили, лауреат Государственной премии. Третий — директор объединенного управления промышленными и продовольственными магазинами. Ни имени, ни фамилии его Гиорги не знал, он всем был известен по прозвищу «Шендаука» (в ресторанах и духанах любил кидать зурначам зеленые пятидесятирублевки, крича: «Шен даука!» — «Сыграй-ка»). Четвертого участника Гиорги никогда не видел. Вся компания тепло поздоровалась с радушным хозяином, а шофер служебной машины Гургена, и не подумав спрашивать разрешения у Гиорги, сунул в его холодильник несколько бутылок шампанского.

— Могу идти? — спросил у Гиорги.

— Иди, иди.

Шофер, ни с кем не прощаясь, нырнул в дверь.

— Как думаешь, кто-нибудь заметил нас? — будто бы между прочим шутливо полюбопытствовал Гурген.

— Нет, все на дачах, — заверил его Гиорги.

— Будь другом, прибеги, скажи, если увидишь кого…

— Скоро закончите?

— Часа через четыре… Может, раньше. Через четыре — точно! Ты уж потерпи, будь другом.

— О чем речь! В кои веки обратился, неужто не уважу?

— Я про то, что во дворе прошу побыть, покараулить…

— Брось…

— Потом тебе все объясню.

Тем временем четвертый участник совещания выложил из карманов новенькие колоды карт — около двадцати штук.

— Кто он? — спросил Гиорги Гургена, указывая на четвертого, поскольку все уже было ясно.

— Гучу Твимба. — Гурген рассмеялся. — Мой коллега, только в Сухуми.

— Брось!

— А ты что думал! — и Гурген снова засмеялся, обнажая ряд фарфорово-белых зубов.

— Какие белые зубы! Не куришь? — спросил Гиорги.

— Нет.

— Ну ладно, я пошел во двор… Не волнуйся, никуда не уйду.

Игра закончилась ровно через четыре часа. За это время во двор заходили три милиционера и два подозрительных типа. Это, конечно, было случайностью, которая не могла лишить их покоя. Из подъезда первым вышел Гурген, вторым — лауреат, третьим — Шендаука и последним — Твимба. Лицо у Твимбы было белым, как у покойника, но, пока он шел к воротам, полысевшая голова его несколько раз принимала цвет зрелых помидоров. Участники «совещания» разошлись, словно знать не знали друг друга. Гиорги взбежал к себе и поспешил распахнуть окна — от табачного дыма в квартире было сумеречно, мебель не проглядывалась. Вечерело. Гиорги включил свет. Холодильник оказался раскрытым, но бутылки все были на месте. Видимо, собирались достать шампанское, но тут случилось что-то такое, что им стало не до шампанского. Круглый стол был завален картами, на пианино валялись деньги. Гиорги сосчитал: семьсот рублей… Он выглянул в окно, хотя понимал, что там никого уже нет. Потом заметил на полу у педали бумажку, исписанную шестизначными цифрами. Под ними значилось: «А это тебе, Гиорги! Гурген». Гиорги сунул деньги в карман и пошел к Гургену. Поднялся к нему на пятый этаж, однако дома его не оказалось. Жена сказала, что он на совещании. Гиорги взял у нее номер телефона, оставил свой, попросив передать, чтобы супруг позвонил ему. Всю ночь ждал звонка. Утром позвонил сам.

— А, ты, Гиорги! — узнал его Гурген. — Я сейчас в командировку уезжаю… В Абхазию к Гучу Твимбе. Вернусь — позвоню. Премию, наверно, получил? Молодчина, мой Гиорги. Отлично справился с работой. Жена стоит над головой, торопит, опаздываешь, говорит, а то поговорили бы еще. Ну пока. Позвоню тебе.

Гиорги опустил трубку. Когда он выглянул в окно, Гурген усаживался в свою черную «Волгу».

С Гургеном Гиорги Картлишвили встретился ровно через четыре месяца, и то на улице, когда тот опять садился в свою черную «Волгу».

— Как поживаешь? — спросил Гурген равнодушно, будто ничего и не было.

— Ничего! — в тон ему ответил Гиорги.

— Смотри, кто скончался! — Гурген раскрыл газету на четвертой странице. «Гучу Твимба» — напечатано было над некрологом в траурной рамке. На снимке Гучу Твимба был точно таким, каким вышел тогда из подъезда, — без кровинки в лице.

— Бедняга! — сочувственно качал головой Гурген.

— Отчего он умер?

— От инфаркта. Инфаркт миокарда.

— Бедный… Такой молодой…

— Да, да… Я поехал, Гиорги, спешу, дорогой… — и поспешил. К своей черной «Волге», разумеется.

Шофер издали приветствовал Гиорги, подняв руку, а потом по-военному отдал ему честь, Гиорги тоже выпятил грудь и поднес руку к виску. Оба рассмеялись…

Проговорился Шендаука.

Гиорги повстречал его в ресторане. Шендаука был уже под градусом.

— Не будь мы в ресторане и не будь тут этих женщин, разорвал бы тебя, твою душу… — пригрозил Шендаука, схватив Гиорги за грудки и встряхнув его.

— Ты чего?!

— Ты выдал нас Твимбе? Говори!

— Думай, что говоришь! Я-то при чем?

— А кто же ему донес? Нас ведь четверо было?!

— Почем я знаю.

Шендаука внезапно опомнился…

— Извиняюсь… — Он заложил правую руку за левую, а правую приложил к сердцу. — Очень извиняемся, наше вам извинение…

Потом они отдельно посидели, выпили. Расплатился Шендаука, он же на машине отвез Гиорги домой. По пути рассказал:

— Одним совом (Шендаука почему-то опускал звук «л» в слове «слово»), в ту пору в Тбилиси не достать было игральных карт. У меня же на базе всегда имелись для наших ребят. Пошла такая паласа (это слово Шендаука сказал по-русски), что мы — я, Гурген и Чечелашвили — выиграли по полмиллиона. Не думай, что старыми — новыми полмиллиона, — пояснил Шендаука. — А Твимба, наверное, года три уже не проигрывал в покер. Вот и вообрази, сколько нагреб он денег! Одним совом, узнал он про наши выигрыши и позвонил нам — не хотим ли мы трое повстречаться с ним? Мы назначили ему свидание. Одним совом, междугородная встреча состоялась на твоей территории. А здорово разыграл тебя Гурген, будто у него дома нельзя было устроить «совещание»! В гостинице играть мы побоялись и… А знаешь, какую штуку мы подстроили этому Твимбе! Вечная ему память! Я говорил тебе, что в те дни в городе не было игральных карт, но у меня хранилось на базе десятка два колод. Я накрапал все карты, снова сложил в колоды и отвез в один магазин, дал продавцу полсотни и сказал, чтобы выложил их на прилавок, когда еще раз приеду, — как только стану выходить из машины. Одним совом, мы вчетвером объехали весь город — купить карты. Твимба потешался, издевался: знал бы, говорит, что здесь карт нет, с собой привез, если бы доверили, конечно, вот вам и столица! Мы тоже смеялись — какой сумасшедший станет бороться с противником его же оружием?! Одним совом, ездили-ездили, приехали в тот самый магазин. Как только я вышел из машины, Гурген сказал: если и тут не окажется карт, все — провалилась встреча. Твимба первым вбежал в магазин, почему-то не сомневался, что обыграет нас. Выскочил из магазина, кричит: «Есть!» — «Чего же не купил?» — сказал ему маэстро Чечелашвили. Твимба вернулся в магазин и скупил все колоды; одним словом, сам сунул голову в петлю. Как играет Гурген, знаешь? А с краплеными картами — представляешь? Один Гурген выиграл. Твимба на другой же день повез его с собой, расплатиться. Твимба денег с собой не носил, это все знали. Гурген вылетел утром на «Як-40». Отличный самолет, верно? Как считаешь? Утром полетел, а к ужину мы уже на Красном мосту были, делили чемодан денег. Одним словом, каждому досталось семьсот пятьдесят тысяч. Хорошо прошла операция! А недели две назад кто-то донес Твимбе. Он позвонил Гургену: «Хороши же вы, сволочи!» — и бросил трубку. Потом слег. Сердце подало сигнал. Сказали ему — инфаркт, а он встал через несколько дней. И снова свалился. Одним совом, в газете видел?