Станция Университет - Дмитрий Руденко

— Жалко учебу бросать.

— Чего жалеть, все равно не пригодится.

— А рэкетиров не боишься?— Нет. Я им исправно плачу, причем не так уж много, — ответил мой собеседник. — Зато спокойней стало. Сначала киоски воровать перестали: раньше ночью кран подъезжал и увозил. Теперь о налетах почти забыл: бывало, по два-три раза за ночь отбивались.

По дороге в офис я решил повнимательнее разглядеть киоски. В самом деле, некоторые из них теперь украшали названия. Одна палатка называлась All for you, другая — Shop, третья — Special Shop, удивил киоск Thriller, принадлежавший, видимо, фанату Майкла Джексона, и уж совсем поразила надпись «Wir machen Haare schon»[102], приклеенная, вероятно, знатоком немецкого языка. Продавали в нем, как, впрочем, и во всех других киосках, все подряд — кроссовки, сигареты, одежду, фильмы на кассетах, диковинные женские тампоны Татрах и «оригинальный» молочный продукт «йогурт». Кстати, йогурты почти всегда были просроченные.

Однажды Стефани подошла ко мне и озабоченно спросила:

— А какую воду вы с Севой пьете?

— Не понял?

— Ну… Вы уходите с Севой в туалет и приносите оттуда чашки с водой. Что это за вода?

— А! Ну, конечно. Там, в туалете, мы из-под крана ее набираем! Еще чаще мы ее прямо из крана и пьем.

— Но ведь воду из крана пить нельзя!

— Как нельзя? Мы всю жизнь пьем!

— Нельзя! Только из бутылок! — и она протянула мне бутылку Evian.

— Пожалуйста! Пей только такую воду! И, кстати, надо пить не меньше полутора литров такой воды в день!

Я был потрясен! Вот это да! Иностранщина! Вода из бутылок! Смешно! Мы с Севой снисходительно поглядели на Стефу… И пошли набирать воду в туалете.

— Дим, — обратилась ко мне в другой раз Стефани. — Ко мне в гости на выходные приезжает друг из Германии. Роланд. Возьми нас с собой на «true Russian party»[103] ! Пожалуйста!

Отчего не взять? У Лаврика в пятницу намечалась грандиозная тусовка.

В пятницу вечером мы с Лёничем подобрали иностранцев в «Славянской» и повезли их к Жене. Пришлось долго стоять у двери и ждать, пока хозяин расслышит наш непрерывный звонок. Наконец дверь открылась. Оглядев моих попутчиков неприветливым, колючим взглядом с ног до головы, Женя нелюбезно спросил:

— Кто это?

— Иностранцы с работы. Француженка и немец.

Женя нахмурился, осуждающе посмотрел на меня, расстроенно опустил руки, медленно развернулся и с нотками раздражения в голосе протянул: «Б…! Руденко импортных привел…». Остапишин выскочил в коридор и с любопытством рассматривал Стефани и Роланда, из-за его спины выглядывал Ерванд с рюмкой опередива. Уважительный прием, таким образом, был оказан. Не на это я рассчитывал. С другой стороны, поведение Жени можно было выдать за элемент «true Russian party».

— Небось голодные? Есть будут? — через плечо пробурчал Женя, не желая смотреть в мою сторону.

— Не знаю. А какие варианты?— Вариант один: три сосиски и пюре. Огурец еще есть соленый. Один. На всех. Больше нет ничего.

И хлебосольный Женя, не дожидаясь ответа, понуро побрел на кухню угощать иностранцев. Роланд со Стефани ели с аппетитом. Человек десять смотрели на них с завистью: сами очень хотели есть.

Шерше ля фам

От Жени мы понеслись в новую модную дискотеку «Эрмитаж» в Каретном ряду, хотя кто-то звал в «Igor’s Pop Show» Игоря Селиверстова в Лужники[104]. В «Эрмитаж», рекламировавшийся только в англоязычной газете The Moscow Times, съезжалась исключительно изысканная и интеллигентная публика. Бандитов здесь не было. На входе, у старинной колоннады, мы увидели плотную очередь, упершуюся в нескольких крупных и очень неприветливых охранников в черных одеждах. Внутрь не пропускали. Только модная певица Лика Стар, популярный Богдан Титомир и Влад Сташевский под руку с продюсером Айзеншписом сумели кое-как проникнуть за заветную дверь. Шансов, казалось, не было никаких, как вдруг, настроившись на звуковые волны, я перехватил тихий разговор охранников:

— Слышь, иностранцы не подходили еще?

— Какие иностранцы?

— Да тут какие-то должны были подойти. Из банка. Не то «Чара», не то «Черри» называется, я не разобрал.

— А… Вроде не было.

— Если подойдут, пропусти!

— Ладно!

Это был подарок судьбы. Я взял Стефани за руку и стал протискиваться сквозь очередь ближе к охраннику. «Hello!» — выкрикнул я. Он взглянул на меня, но тут же отвернулся, делая вид, что ничего не слышал.

— Hello! We are from Cherry bank. Hello![105] — я нагло уставился на него. — Cherry bank!

— Колян! Слышь! Тут иностранцы подвалили. Из банка этого! — здоровенный охранник неожиданно занервничал. Это была советская робость перед иностранцами.

Подбежал Колян: «Что, как, где, чего делать будем?».

— We are from Cherry Bank, — уверенно повторил я. Отступать было некуда.

— Да понял, понял я. Колян! Как по-английски будет «сколько их»? А… Хау мэни… Да? — он повернулся ко мне и спросил: — Хау мэни?

— Twelve. We are twelve[106], — выпалил я.

— Проходи! Гоу, гоу. Сосчитай их, Колян.

Это была победа!

Дискотека заворожила. Огромный танцпол, бар с белыми пластиковыми столами и стульями, модная музыка. Танцевали до упаду под хиты Асе of Base и Army of Lovers. По домам разошлись под утро.

На следующий день Стефани и Роланда было от нас не отлепить. Они требовали продолжения, которое, впрочем, было в планах. Вечером в своей квартире устраивала прием Гольданская. Олин дом стоял на высоком берегу Москвы-реки, неподалеку от места, где мастер, Маргарита, Воланд и компания навсегда прощались с Москвой, глядя с величественных Воробьевых гор вниз на раскинувшийся за рекой город, на пряничные башни Новодевичьего монастыря… Прекрасный, желтый с белыми колоннами редкий дом на улице Косыгина. Квартира была не то чтобы большая, но и не маленькая. А когда открывалась дверь в волшебную половину бабушки, то помещение раздвигалось до черт знает каких пределов, как в пятом измерении. На стенах висели картины Олиного приятеля художника Балашова, а на книжной полке стояли книги про прадеда, придумавшего цепную реакцию. Когда мы приехали, гости уже собрались. За столом на кухне светскую беседу вели начинающая радиоведущая Рита Митрофанова и Лаврентьев, их с интересом слушал инязовец Алексей, Остапишин что-то выяснял у хозяйки дома, Балашов любовался своими портретами.

Иностранцев снова приняли равнодушно. Лишь Серега Немчинов оживился, увидев француженку. Тут же я понял почему. Он приготовился излить весь свой французский репертуар, почерпнутый из советских фильмов. «Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс?» — для начала поинтересовался Серега на чистом русском. Не дожидаясь ответа и хитро подмигнув Стефани, Немчинов продолжил: «Бон жур, шерше ля фам?». Девушка вздрогнула. «Ха-ха! — засмеялся Серега. — Шерше ля фам, ищите женщину! Понимаешь? Фильм у нас есть такой!». Он вопросительно взглянул на Стефани и добавил: «Се ля ви!». Потом он улыбнулся мне и ласково промурлыкал: «Ну а ты шепнул судьбе: «Мерси боку, мерси боку»?». Стефани захлопала ресницами. Осознав, что юмор непонятен, Серега озадаченно повел бровями: «Так… Что еще? — хлопнул он себя по бокам и тут же радостно выпалил следующую реплику. — Же не манж па сиз жур (Je ne mange pas six jours)!». Француженка с явным непониманием, даже испуганно, смотрела на Немчинова, изо всех сил пытаясь уловить смысл неправильно построенной и от того лишенной смысла фразы. «Дим! Неужели она и этого не понимает? Где ты ее откопал? Она француженка вообще, а? О чем же с ней говорить?». Серега недоумевал. Вдруг его осенило, и, вспыхнув как лампочка, он затянул песню: «Когда мой друг в крови, à lа guerre comme à lа guerre! Ну хоть это-то понятно?». Пришлось увести Стефани в другую комнату. Немчинов провожал нас набором отчаянных реплик: «Пуркуа па, пуркуа па, почему бы нет? Чао, бамбино, сорри! Лямур тужур!».

Когда вечеринка набрала обороты, включили магнитофон, начались танцы: «Помоги, помоги, я солдат твоей любви, как мне быть, подскажи, я не знаю…»[107]. Первой не выдержала темпа Стефани. Она рухнула на пол во время «солдата». Я подхватил ее и перенес в кресло. В это время инязовец Алексей уже вовсю цементировал историческую справедливость, недобро глядя на Роланда, вслух вспоминая сталинградскую битву, рисуя свастику на пыльных поверхностях квартиры и угрожающе демонстрируя познания в немецком: «Ахтунг, ахтунг!». Могло кончиться дипломатическим скандалом, но, к счастью, обошлось.

Вообще-то Алексей был интеллигентом. Был известен случай: вместе с Ервандом они как-то решили побомбить, то есть заняться частным извозом на папиной машине, ночью. За рулем — Ерванд, рядом, штурманом, — Алексей. Долго колесили без толку: начинающему автолюбителю Ерванду никак не удавалось затормозить машину перед голосующими — каждый раз проносился мимо. Но когда на обочине показалась восхитительная дива, шофер не промахнулся, предвкушая не только куш, но и многообещающее знакомство. «В Чертаново?» — спросила в приоткрытое окно красавица. «Да!» — дружно ответили ребята. После этого в мгновенье ока произошло странное: откуда-то появилось еле держащееся на ногах нетрезвое и ватное мужское тело в черной шубе, девушка впихнула его на заднее сидение, бросив на прощание короткое: «Все!», и была такова. Когда доехали до адреса, уже немного пришедший в себя пассажир открыл дверь, вылез, покачиваясь, из машины и, к удивлению бомбил, пошел прочь. «Простите, пожалуйста, — робко поинтересовался Алексей. — А как же мы будем решать финансовый вопрос?». Пассажир, не поворачивая головы, ответил фразой, которая на долгие годы врезалась в память ребят: «Этот вопрос попрошу решать без меня».