Стальная рапсодия - Вацлав Подзимек

— Вы торопитесь так, будто уверены, что он на самом деле горячий, — попытался охладить пыл солдат, разбуженных столь приятной новостью, десятник Пехачек.

Солдат, приставленный к полевой кухне, кричал:

— Специальный суп! Приготовлен с учетом погодных условий! Ложка стоит — не падает!

В его голосе слышалось искреннее желание сделать наше вступление в новый день как можно более приятным. Улавливался и оттенок гордости за ту работу, которую выполнили повара, пока мы отдыхали.

Все бросились к котлу. Последним подбежал четарж Метелка.

— Я бы не смог есть, не почистив зубы, — сказал он.

Суп был на самом деле горячим, густым и, естественно, очень аппетитным. Мы даже перестали замечать мороз, который немилосердно обжигал наши лица и руки.

После еды все отправились к своим танкам. Я случайно сошел с тропы и тут же по колено провалился в снег. Ледяной воздух покалывал легкие, щипал в носу, каждое прикосновение к металлу без перчаток грозило неприятными последствиями. Танки были покрыты инеем, который маскировал их лучше любой сети или краски. Я снова забеспокоился, заведутся ли двигатели. Наверное, поэтому мой приказ прозвучал не так решительно, как следовало бы.

Двигатели завелись. Едкий дым, вырывавшийся из выхлопных труб, был гуще обычного, но длилось это недолго. Двигатели быстро нагрелись до нужной температуры. Все шло пока нормально.

Мы выехали из временного парка еще до рассвета. Гусеницы машин глубоко зарывались в снег. Сначала путь наш лежал по равнине. Этот участок мы преодолели легко. Потом начались подъемы и спуски, дорога повернула к лесу. Я знал, что самые опасные места там, где снег прикрывает наледи. Но и холмистую местность, и лес мы прошли довольно спокойно. Потом дорога снова побежала по равнине.

Я напряженно вслушивался в монотонный гул, регистрируя каждый посторонний звук, который мог бы быть сигналом опасности. Пока ничего подозрительного не было.

Поудобнее устроившись на своем месте, я начал размышлять, не упустил ли чего во время подготовки к учениям. Начал с солдат. Значение происходящего им понятно, и все они мечтают отличиться на учениях. Командиры взводов — опытные люди, особенно Метелка — моя правая рука. На командиров экипажей и механиков-водителей можно смело положиться: все, что им было положено знать и уметь, они знают и умеют на «отлично». Я немного подумал и добавил к слову «все» еще одно — «почти»… Для точности. Итак, почти все они знают свое дело на «отлично». Техника замечательная, люди умеют с ней обращаться, что подтвердил недавний длительный марш. Пушки подготовлены идеально, экипажи хорошо натренированы для рытья танковых окопов, достаточно умело пользуются средствами химической защиты. С пополнением запасов горючего и смазочных материалов тоже проблем быть не должно. Не забыты и тренировки по оказанию первой помощи, в том числе и по эвакуации из танков. Словом, подготовлены мы хорошо. Я могу быть спокоен.

Я стал рассматривать пейзаж, открывшийся перед машиной. В районе учений было все — и холмы, и равнины, и различного рода «ловушки». Именно сейчас они становились особенно опасными — из-за погоды. Свистел ледяной ветер. Мороз стоял такой, что казалось, воздух звенит. Утром кто-то посетовал, что таких морозов не помнят в этих краях даже старожилы.

Мы спустились в низинку, такую, каких вполне обоснованно побаиваются и более опытные, чем я, командиры. Дело в том, что эти заболоченные низинки почти не замерзают. Они покрываются лишь тонким хрустящим ледком, на который ни в коем случае нельзя въезжать — под тяжестью танка ледок превращается в кашу, а под ним — об этом даже думать было страшно — болото, хоть и неглубокое.

Для того чтобы в случае необходимости быстро развернуть роту в боевой порядок, я поставил свою машину третьей. Командир взвода Метелка в первом танке демонстрировал филигранную технику. Он умело руководил своим водителем, удачно преодолевая препятствия. Десятник Чадек командовал вторым танком и наверняка решил ни в чем не уступать Метелке. За мной с надлежащими интервалами выстроились остальные машины роты. Взошло солнце. Его лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь мглу, окрасили снег в розоватый цвет.

Видимо, Метелку я перехвалил, потому что неожиданно впереди раздался вой двигателей — тот, что так больно бьет в уши танкистов. Первая машина замерла. Все было ясно: Метелка влетел в одну из болотистых низинок. Как ни старался, как ни пытался командир взвода заставить машину продвинуться вперед или назад, ничего не вышло. Чадек по собственной инициативе решил объехать застрявших. Но и он увяз в предательском болоте.

Я открыл люк, чтобы еще раз с сожалением убедиться: танкам будет непросто выкарабкаться. Неужели опоздаем? О действенной помощи не могло быть и речи. Я внимательно осмотрелся, чтобы определить наиболее приемлемое для объезда место. На это ушло несколько минут.

— Вправо, круто вправо, — скомандовал я Малечеку. Двигатель взревел, гусеницы начали дробить хрупкий лед, а я покрылся испариной при мысли, что моя попытка тоже может оказаться неудачной. — Еще правее! — крикнул я своему водителю, хотя знал, что круче повернуть уже нельзя.

Малечек хладнокровно, грамотно вел машину. Эта сдержанность, упорство в борьбе со сложностями появились в характере Малечека вскоре после женитьбы. Никогда не думал, что человек может так быстро измениться.

Я с тревогой следил за продвижением нашего танка. Все мои опасения разом прошли, стоило мне почувствовать, что правая гусеница зацепила наконец твердую почву. Не теряя уверенности, что оба танка выберутся сами и догонят нас, я отдал Малечеку приказ двигаться вперед. Перед тем как захлопнуть люк, я еще раз убедился, что все остальные машины следуют за мной. Немного успокоившись, я продолжал движение вперед. В общем-то это делал Малечек, а я думал о том, что нас ждет впереди.

— Что-то хозяйственники сегодня слишком стараются, — неожиданно прервал молчание Малечек. — Только что вроде завтракали, а похоже, скоро опять будем перекусывать. Впрочем, от куска мяса с хреном я бы не отказался…

Я посмотрел вперед и действительно увидел машину полевой кухни. Чтобы не мешать танкам, водитель загнал ее почти в кювет и ждал. Три солдата стояли на дороге, и самый высокий из них размахивал руками.

— Похоже, что он предлагает нам объехать, — с сожалением протянул Малечек. — Мяса с хреном не будет.

Я повнимательнее присмотрелся к форме машущего руками человека и понял, что это старшина Советской Армии. По моему приказу Малечек тут же остановил машину. Я выскочил из танка и подошел к старшине.

— У нас все в порядке, товарищ поручик. Никакой помощи не требуется, — ответил на мой вопрос старшина. — Мы пропускаем вас вперед. Нам, собственно, в этих местах и делать нечего. Просто решили сократить путь, чтобы пораньше доставить нашим солдатам пищу. — Старшина говорил быстро, и я с трудом понимал его.

— Надо бы пустить их вперед, товарищ поручик, — рассудил Малечек, который уже успел вылезти из танка и теперь стоял возле меня. Это было своего рода нарушение дисциплины. Кто ему позволил давать советы командиру? Про себя я сделал сделать ему замечание за такое поведение, но не сейчас, а потом, когда мы останемся одни. Вслух же я предложил старшине:

— Мы с удовольствием вам поможем.

Я очень старался произнести эти слова правильно и четко. Малечек, кстати, позднее распустил слух, будто я умею говорить по-русски так, словно родился и вырос в Москве. Он, как всегда, заметно преувеличивал. Собственно, даже не преувеличивал, а откровенно врал. Он ничего не мог слышать, так как в момент проявления моих знаний русского языка стоял далеко в стороне, возле советского солдата, и рассказывал ему о том, что мы уже позавтракали и что на завтрак у нас был изумительный суп из потрошков.

Слово «потрошки» стало краеугольным камнем их разговора. Малечек не знал, как перевести его на русский язык. Долго и нудно подбирая слова, он таки пояснил о каком супе идет речь. Судя по всему, его собеседник ничего толком не понял, просто виду не подал. В свою очередь он сообщил, что они со старшиной везут настоящий борщ, и пригласил всех попробовать.

После минутного колебания я подошел к котлу, в котором старшина уже помешивал половником темно-красную жидкость. От котла исходил приятный аромат. Вкус борща был отменным, с чем согласился и Малечек. Правда, на мой взгляд, борщ уже начинал остывать. Именно это и сыграло решающую роль в моем решении.

Я сказал старшине:

— Поезжайте, иначе ваш борщ совсем остынет.

Старшина решительно возразил, объясняя свое несогласие тем, что мы выполняем боевое задание.

Несколько минут мы вели переговоры, во время которых я довольно решительно отослал Малечека, заинтересовавшегося вторым блюдом, обратно в танк. Провожая его взглядом, я с удовольствием отметил, что машины Метелки и Чадека уже пристроились к колонне.