Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско - Иван Иванович Любенко

– А, мистер Ардашев? Милости просим! – улыбнулся Баркли. – Как там Эдгар? Небось обставил вас в шахматы?

– У нас по партиям равный счёт.

– Удивительно! А Лилли жива?

– В полном здравии.

– И слава богу! В восемь утра поезд прибывает в Роттердам. Мы успеем выспаться.

– Отлично. Что ж, не буду вам мешать, – проронил Ардашев и вышел. Когда он вернулся в своё купе, Эдвард Сноу уже спал. Раздевшись, Клим Пантелеевич провалился в мягкую перину сна.

Стук вагонных колёс сначала убаюкал частного детектива, а потом и перенёс назад в 1907 год, когда он с женой возвращался в город своего детства. Тогда колёса стучали так же. И вместе с ними, почти в унисон, билось от волнения его сердце. Он помнил всё до мелочей: и раннюю весну, наполнившую до краёв свежестью южных ароматов скверы и сады Ставрополя, и цветущую фиолетовыми гроздями сирень с её дурманящим запахом, и гулявший по бульварам и улицам степной ветер. Земля жадно впитывала тепло, давая жизнь всему, что скрывал снег всего несколько месяцев назад. Безмятежную картину спокойствия патриархального купеческого города дополняли сладко спавшие на ржавых железных крышах дворовые коты – своеобразная городская достопримечательность. Торопились экипажи, спешили прохожие…[53]

Ночью поезд остановился на границе. В купе появились офицеры пограничной и таможенной службы Нидерландов. Проверка паспортов и багажа были формальными. Через полчаса состав тронулся, и пассажиры вновь отдались в объятия Морфея.

Клим Пантелеевич проснулся с первыми лучами солнца. Он привёл себя в порядок и, пока сосед спал, принялся рассматривать пролетающие мимо пейзажи.

Как только показались ветряные мельницы и аккуратные, точно игрушечные домики, раскрашенные в синий и красный цвет, стало ясно – началась Голландия, небольшое государство, спрятавшееся за спиной воинственного немецкого соседа.

Картинки за окном для русского человека выглядели необычно: низкий луг, по которому мчался поезд, был закрыт высокими насыпями, обсаженными низкорослыми деревьями. А за ними – о чудо! – виднелись паруса. И только позже становится ясно, что это яхты и движутся они по каналам, изрезавшим Голландию так часто, как покрывают морщины лицо столетней старухи.

Показалась плотина. Её высота составляла не менее десяти метров. И опять – паруса. Белые и алые, бывшие когда-то красными, но выгоревшие на солнце, точно крылья исполинских птиц, прилетевших на землю с другой планеты, сопровождали поезд. Ардашев вспомнил строчки из путеводителя, где рассказывалось о том, как строились плотины, и как через несколько лет после их постройки в деревянных сваях завелся жук-точильщик. Его завезли вместе с товарами на заморском судне. Голландцы придумали, как обезопасить плотины. Стоя часами по колено в холодной воде под бушующим ветром, они оббивали каждое бревно медными гвоздями с широкими шляпками, покрывая таким образом медью всю деревянную поверхность. Затем ударили морозы, и шашель погиб. Но для устройства плотин нужен был камень, которого в Голландии просто не было, и его привозили из-за границы.

С борта любого корабля побережье Нидерландов кажется неприступной крепостью. Высота плотин – четырнадцать метров, ширина два с половиной. По сути – это крепостная стена. Её общая длина – более двух с половиной тысяч километров. Весною, когда ледяная громада опасно подходит к берегу, на них устанавливают пушки. Ядра разбивают лёд, грозящий срезать сваи. В случае войны, вся страна в считанные минуты может дать отпор приближающемуся с моря врагу.

Ардашев мысленно усмехнулся, вспомнив, как вела себя двухсоттысячная армия этой нейтральной страны в последней войне, дислоцированная на собственной территории и, не участвовавшая ни в одном сражении. Газеты писали, что солдаты, призванные с городов и деревень, избалованные достатком и комфортом гражданской жизни, поднимали в частях бунты по любому поводу. То их возмущала однообразная еда, то не устраивала казарма, то чья-то военная форма была хоть и стираной, но уже ношеной, то увольнения не давали так часто, как хотелось, то в отпуска отправляли не всех. А ещё голландских воинов раздражали марш-броски, рытьё окопов и занятия в противогазе. Поэтому дезертиров и симулянтов из солдатской среды в невоюющей армии Голландии, с населением в шесть с половиной миллионов человек, было больше, чем в некоторых воюющих странах с таким же количеством населения. Даже военные духовые оркестры, куда мобилизовали чуть ли не всех музыкантов, не смогли поднять боевой дух защитников голландского отечества.

Оптимизма солдатам не добавляли и письма из родных мест, в которых родные и близкие жаловались на дефицит товаров, дороговизну и введение продуктовых карточек.

Временными экономическими трудностями Нидерландов не могли не воспользоваться социалисты под руководством Питера Трульстры, который публично потребовал от правительства уйти в отставку и передать власть его сторонникам. Руководство страны во избежание беспорядков и митинговщины тотчас ввело войска в столицу и другие крупные города. Не получив никакой поддержки от народа и армии, новоявленный революционер отказался от своего требования, чего ему не простили российские апостолы всемирного натравливания класса на класс. Ульянов-Ленин в привычной для него оскорбительной манере тотчас публично назвал Питера Трульстра образцом продажного, оппортунистического вождя, агентом буржуазии и подлейшим предателем рабочих. «Красная неделя» в Голландии продолжалась с девятого по четырнадцатое ноября 1918 года и, слава Богу, бесславно закончилась. Гражданской войны в стране не случилось. Не возмутил голландское общество и неожиданный переезд в городок Дорн, отрёкшегося от престола кайзера Вильгельма II. Авторитет королевы Нидерландов Вильгельмины, родственницы германского беглеца, был настолько высок, что никто и не осмелился рта открыть.

Эдгар Сноу проснулся, кивнул Ардашеву, молча оделся и вышел из вагона. До прибытия на вокзал Роттердама оставалось меньше часа. Когда американец не вернулся в купе через пятнадцать минут, Клим Пантелеевич выглянул в коридор. Эдгара нигде не было. Тогда он решил проверить тамбур. И оказалось, что наружная дверь была приоткрыта, и на внешней стороне ручки болтался лоскут сорочки молодого американца. Частный сыщик сорвал пломбу и повернул рычаг c надписью «Notbremse»[54]. Поезд вздрогнул, запищали колёса, и вагон начал останавливаться. К Ардашеву по коридору, тряся животом, бежал взволнованный кондуктор.

Глава 22

Кадавр

– Что случилось? – запыхавшись, по-немецки воскликнул толстый кондуктор с бритым лицом. – Почему вы включили аварийный тормоз?

– Потому что исчез мой сосед по купе. Он вышел в тамбур и пропал. Дверь, как видите открыта, а на ручке остался кусок материи от его рубашки. Я думаю, что его сбросили с поезда.

– Или он сам выпрыгнул, – предположил только что подошедший обер-кондуктор. Самоубийцы почему-то выбирают именно этот отрезок пути, когда остаётся пятьдесят пять километров