Следопыт - Александр Авдеенко

Машина, часто сигналя, медленно, осторожно пошла по городу. Густой тяжелый туман наполнял улицы. В седом мраке тревожно звенели трамваи, перекликались автомобили. Моросил мельчайший осенний дождь. Остро тянуло промозглой сыростью.

— Ну и погодка!.. Стоп, товарищ старшина!

Чумак остановил машину. Генерал соскочил на тротуар, скрылся за зеркальной дверью большого продовольственного магазина. Вернулся он через несколько минут с коробкой конфет.

«Зачем конфеты? — с удивлением подумал адъютант. — Для кого? Вроде не в гости едем?»

— Поехали!

Чумак вывел машину на западную окраину города. От неба и почти до самой земли опускался над полями непроглядный белесый пласт. Но Чумак прибавил скорость и смело врезался в толщу тумана. Под колесами весело зашумела автострада. Здесь, на одной из дорог, ведущих к границе, Чумак чувствовал себя привольно: он знает каждый поворот шоссе, мостик, переезд, спуск и подъем.

Гребенник откинулся на спинку сиденья и повернул голову к адъютанту. Старший лейтенант достал из полевой сумки письмо.

— От Марты.

— Ага, хорошо! Посмотрим, что новенького она сообщит нам.

Марта Ивановна Хомик, молодая колхозница, член правления колхоза, звеньевая, подробно рассказывала о трудовых успехах своих земляков: о том, что собран хороший урожай, о том, что ее родной колхоз имени Чапаева стал передовым в районе. Заканчивая письмо, Марта Ивановна просила депутата приехать к чапаевцам в воскресенье, побывать на ее, Мартиной свадьбе.

— Жди, Марта Ивановна, не заждешься, — проговорил генерал с улыбкой.

Машина шла вдоль границы по берегу реки, почти у самой кромки контрольно-следовой полосы. Двухосный «газик» был включен на оба моста, и все-таки машина с трудом, неуверенно скользила по глубокой разъезженной колее, из-под всех четырех колес летели брызги воды, комья земли, жижа.

Шофер часто останавливался, выключал мотор, протирал залепленное грязью переднее стекло. И в такие мгновения особенно ясно ощущалась глубокая тишина раннего вечера, тишина границы.

Лес вплотную подходил к дороге — густой, глухой, нехоженый, таинственный лес пограничной полосы. Когда берег реки становился пологим, то лес убегал от реки на взгорья, уступая место непроходимым зарослям камыша, болотам, островкам кустарников.

В сильном свете фар один за другим мелькали на поворотах зелено-красные пограничные столбы и высокие дозорные вышки.

Генерал молча смотрел влево, на границу. Лицо его, обычно приветливое, добродушное, было сурово сосредоточенным. Кузьма Евдокимович думал о границе. Нет, не о реке, не о контрольно-следовой полосе и не о зелено-красных полосатых столбах и инженерно-заградительных сооружениях. Он думал о том, что составляет плоть и душу государственного рубежа — о людях, о пограничниках. Генерал мысленным взором окинул весь передний край своего округа, растянувшийся от скалистых подоблачных гор до дремучих лесов и непроходимых болот. И перед ним предстали лица начальников отрядов, работников политотделов, комендантов участков, начальников застав, старшин сверхсрочной службы, сержантов, молодых пограничников и старых боевых соратников по службе на румынской, польской, черноморской границах и на дальневосточной, у озера Хасан. Много их было, этих лиц, перед мысленным взором генерала. Генерал вглядывался в эту живую границу и думал: все ли он сделал, чтобы люди занимали места на границе согласно своим способностям, опыту?

— Застава! — вполголоса проговорил адъютант.

Лучи фар выхватили из мокрой тьмы ночи большой пруд, поросший камышом, плотину, каменные стены водяной мельницы и приземистое жилое здание на берегу. Это застава капитана Двуреченского. С тыла к ней примыкал большой густой лес. На той стороне, на западном берегу реки, сияли огни населенного пункта.

«Здесь генерал обязательно остановится», — подумал адъютант. Шофер, по-видимому, подумал о том же и замедлил ход «газика».

С правой стороны дороги стояла группа пограничников. Когда машина остановилась, подошел молодой стройный офицер с капитанскими погонами и отрапортовал о том, что на заставе никаких происшествий не произошло.

Гребенник пожал руку капитану и, не выпуская ее, добродушно сказал:

— Поздравляю, товарищ Двуреченский!

На лице капитана отразилось изумление:

— С чем, товарищ генерал?!

— Как это «с чем»? Ты что, не рад рождению сына?

Капитан смутился:

— Я не думал, что вы знаете.

— Знаю, товарищ Двуреченский. Очень рад твоему счастью. А это Варваре Федосьевне, — и он протянул капитану коробку с конфетами. — Передай и поздравь ее с рождением сына.

— Спасибо, товарищ генерал, — взволнованно ответил капитан.

И снова дозорные вышки, пограничные столбы, леса, болота и кустарники, заставы, а генерал все едет и едет и не собирается, кажется, останавливаться.

Грунтовая дорога выскочила из леса и под прямым углом врезалась в широкое шоссе. Шурша галькой, напоминавшей о море и горных реках, «газик» побежал быстрее. Показалась окраина деревни.

— Вот здесь мы и остановимся! — сказал генерал.

Шофер затормозил машину у большого дома, где размещалась застава.

Почему генерал выбрал именно эту заставу? Чем она хуже или лучше других?

Небольшая комната почти вся занята громадным ящиком, поставленным на высокие ножки. В нем размещен искусно сделанный макет участка границы и подступов к ней: шоссейная и проселочная дороги, кладбище, одинокое дерево, кустарник, взорванные доты, инженерно-заградительное поле, контрольно-следовая полоса, дозорные тропы, канавы, овраги. Два пограничника по команде «смирно» стоят перед макетом. Оба в плащах, с оружием. Старший лейтенант Шорохов предельно скупыми, точными словами рисует обстановку на участке границы и торжественно отдает приказ на ее охрану. Пограничники внимательно, сосредоточенно слушают. Потом старший из них слово в слово повторяет приказ: как и куда они должны двигаться, с какими мерами предосторожности, что делать в случае обнаружения нарушителя, как опознавать поверяющих. И в его юношеском голосе ясно звучат гордые, торжественные интонации приказа старшего лейтенанта.

Генерал стоит в затемненном углу комнаты и молча наблюдает за пограничниками. Много раз он был и на месте старшего лейтенанта Шорохова и на месте наряда. Тысячи раз он отдавал и слушал приказ об охране государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. И всякий раз, было ли это на сопках у озера Хасан или на берегу Тихого океана, на Днестре или Черноморье, — всюду и везде в такие моменты восторженно-взволнованное чувство наполняло его. Волновался он и теперь.