Колесо Судьбы. Канон Равновесия - Адександра Плотникова

В голове набатным колоколом гремела тревога -- я не успевал! Чешуя и гребень на спине вставали дыбом от нарастающего ощущения опасности. Время утекало сквозь пальцы быстрее воды, счет шел даже не на дни -- на часы. Так что, отказав себе даже в краткой передышке, я снова шагнул в леденящее серое марево Грани, где время и расстояние не имеют значения. Само бытие там замирает, вымороженное смертной стынью, лишь заблудшие души и хищные твари, алчущие тепла живых, бродят по иссушенным, просторам под багровым солнцем.

Каждый проход по Грани отрывал от моей души промороженные клочки, с каждым разом облик мой в мире мертвых становился все уродливее. Чтобы сохранить себя, приходилось обрастать толстой чешуйчатой броней, отпугивать всяческую нечисть. Не дрейг, не кхаэль -- чудовищное порождение чужеродной душе и телу Стихии, от которой одна моя половина всегда испытывала дикий звериный восторг, а вторая -- панический ужас.

Я рассекал телом густую холодную хмарь, вздрагивая от ее липких щупалец. Несся громадными прыжками, стремясь поскорее закончить эту муку. Рядом, то и дело норовя укусить за крыло, скакал Маар -- черная красноглазая тень, похожая на огромную крысу. С ним надо держать ухо востро: чуть зазеваешься, чуть ослабишь волю -- оседлает, задавит и не вырвешься. Мы огрызались друг на друга, я всей шкурой ловил его желание заполучить мое тело в свои лапы. Но покуда хватало сил отбиваться.

Почти пять тысяч лет хожу сквозь Грань, а все никак не привыкну к этой пытке.

Цель приближалась скоплением светло-радужных огоньков -- тореадримский дворец напоминал мне бессмысленную толкотню светлячков в банке. Бьются, гудят пустыми никчемным мыслями смертные дворянские бездельники, копошатся, как опарыши в тухлом куске мяса... И где-то отчетливо пахнуло близкой смертью, так что инстинкт Смертоносца опять взвыл в полную силу.

Среди придворного сброда алым гневом и черной скорбью полыхала единственная душа. К ней-то я и шагнул, выдираясь из морозного марева и возвращая себе нормальный облик. С одежды, крыльев и волос на пушистый ковер поползли пласты инея. Я отряхнулся и подошел ближе к свету кристалла, стоявшего на письменном столе среди бумаг. Кланяться Эль-Тару не было нужды. Его, скорее, требовалось споить парой бутылок крепкого вина. Причем немедленно.

- Что случилось? - спросил я.

Ваэрден поднял от бумаг озверелый взгляд налитых кровью глаз и уставился мне в лицо. Да так, что у меня гребень на загривке под волосами встал дыбом.

- Явился все-таки, - прохрипел он. За его спиной в окно хлестали струи проливного дождя, темень царила непроглядная, грозовая. Сверкнула очередная вспышка, громыхнул раскат, и я встряхнулся, окончательно согнав остатки наваждений Грани. И только после этого заметил, что с Волка чуть ли не ручьями капает вода.

А мокрый ифенху, даже с кхаэльскими задатками -- дело вовсе неслыханное.

- Ты не посмеешь его забрать! - в речи Волка лишь иногда проскакивали внятные слова, все остальное больше напоминало нечленораздельное рычание.

Забрать? Та-ак.

То-то меня так погнало назад. Уходил кто-то, близкий Хранителю Равновесия, уходил не ко времени, раньше срока. Да не просто кто-то -- Разэнтьер Воладар.

Да что за мерзота творится на этой темной планетке?! Этот еще, все одно, что истукан каменный. Вперился глазами в никуда и сидит. Так дело не пойдет.

Я решительно обошел стол, навис над ушедшим в себя Волком и хорошенько его встряхнул, выдернув при этом из кресла. На миг в глазах мелькнул проблеск ярости, он попытался отмахнуться от меня когтями, но куда там! Я и отца в бешенстве мог удержать, коли надо было.

- Пошли, ты переоденешься. Потом отведешь меня к нему и расскажешь, что произошло.

Спокойно-непререкаемый тон подействовал, Ваэрден подчинился. Ох, не хватало ему рядом кого постарше да без соблюдения субординации! При всем моем уважении к Разэнтьеру и иным "волчатам", они порой все-таки не успевали или не могли как следует придержать дурь своего Мастера. А последний маялся в золотой дворцовой клетке без семьи -- появляясь в Тореадриме время от времени, я несколько раз слышал ночами жуткий тоскливый волчий вой. Рулады надрывали душу и заставляли горожан прятаться по домам, суеверно чертя защитные руны.

Он очень старался сохранить маску бесчувственного тирана с каменным сердцем. Но никакая маска не могла скрыть звериной тоски по свободе. Ни одна личина не могла удержаться перед Смертью в моем лице, властной отобрать у него единственную по-настоящему родную душу. И тайными коридорами вел меня не грозный Эль-Тару, нет! Всего лишь ифенху, раздавленный пониманием того, что смерть неизбежна. И знание о возможности перерождения никак не могло послужить смирению. Впервые мне тогда захотелось обнять его, как я частенько обнимал поганца Рино -- спрятав под крыльями и ероша лохматую дурную голову. Вот ведь шуточки у Времени...

Перед дверьми Воладаровых покоев дежурила двойная стража. А внутри толпилась почти вся Клановая верхушка, начиная от личного адъютанта и заканчивая старшими командующими подразделений. От каждого веяло страхом, но ни один старался этого не показать.

- Вон! - кажется, рявкнули мы с Волком одновременно, да так, что матерых генералов сдуло. Ни словом не возражая ни вслух, ни мысленно, они ретировались за двери. Рядом с ложем Кланмастера Воладара остался только невозмутимый, как скала, Мелкаэн Таймар. Впрочем, целительская братия вся такая: если кто-то находится на их попечении, они будут делать свое дело. А кто там рядом маячит -- смерть ли, или же всяческие высокородия, -- им совершенно все равно.

- Регенерация маловероятна, Мастер, - вздохнул ученый. - Темный дар не может запустить ее при таких повреждениях. Разэнтьер в конце концов умрет или от потери крови или от болевого шока.

Я успел сцапать Ваэрдена за плечо до того, как он ринулся смести Мелкаэна.

- Стоять! Тебе там делать нечего!

Смерти боятся решительно все, даже если не обращают на нее внимания. Таймар и слова против сказать не посмел, когда я жестом велел ему придержать Волка а сам подошел к постели умирающего и приподнял испятнанную кое-где кровью простыню.

Лежащее под ней тело напоминало, скорее, кусок мяса с ошметками кожи. Самый страшный для ифенху вид ран -- водяные ожоги. Темный дар постоянно питается жизненной силой их тел, да так, что они вынуждены пить кровь и агонию своей добычи, чтобы восполнить ее. А вода пожирает то, что не досталось Темному дару. И если обычное живое существо не замечает, как вода впитывает и смывает с тела силовой кокон, то для Темных это оборачивается плохо заживающими ожогами и сильной болью.