Сюрприз под занавес - Галина Гордиенко

И тут же взвизгнула: метко брошенная Машей сочная клубничина размазалась по ее бюсту. Маша победно захохотала. Элечка схватила недоеденное пирожное. Вера Антоновна грозно рявкнула:

—А ну прекратить безобразия!!!

Элечка всхлипнула, но с пирожным рассталась. Маша показала ей язык. Вера Антоновна всплеснула руками и сказала хозяйке:

—Ты ж посмотри что делается! Картины украли, да еще и драку затеяли! А ведь я говорила — зря ты это придумала, зря…

Софи покачала головой и мягко сказала:

—Ладно тебе, Веруся. Один провинился, а ты всех шельмуешь — нехорошо. Да и не стоят эскизы того. Вон, Диночкины рисунки сегодня повесили — ничуть не хуже.

Динка захлопала в ладоши. Крыс загавкал. Наталья потрясенно протянула:

—Не стоят?

—Это вы про Левитана? — приподнял брови Электрон.

Очень элегантно приподнял, Тамара зубами заскрипела от злости. Она никак не могла простить подлому человеку утреннюю сцену: он втянул ее в комнату как мешок с картошкой! Последней! Даже Крыс оказался дома раньше!

Отставил в сторону как стул какой, прикрыл окно и отряхнул руки. Будто испачкался! А потом смеялся с Динкой и Лелькой, а на нее, Тамару, и не взглянул ни разу.

Она ему этого никогда не простит. Никогда!

—Лелька говорила — он за бешеные деньги сейчас на аукционах ушел бы, ваш Левитан, — воскликнула Маша. — А Лелька — она все знает!

—Софи не о том,— улыбнулась подруге Лелька.

—А о чем? — возмутилась Маша, она не любила неясностей.

Остальные вопросительно уставились на хозяйку, явно ожидая объяснений. Элечка прошептала Пете, мстительно поглядывая на «череповецкую банду»:

—А то и не Левитан вовсе был. Зря они старались!

Петя промолчал. Он как и все смотрел на Софи, пытаясь понять сказанное.

Софи пересела в кресло. Погладила подбежавшего к ней Крыса и обернулась к гостям. Голос ее звучал задумчиво.

—Леля права, я не о рыночной цене.

Все молчали.

—Вы знаете, те два эскиза — подарок. Когда их писали, они почти ничего не стоили. На рынке, я имею в виду. Просто знак внимания. Дружеский жест. Что-то на память. Для моей семьи не играла роли цена, мы же не собирались продавать. Так — семейная реликвия. Две картины в гостиной, два привета издалека.

Маша шумно вздохнула.

«Как странно слышать, что баснословные деньги для кого-то не играют роли. Жаль, Ваньки здесь нет, мужа единственного. То-то бы рот разинул, таракан рыжий. А то все только на бабки и меряет…»

Софи рассмеялась:

—Ведь по сути — это просто рисунки. Срез бытия на небольшом листе холста или бумаги. И ценность — весьма субъективна. Для меня — а мне недолго осталось, — Диночкины работы ничуть не менее ценны.

Динка прекратила есть свою клубнику, уселась на подлокотник кресла и благодарно поцеловала Софью Ильиничну в щеку. А потом всхлипнула: ее страшили разговоры о смерти. И было очень жаль Софи с ее больным сердцем: зачем, ну зачем Софи умирать?!

Софи нежно улыбнулась девочке.

—Не плачь, моя хорошая. Старые люди большей частью не боятся смерти. Она, моя маленькая, не точка, всего лишь запятая.

Динка захлюпала сильнее и уткнулась носом в плечо Софи. Элечка помрачнела. Наталья смотрела равнодушно. Лелька — грустно. Остальные, казалось, думали о своем. Одна Вера Антоновна раздраженно гремела тарелками, составляя их на поднос.

—Но-но-но, — укоризненно воскликнула Софи, оглядывая притихших гостей. — Выше нос! Вопрос-то чисто философский. Ведь смерти, дорогие мои, не существует для уходящих. Тяжело остающимся.

Софи усадила Динку на колени и прошептала ей:

—Малышка, не плачь, я ведь жива! А когда меня не станет, об этом узнаешь ты, но не я. Забавно, правда?

Динка размазала по лицу слезы и спросила:

—Ты правда так считаешь?

—Честное слово,— кивнула Софи.

Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла Динкины щеки. Подумав, серьезно сказала:

—Все, что когда-либо приходило в голову людям, как мечта, как сказка, рано или поздно осуществлялось. Вспомни ковры-самолеты, сапоги-скороходы, блюдечко с наливным яблочком — предтечу телевизора, гусли-самогуды… Жизнь после смерти — тоже одна из сказок, моя милая, притом самая древняя. Разве нет? Это та последняя загадка, которую я разрешу уходя…

Софи нежно покачивала прижавшуюся к ней Динку. Крыс уложил тяжелую морду на ее туфли и смешно вздыхал. Вера Антоновна, поджав губы, заявила:

—А все ж таки картины стащили, что б ты тут не говорила!

Софи грустно заметила:

—Об одном жалею — хотела их Диночке на память оставить. Нинушкина правнучка, ты ж понимаешь…

Вера Антоновна сморщилась, будто уксуса хлебнула, и отвернулась. Элечка ахнула. Наталья поджала губы. Петя растерянно пробормотал:

—Диночке?

Электрон рассмеялся. Тамара с Машей изумленно переглянулись. Лелька запротестовала:

—Да что вы! Мы бы не взяли! Музейные полотна! Нет-нет-нет.

—Глупости говоришь,— недовольно буркнула Софи.— Не музейные полотна, а весьма средние эскизы. Так их сам Левитан оценивал, дед вспоминал. А что имя… Ну, Левитан, и что? Такой же человек как ты или я. Вон, Диночка, может, не хуже писать будет.

Софи встала, подошла к двум детским рисункам, долго всматривалась в них. Лицо ее просветлело. Она задумчиво пробормотала:

—Душа вложена, фантазия, вот вам и настоящее искусство. А холодное мастерство художника в наши дни… Зачем? Когда есть фотография?

Софи провела пальцем по картону, улыбнулась рыбе-солнцу, обернулась к гостям и весело воскликнула:

—Ничего! Три оставшихся работы Левитана не пропадут. Веруся уже отнесла их в банк. В две ячейки положила. В одну — для Лели с Диночкой и Тамары, в другую — для Наташеньки.

Лелька схватилась за покрасневшие щеки. Наталья побледнела и отвернулась. Электрон зааплодировал. Элечка смотрела зло, глаза ее неприятно посветлели. Рассеянный взгляд Пети блуждал по комнате, ни на чем подолгу не задерживаясь. Маша восхищенно глазела на подруг.

Тамара пролепетала:

—Не нужно мне, честное слово не нужно, я в этом не понимаю ничего, вот Лелька, она…

—Это в память о Нинуше,— строго перебила Софи.— Ты на нее похожа, детка. На молодую. Вылитая Нинуша, поверь мне. И характер такой же. Упрямая!

Тамара потрясенно молчала. Софи печально пояснила:

—Если б не Нинуша, я бы в блокаду продала крымский пейзаж. А может и остальные следом ушли бы. Она не позволила, да! Карточками поделилась, свои-то я, ворона эдакая, потеряла. Жизнь мне тогда подруженька спасла. И картины эти. Я Нинуше еще в сорок первом обещала: умирать буду, внукам твоим крымский пейзаж оставлю. Пусть знают, что бабушка для них сберегла. А ты — не возьму. Молчи уж!

Элечка обиженно сказала, глядя в сторону:

—Честным людям всегда не везет!

—Это кто ж тут нечестный?! — подскочила Наталья, лицо ее мгновенно залилось краской.

—Не я ведь,— хмыкнула Элечка.

—Право же, — неопределенно пробормотал Петя, — зря ты так…

—Как? — с любопытством спросил Электрон.

—Так… так резко, — помявшись, буркнул Петя.

Маша стукнула ладонью по столу и почти восхищенно заметила Лельке:

—Глянь, они нас сейчас по земле размажут! Ущемленные мои! Честные-пречестные! Лучше бы сознались, кто картины из гостиной умыкнул!

—Это ты на кого намекаешь, лахудра?!— взвизгнула Элечка.

—Скажу прямо,— фыркнула Маша. — Троих человек, нет — четверых, я полностью исключаю. Однозначно, как говорит мой любимый Жириновский.

—Это кого? — заинтересовался Электрон, его зеленые глаза откровенно смеялись.

—Не тебя,— огрызнулась Маша.— Лельку, Томку, себя и Динку, понял, нет?

—А мне за что ж такая немилость?

—Не люблю красивых! Пусть и мужиков,— фыркнула Маша. — К чему мне конкуренты?

—Спасибо за комплимент, и все же?

—А я тебя знать не знаю!— жизнерадостно объявила Маша. — А их — как себя, родную, и всю насквозь честную-пречестную!

—Честную,— прошипела Эльвира.— Не верится что-то.

—Вот-вот,— кивнула Маша.— Я о том же. Не хочу, чтобы даже ты, кудельки с кудряшками, принимала меня за вора. Так что кайся, укравший! Мы простим!

Петя, Наталья и Эльвира смотрели настороженно. Электрон по обыкновению смеялся. Тамара с Лелькой все еще не могли прийти в себя от шока: они увезут домой по эскизу Левитана.

Каяться никто не хотел.

После завтрака Лелька сказала, что ей срочно нужно кое-куда сбегать. На пару часов, не больше. Вот сейчас сходит, примет душ, а потом быстренько на вокзал.

Машу удивить трудно. Она лишь кивнула. Зато Тамаре такое Лелькино заявление совсем не понравилось. Призрак еще одного племянника, чумазого и наверняка вороватого с пугающей скоростью обрастал плотью.

Оставалась единственная надежда — маленький бродяга не появится на вокзале. Забудет время, номер вагона, что-нибудь перепутает, или старик не пустит — тоже причина.