Пионеры, или У истоков Сосквеганны - Джеймс Купер

Тебя варить я буду…

Глаз не сомкну, и в час ночной

Тебя я не забуду…

Пока невидимый певец звонко распевал эту песню, Ричард отбивал такт хлыстом, сопровождая это движениями головы и тела. По окончании первого куплета он подхватил припев, сначала вполголоса, но на втором куплете разошелся и принялся вторить басом.

— Здорово! — рявкнул он. — Славная песня, Билли Кэрби, и хорошо спета.

Сахаровар, занимавшийся своим делом невдалеке от группы всадников, равнодушно повернул голову и взглянул на кавалькаду. Он приветствовал каждого из подъезжавших кивком головы, но соблюдая строгое равенство, так как даже приветствуя дам, не притронулся к подобию шляпы, украшавшей его голову.

— Как дела, шериф? — спросил он. — Что слышно новенького?

— Ничего особенного, все по-старому, Билли, — отвечал Ричард. — Но что это значит? Где же ваши четыре котла, ваши желоба и железные холодильники? Неужели вы варите сахар таким первобытным способом? А я-то считал вас одним из лучших сахароваров в графстве!

— И не ошиблись, сквайр Джонс, — отвечал Билли, продолжая свое занятие. — Я не спасую ни перед кем в Отсего по части рубки леса, варки кленового сока, обжигания кирпичей, заготовке теса, выжигания поташа или хлебопашества, но первое ремесло предпочитаю всем, потому что топор для меня — самое любимое орудие.

— Вы, стало быть, на все руки мастер, мистер Билль, — сказал мосье Лекуа.

— Э? — отвечал Кэрби с простодушным выражением, несколько странным для его гигантского роста и мужественного лица. — Если вы приехали для закупки сахара, мосье, то я могу вам предложить товар лучшего качества: чистый, без соринки и настоящего кленового вкуса. В Нью-Йорке он сошел бы за рафинад.

Француз приблизился к месту, где Кэрби складывал готовый сахар под навесом из коры, и принялся осматривать продукты с видом знатока. Мармадюк слез с лошади и, осматривая работы, временами выражал недовольство небрежным ведением дела.

— У вас большой опыт в этих делах, Кэрби, — сказал он. — Как вы приготовляете сахар? Я вижу, у вас только два котла!

— Два служат не хуже двух тысяч, судья! Я ведь не из тех ученых сахароваров, которые готовят сахар для важных господ, но если вам требуется настоящий сладкий кленовый сахар, то я к вашим услугам. Сначала я выбираю деревья, потом делаю зарубки, скажем, в конце февраля, или в горах, в половине марта, когда сок начинает подниматься…

— Но, — перебил Мармадюк, — как вы выбираете дерево? По каким-нибудь внешним признакам?

— Во всяком деле свой толк, — сказал Кэрби, быстро размешивая жидкость в котле. — Вот ведь и то понимать нужно: когда мешать сахар. Все дается практикой. Рим не в один день строился, да и Темпльтон тоже, хотя и живо его оборудовали. Я не стану приниматься за хилое дерево, у которого кора не выглядит гладкой и свежей, потому что деревья так же болеют, как и все другое. Приниматься за больное дерево для добычи сока — все равно, что брать разбитую лошадь под почту или изнуренных волов для возки бревен.

— Все это верно. Но по каким признакам можно узнать болезнь? Как вы отличаете здоровое дерево от больного?

— Как узнает доктор, у кого есть лихорадка, у кого нет? — перебил Ричард. — Он осматривает кожу и щупает пульс.

— Конечно, — подтвердил Билли, — сквайр правильно рассуждает. Я осматриваю дерево и узнаю, здорово ли оно. Но когда сока наберется достаточно, я наполняю котлы и развожу под ними огонь. Сначала я кипячу быстро, но когда сок превратится в патоку, как в этом котле, огонь нужно уменьшить, иначе вы подожжете сахар, а подожженный сахар плохого вкуса, он никогда не бывает сладким. Затем вы переливаете его из одного котла в другой, пока он не сгустится так, что начнет тянуться в нитку, — тут нужен глаз да глаз. Когда он начнет давать зерно, иные осветляют его, подбавляя в форму глины, но это не всегда делается. Так как же, мосье, покупаете?

— Я дам вам, мистер Билли, десять су за фунт.

— Нет, я продаю на наличные, я никогда не меняю мой сахар. Впрочем, для вас, мосье, — прибавил Билли с ласковой улыбкой, — я готов сделать уступку. Я согласен взять галлон рома и полотна на две рубашки, если вы берете и патоку. Патока очень хороша. Я не стану обманывать ни вас, ни других. Лучшей патоки еще не получалось из клена.

— Мосье Лекуа дает вам десять пенсов, — сказал Эдвардс.

— Да, — подтвердил француз, — десять пенни. Благодарю вас, мосье, я всегда забываю английский язык.

Кэрби взглянул на них с некоторым неудовольствием, очевидно подозревая, что они потешаются над ним. Он схватил огромную ложку, торчавшую из котла, и принялся старательно размешивать кипящую жидкость. Затем выхватил полную ложку и, отлив часть жидкости в котел, помахал ею в воздухе, как-будто желая охладить остаток, и, протягивая ложку французу, сказал:

— Попробуйте, мосье, и вы сами скажете, что эта цена дешева. Патока — и та стоит дороже.

Учтивый француз нерешительно приблизил губы к ложке, но, ощутив, что ее края уже остыли, сделал изрядный глоток. Он схватился руками за грудь и устремил отчаянный взор на Елизавету, а затем, как рассказывал позднее Билли, «задрыгал ногами, точно барабанными палками, и принялся ругаться и плеваться по-французски так, что хоть уши заткни. Пусть в другой раз знает, как шутить шутки с дровосеком».

Невинный вид, с которым Кэрби продолжал свое занятие, мог бы обмануть зрителей, если бы простодушие, написанное на его лице, не было разыграно чересчур хорошо, чтобы быть естественным. Присутствие духа и сознание приличий скоро вернулись к мосье Лекуа. Он извинился перед дамами за свою несдержанность и, усевшись на лошадь, отъехал в сторону, где и оставался все остальное время. Шутка Кэрби положила конец всяким дальнейшим коммерческим переговорам. Мармадюк ходил по роще, осматривал деревья и возмущался небрежностью, с какой велось производство сахара.

— Досадно видеть хищничество здешних поселенцев, — сказал он. — Они губят добро без всякого сожаления. Вас тоже можно упрекнуть в этом, Кэрби! Вы наносите смертельные раны деревьям, хотя было бы довольно самого легкого надреза. Я серьезно прошу вас помнить о том, что понадобились столетия, чтобы вырастить эти деревья, и если мы их погубим, то уже не восстановим.

— Это меня не касается, судья, — возразил Кэрби. — Мне кажется, впрочем, что чего-чего, а деревьев в этих горах хоть отбавляй. Я своими руками вырубил полтысячи акров в штатах Вермонт и Йорк, а надеюсь вырубить и всю тысячу, если только буду жив. Рубка — мое настоящее занятие, и я бы другого не хотел, но Джаред Рэнсом говорит, что, по его соображениям, на сахар будет большой спрос в нынешнем году, потому что в поселке прибавилось много новых жителей. Вот я и взялся за это дело.