О, я от призраков больна - Алан Брэдли

– Посмотрим, – сказал Доггер, протягивая мне еще одну салфетку. – Откашляйтесь.

Я даже не заметила, что кашляю.

– Сколько пальцев я показываю? – спросил Доггер, держа руку справа от моей головы.

– Два, – ответила я не глядя.

– А теперь?

– Четыре.

– Атомное число мышьяка?

– Тридцать два.

– Очень хорошо. Основные алкалоиды белладонны?

– Это легко. Гиосцин и гиосциамин.

– Отлично, – сказал Доггер.

– Они были вместе, верно? Марион Тродд и Вэл Лампман имею в виду.

Доггер кивнул.

– Она не справилась бы с мисс Уиверн одна. Удушение целлулоидной пленкой требует исключительно сильных рук. Это чрезвычайно скользкое оружие, но с крайне высоким пределом прочности на разрыв, как вы путем химических экспериментов наверняка установили. Исключительно мужское оружие, надо сказать. Мотив, однако, остается непонятным.

– Месть, – сказала я. – И наследство. Мисс Уиверн пыталась сказать кому-то – Десмонду или Бан, а может, тетушке Фелисити. Я не смогла выяснить. Она знала, что они собираются убить ее. Поскольку она оплачивала подписку на «Полицейскую газету», «Настоящее преступление», «Всемирные новости» и так далее, она знала все признаки. Она записывала свои мысли на клочке бумаги, когда они ее прервали. Она засунула записку в носок ботинка, который они надели ей на ногу, когда переодевали. Большая ошибка с их стороны.

Доггер почесал голову.

– Я позже объясню, – добавила я. – Я такая сонная, что едва могу держать глаза открытыми.

Доггер протянул руку.

– Можете снять горчичный пластырь. Думаю, вы достаточно согрелись. По крайней мере сейчас.

Он подал мне серебряный поднос, и я положила на него жгучую пакость.

– Осторожно, потускнеет, – сказала я почти в шутку.

Хотя это правда. Едкие пары атакуют серебро 925-й пробы, не успеешь и глазом моргнуть.

– Все в порядке, – сказал Доггер. – Этот с гальванопокрытием.

Я с внезапным приступом смущения вспомнила, что отец отослал семейное серебро на аукцион несколько месяцев назад, и неожиданно устыдилась своего неосторожного замечания.

Не говоря ни слова, Доггер подтянул повыше мое одеяло и подоткнул его, потом подошел к окнам и задернул занавески.

– О, Доггер, – сказала я, когда он был на полпути к двери. – Одна мелочь: Филлис Уиверн – мать Вэла Лампмана.

– Бог мой! – произнес Доггер.

22

Итак, вы понимаете, инспектор, – сказала я, – их идея заключалась в том, чтобы разделаться с ней посреди как можно большего количества подозреваемых, точно как поступили убийцы в фильме «Любовь и кровь». Должно быть, они восприняли возможность снять фильм в Букшоу как настоящую находку. Вэл Лампман сам выбирал место съемок.

– Похоже на Агату Кристи, – сухо заметил инспектор Хьюитт.

– Точно!

Шел четвертый день после Рождества, двадцать девятое декабря, если точно.

После того как я провела двое суток, плавая в жарких снах и просыпаясь только откашляться и съесть немного супа, которым меня кормила с ложечки Фели, настоявшая на том, чтобы нести вахту у моей кровати днем и ночью, доктор Дарби неохотно дал разрешение, чтобы меня допросили полицейские Хинли.

«Два дня с горчичным пластырем и не больше пары минут с гончими его величества», – сказал он, как будто я – тарелка дымящегося жареного мяса или измученная лиса.

– Я буду очень рад услышать твои мысли по поводу переодевания мисс Уиверн, – добавил инспектор. – Чисто из интереса, видишь ли.

– О, это самое легкое! – сказала я. – Они переодели ее из наряда Джульетты в крестьянский костюм, который был на ней в фильме «Облаченная для смерти». Они даже принесли его с собой. Умышленность, полагаю, вы это так называете. Они ее одели и даже загримировали. Так хотела Марион Тродд. Вероятно, вы уже нашли косметику, помаду и лак мисс Уиверн в ее сумочке. Просто месть, вот и все.

Инспектор приобрел озадаченный вид.

– Вэл Лампман изначально обещал главную роль в «Крике ворона» Марион Тродд, но был вынужден забрать ее у нее и передать своей матери.

Ему пришлось, видите ли. Марион, разумеется, была не в курсе, что мисс Уиверн мать Вэла Лампмана, а он не собирался ей рассказывать. Это все в «Кто есть кто» и старых номерах «За экраном» и «Любопытных фактах кино». В чулане под лестницей тонны старых журналов о кино.

Только когда я договорила, мне пришло в голову задуматься, кто же покупал их столько лет назад.

– Займитесь ими, сержант, – сказал инспектор детективу-сержанту Вулмеру, и тот закрыл блокнот, слегка покраснел и устремился в направлении к вестибюлю.

– Итак, вы предполагаете, что Марион Тродд в прошлом была актрисой, – произнес он, когда сержант ушел. – Верно?

– Под именем Нормы Дюранс, да. Сержант Вулмер найдет это в «Серебряном экране» за 1933 год. Сентябрьский выпуск, кажется. Боюсь, он немного обгорел, но в том, что осталось, есть довольно приличное ее фото в роли Дориты в «Маленькой красной курочке».

«Биро» инспектора Хьюитта беспристрастно порхало над страницей, но он остановился на достаточно долгое время, чтобы бросить в меня удивленный взгляд.

Несмотря на то что я выглядела как аэростат противовоздушной обороны, в шерстяной пижаме и халате, будто пошитом из ковра, должно быть, я заметно прихорошилась.

– Разумеется, у них была связь, – небрежно добавила я, и глаза инспектора невольно дернулись.

На самом деле я не вполне понимаю, что подразумевается под такого рода отношениями, вообще-то. Однажды, когда я поинтересовалась у Доггера, что означает это слово, он ответил, что оно подразумевает, что два человека стали самыми лучшими друзьями, и мне этого было достаточно.

– Разумеется, – повторил инспектор на удивление слабым голосом, чиркая в своем блокноте. – Хорошая работа.

Хорошая работа? Я постаралась сдержать самодовольную улыбку. Высокая похвала от человека, который при первой нашей встрече отослал меня раздобыть чаю.

– Вы очень добры, – сказала я, изо всех сил пытаясь продлить момент.

– Я такой и есть, – заметил он. – Считаю, что преувеличения бесполезны.

– Я тоже, – сказала я, не вполне понимая, что это означает. Однако прозвучало это довольно умно.

– Что ж, благодарю, Флавия, – сказал инспектор, вставая на ноги. – Очень поучительно.

– Всегда счастлива помочь, – ответила я отнюдь не скромно.

– Разумеется… я и сам пришел к тем же выводам, – добавил он.

Меня охватило неожиданно нечто липкое. Сам пришел к тем же выводам? Как он мог? Как посмел?

– Отпечатки пальцев? – холодно поинтересовалась я.

Должно быть, они нашли отпечатки пальцев убийц в комнате, где произошло преступление.

– Вовсе нет, – был его ответ. – Узел. Ее задушили обрезком кинопленки, к которому после ее смерти был привязан дополнительный бант. Два разных слоя и, как мы полагаем, два разных человека, один левша, второй правша. Внутренний узел, тот, что убил ее, был довольно необычным – булинь, часто используемый моряками и редко остальными. Сержант Грейвс обнаружил, заметив татуировки Вэла Лампмана, что тот некоторое время служил на королевском флоте – факт, который с тех пор мы сумели доказать.

Я и сама это засекла, конечно же, но не имела времени размотать нить.

– Конечно же! – сказала я. – Внешний узел был чисто декоративным! Должно быть, Марион Тродд добавила его в качестве финального аккорда, после того как поменяла костюмы.

Инспектор закрыл записную книжку.

– Есть узел, который флористы, завязывающие так ленты на букетах цветов, называют «дюранс», – сказал он. – Он, как ты сказала, чисто декоративный. И также ее подпись. Я не улавливал связи до теперешнего момента, когда ты любезно предоставила недостающее звено.

Маэстро, триумфальные трубы! Что-нибудь из Генделя, будьте добры! «Музыку для королевских фейерверков»? Да, вполне подойдет.

– «Облаченная для смерти», – сказала я с оттенком драматизма.

– «Облаченная для смерти», – улыбнулся инспектор Хьюитт.

– Вы не предполагаете, – спросила я, – что до того, как стать актрисой Нормой Дюранс, Марион Тродд могла работать в цветочном магазине?

– Я бы не удивился, – ответил он. – Похоже, очень разными дорогами мы с тобой приходим к одному выводу.

Это очередной его обоюдоострый комплимент? Я не смогла понять, поэтому отреагировала глупой улыбкой.

Флавия Сфинкс – так он подумает. Непостижимая Флавия де Люс. Или что-то в этом духе.

– Тебе лучше немного отдохнуть, – внезапно сказал он, двинувшись к двери. – Я не хочу, чтобы доктор Дарби привлек меня к ответственности за твое затянувшееся выздоровление.

Какой же он милый, этот инспектор! «Затянувшееся выздоровление», да уж. Как это на него похоже. Неудивительно, что его жена Антигона светится, как поисковый фонарь, когда он рядом с ней. Что напомнило мне…

– Инспектор Хьюитт, – начала я, – пока вы не ушли, я хочу…