Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия - Екатерина Вильмонт

А ведь он интересный мужчина, надо же, я раньше этого почти не замечала. Вон плечи какие широкие, и рот такой… сексуальный, и глаза чудесные, добрые, нежные… Неужели он и вправду меня любит?

И, словно отвечая ее мыслям, Олег протянул руку через узкий кухонный стол и погладил ее по щеке. Тата поймала его руку и легонько поцеловала в ладонь.

– Наталья! – задохнулся он, но тут раздался телефонный звонок.

– Не бери трубку! – шепнул он.

– А если это Иришка?.. Алло!

– Татка, – узнала она голос Сони. – Татка, ты можешь себе представить… Ты сидишь или стоишь?

– Сижу. Что случилось?

– Татка, у меня просто слов нет… Мама выходит замуж!

– Да-да, конечно, – машинально ответила Тата, абсолютно ничего не понимая.

– Татка, ты что, не можешь говорить?

– Да…

– У тебя кто-то есть? Умоляю, позвони мне потом, иначе меня разорвет. И Алиска, как назло, умоталась… Позвони, пожалуйста!

Лишь когда Тата услыхала в трубке частые гудки, до нее дошел смысл сказанного подругой. Она вытаращила глаза.

– Что случилось? – испуганно спросил Олег.

– Тетя Берта выходит замуж!

– Тетя Берта? Берта Яковлевна? Ты ничего не перепутала?

– Не знаю… Я была как в тумане, но Сонька сказала, что мама выходит замуж! С ума сойти!

Хлопнула входная дверь, и в кухню влетела Иришка:

– Мам! Я молока купила! И хлеба! Ой, здрасте, Олег Степанович!

– Здравствуй, Ир. Как жизнь?

– Супер! А у вас?

– И у меня – супер! – засмеялся он.

– Мам, ты чего такая отмороженная? Тебе плохо?

– Ирка, сколько можно повторять, я ненавижу это слово… Кажется, тетя Берта выходит замуж…

– Тетя Берта? Мам, ты что? Правда? Кто сказал?

– Соня, она сейчас звонила, но я не поняла…

– Не врубилась, что ли? И чем, интересно, ты была занята? – хмыкнула Иришка. – А кстати, чем тут воняет? Ты что-то спалила?

– Это я виноват, – вмешался Олег Степанович. – Взялся зажарить курицу и забыл…

– Вы умеете жарить курицу?

– Как выяснилось, не очень… Пришлось довольствоваться макаронами.

– А кисель-то хоть мне оставили? О, молодцы! Обожаю кисель с молоком и с белым хлебом! Мама, что ты сидишь, как засватанная? Звони скорее Давыдовне! Такое дело! Надо же узнать, кто жених! – расхохоталась Ирка. – Шизнуться можно: тетя Берта – невеста! Офигеть!

– Ну мне, пожалуй, пора, – засобирался Олег Степанович. – Я убедился, что мой лучший редактор пошел на поправку, можно ехать.

– Ой, Олег Степанович, мама говорила, что вы разбираетесь в математике!

– Есть грех.

– У меня с геометрией полный прокол… Вы не поможете?

– Ирка! – возмутилась Тата.

– А что тут такого? – пожала плечами девочка. – Если человек в этом сечет, что ему стоит доказать какую-то вшивую теорему?

– Ничего не стоит! – обрадовался Олег. – Давай свою теорему!

– Кайф! – взвизгнула Иришка. – Я сейчас!

– Олег, ну зачем ты? – смущенно пробормотала Тата.

– Я только рад, мне же надо установить с ней контакт, Наталья. Нам ведь жить вместе…

Примчалась Иришка с тетрадкой и учебником:

– Вот посмотрите! Мам, а ты пока Давыдовне звякни, интересно же, просто сил нет!

Тата, как сомнамбула, поплелась в спальню. Матерь Божья, постель в таком виде… А что, если Ирка сюда заглядывала? Тата пришла в ужас. Но тут же без сил опустилась на край кровати и закрыла глаза – от воспоминания о недавнем пережитом здесь у нее кружилась голова. Какое счастье, что Илья меня бросил… Вот и у меня тоже есть любовник. Но замуж я не хочу. Я хочу иметь любовника! И пусть им будет Олег, с ним так хорошо, так волшебно хорошо… Ее тянуло лечь тихонечко и по минутам, по секундам вспомнить все, что было… Но сейчас нельзя, тут Олег, тут Иришка… И просто необходимо позвонить Соньке, выслушать ее и, может, выговориться самой…

Она набрала номер.

– Да, слушаю вас!

– Сонька, это я. Что там у вас стряслось?

– Я уже тебе сказала, но ты была какая-то странная. У тебя опять жар?

– Нет, не жар. Это неважно. Я правильно поняла, тетя Берта выходит замуж? – спросила Тата и тут только вспомнила, что Берта Яковлевна намекала на какого-то поклонника. Тата тогда не придала этому значения.

– Представь себе! Я просто в шоке!

– Но за кого, ты хоть знаешь?

– За какого-то старого венгра по имени Лаци. И она уезжает жить в Будапешт… – Голос Сони звучал растерянно.

– А ты?

– Что – я?

– Тебя она оставляет одну?

– Как ни странно, да.

– Сонька, ты не рада?

– Не знаю… Как-то не могу собраться с мыслями… Я всегда думала, что, может быть, я сама куда-нибудь уеду, но что мама вдруг соберется… Невероятно…

– Сонь, но ведь это же здорово, просто восторг! В шестьдесят лет выйти замуж! Преклоняюсь перед тетей Бертой! А ты его видела, этого венгра? Как его, Лаци?

– Да вообще-то он Ласло, а Лаци – это ласкательное.

– А кто он?

– Университетский профессор и, кажется, небедный. Какой-то ученый с мировым именем.

– Тебе сама мама сказала?

– Да, сегодня днем. Позвала меня на кухню и говорит: «Вот что, Сонька, рано или поздно мы должны были оторваться друг от друга. Я все ждала, что ты найдешь мужа, но мое терпение лопнуло, и я решила сама выйти замуж. Завтра я тебя познакомлю с моим будущим мужем, а в начале мая уеду к нему в Будапешт. А ты уж пока поживи самостоятельно». Я спросила, что значит – пока? А она и отвечает: «Если ты не устроишь свою жизнь в Москве, я потом заберу тебя в Будапешт».

– Соня, только не это! – закричала Тата. – Если она возьмет тебя в Будапешт – это конец! Лучше даже выдумать какого-нибудь мужа, но только не ехать с мамой!

– Сама знаю. И можешь быть уверена, я никуда не поеду! Я, конечно, растерялась, сама понимаешь, такая новость…

– А где она его взяла?

– Оказывается, у них давно был роман, уже лет двадцать, а год назад он овдовел, ну и попросил ее руки… Так она выразилась. И еще сказала, что не стала бы выходить за него, если бы у нее были внуки, а теперь она это делает ради меня. Так что погуляем на маминой свадьбе. – Соня как-то нервно засмеялась. – Но какова… Сколько лет скрывала. А мне всегда твердила, что из-за меня отказалась от личной жизни… Татка, у меня голова кругом идет!

– Сонь, она долго без тебя не выдержит, так что особенно губы не раскатывай! Через полгода – максимум год вернется обратно, бросит своего Лаци и примчится руководить тобой.

– А может, она предпочтет им руководить, а?

– Вряд ли… Ей там поначалу трудно придется, в чужой стране да еще с таким кошмарно трудным языком… А он говорит по-русски?

– Да. Он, по-моему, учился в Ленинграде.

– А сколько ему лет?

– Шестьдесят три, нестарый еще. И вроде бы безумно ее любит. Мне так странно, Татка, я себя-то старой считаю, а уж маму и вовсе. И вдруг такая история… Неслабо, да?

– Да уж. Сонька, а у меня…

– Мам, Олег Степанович уходит! – заглянула в комнату Иришка.

– Иду! Сонь, я тебе потом позвоню, ладно?

Тата выскочила в прихожую. Олег Степанович уже стоял в пальто.

– Наталья, мне пора. – Ему безумно хотелось поцеловать ее на прощание, но благодарная за теорему Иришка торчала в дверях кухни. – А по поводу той истории мы с тобой завтра побеседуем, хорошо?

Он вышел на площадку, Тата тут же рванулась за ним: ей тоже не терпелось прижаться к нему.

– Олег, подожди, я забыла…

Он быстро обнял ее.

– Мам, ты куда, простудишься же!

Тут подошел лифт, и Олег уехал.

– Ну вы даете, «союз брошеных супругов»! – хмыкнула Иришка, когда Тата вернулась в квартиру.

– Ты о чем?

– О вас, о чем же еще! Думаешь, я совсем тупая? А он ничего, не противный. И матешу хорошо объясняет, так понятно, не то что наша Крыса-Лариса! Ты сразу за него замуж пойдешь или как?

– Или как! Ты вообще что городишь? – воскликнула Тата.

– Мам, все нормально! Мужик в доме нам нужен. А он лучше, чем этот… Том Недокруз. Олегу Степановичу я могу, кажется, тебя доверить! У него в глазах такая любовь светится…

– Много ты понимаешь в любви.

– Мам, не смеши меня! Еще неизвестно, на кого больше с любовью смотрят!

За завтраком Курбатов положил рядом с Алисиной чашкой довольно большой мешочек из зеленой замши.

– Что это?

– Ничего особенного. Пустячок на память о Праге.

– Святослав Игоревич, я не хочу!

– Алиса, кончайте эту феминистскую бодягу! О, я уже от вас заразился… Почему красивая женщина не может принять от преданного поклонника сувенир? Вы хоть загляните внутрь! Неужели в вас даже любопытства не осталось? Это неженственно, Алиса.

– Нет, любопытство еще осталось, – усмехнулась она и взяла мешочек в руки. – Тяжелый какой! – Она развязала шнурок и вытащила из мешочка… турмалиновые бусы. – Ой! Какая прелесть! Так это вы их купили, да? Признавайтесь!

– Признаюсь. Я.

– Но зачем?

– Алиса, ну будьте снисходительны, я достаточно старомоден, и мне было бы просто невыносимо смотреть, как женщина, в которую я влюблен, сама себе покупает украшение!