Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все расписано вперед, — думала Надя. — Наверно, сколько будет откладывать на сберкнижку, тоже решил. Двадцать лет парню, в военном училище учится, а о таких нравственных категориях, как бескорыстие, долг, романтика, наконец, как будто и не знает. Крепко, видно, вдолбили родители ребенку свое понятие „уметь жить“. Крепко…»
Скучно было слушать разговоры о супружеской верности, умении женщины ждать. Словно ее одной и касается. Едва высидела до конца вечера. Курсант заторопился первым: ему надо было успеть в училище до вечерней поверки.
— Проводи Мишу на трамвайную остановку, — сказала соседка, посмотрев с полунамеком: помни, о чем говорили, и не теряйся.
На лестнице Михаил вдруг обнял Надю и неумело, но с долей требовательности полез целоваться. Она оттолкнула его:
— Ни к чему все это…
— Я по-серьезному, Надюш. Нравишься ты мне. Замуж возьму!..
— Всё сразу. Меня бы поначалу спросить: по душе ли вы… Не надо больше встречаться нам! Разные мы.
— Знаю, знаю, зачем ты пришла! — сказала русалочке морская ведьма. — Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе — тебе же на беду, моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо него две подпорки, чтобы ходить, как люди…
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба, и ужи попадали с нее и растянулись на песке.
— Ну ладно, ты пришла в самое время! — продолжала ведьма. — Приди ты завтра поутру, было бы поздно и я не могла бы помочь тебе раньше будущего года. Я изготовлю тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним к берегу еще до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли; тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали бы люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым мечом…
Жидикин один не спал в палате. Щербатая луна заглядывала в окно, заливая проход холодным сиянием. В свете ее поблескивала никелированная спинка кровати. Печальную, но вместе и удивительно светлую сказку вспомнил он. Любое бы зелье выпил, несносные муки готов терпеть, только бы встать на те самые подпорки, о которых говорила ведьма русалочке.
— Но помни, что ты будешь ступать как по лезвию ножа и изранишь свои ножки в кровь. Вытерпишь ли это? Тогда я помогу тебе…
«Вытерплю!» — едва не выкрикнул Петр.
Близилась пора вступительных экзаменов на математико-механическом факультете. Уверенность не покидала, что примут в университет: в аттестате зрелости стояли одни пятерки. Дались они неимоверно трудно — Петр похудел, температурил, но радости это не омрачало. Был озабочен другим: чтобы допустили к экзаменам, надо еще пройти медкомиссию. Облегчить все могли только ноги, должен показать, что может передвигаться хотя бы из аудитории в аудиторию. Дорого бы он заплатил тому волшебнику, который дал бы зелье для укрепления непослушных его ног, сделанных, казалось, из папье-маше.
Не один он ломал голову в поисках выхода. Доктор Моисеева добилась, чтобы сделали Жидикину туторы до пояса. Их привезли в больницу. Утром предстояло Петру испробовать «ноги», выдержать муки, может, не менее страшные, чем выпали на долю русалочки.
После обхода врачей Жидикина вывезли в садик, к черному входу, куда больные редко заглядывали. Петр с удивлением рассматривал клепаные, с множеством ремешков туторы — стальные накладки для голеней и бедер, для таза. На сгибах специальные шарниры. Это напоминало больше доспехи средневекового рыцаря, а не протезы. Туторы жестко облегали ноги и увязывали металлическим каркасом с живой половиной тела, тем самым придавали устойчивость. На них можно было опереться и удержаться. После долгих, конечно, тренировок.
— Такие протезы никто не носил! — отговаривал профессор Гольберг. — Шутка ли, десять кило! — Наталья Ивановна Моисеева оставалась непреклонной. — В них невозможно передвигаться, все заковано в латы! Каким образом, скажите на милость, он поднимется на ступеньку крыльца? Нет возможности координировать движения.
— И тем не менее я настаиваю! Один шанс из ста, что пойдет, но мы должны использовать и этот шанс.
На пятачке насыпали опилок, чтобы не только ступать было мягче, но и при падении не так опасно. Со страхом смотрела Надя, как сестры одевают Петра. Стянули накладками голени — получилось вроде краг. Затем закрепили все на бедрах, застегнули пояс. И впрямь похоже на доспехи. Недостает панциря да шлема. Подумала, что, наверно, так же снаряжали рыцаря, сажали на коня. Моисеева с помощью медсестер подняла Петра на «ноги», подала специальные металлические костыли-палки — на них и должен был опираться. Держась на вытянутых руках, Петру следовало распределять так тяжесть тела, как гимнаст на брусьях, когда тот раскачивается на руках и при махе ногами. Жидикину предстояло научиться делать подобное: отжавшись на палках, выбросить ноги вперед — обе сразу, перенести на них всю тяжесть, удержать равновесие и переставить палки.
Легко сказать: отжаться, выбросить протезы вперед, удержаться. На практике Жидикин не только шага не сделал, он просто-напросто устоять самостоятельно не мог. Отпускали сестры — клонился как подрубленный в какую угодно сторону — куда поведет. Пот катился по лицу, а Петр не в состоянии был смахнуть, и трудно было понять — капельки пота на ресницах или слезы. Стало ясно: поначалу должен научиться Жидикин хотя бы равновесие держать на палках, падать так, чтобы не сломать руки или не разбить голову.
На другой день тренировки повторили. Закончились они плачевно: бедра, поясница, ребра кровоточили, местами свисала содранная кожа. Увидев кровь, Надя расплакалась.
— Напрасно затеяли… — сказал Гольберг с горечью. — Чудес не бывает. То в сказках живая да мертвая вода…
— Ведьма сказала правду: каждый шаг причинял русалочке такую боль, будто она ступала по острым ножам и иголкам, — ответил Петр. Только Надя поняла смысл произнесенных слов из андерсеновской сказки. — Буду ходить. Буду! — И плечом постарался вытереть с лица пот. — Только не отказывайте в помощи…
— Никто и не собирается оставлять тебя, — успокоила его Моисеева.
Упорство Жидикина вселяло надежду. Он тренировался ежедневно, приноравливаясь к туторам, подлаживая их к себе. Свалившись на землю, садился и понемногу поднимал тело, выжимался на палках, ставил их понадежнее, хрипя и сплевывая опилки. Роберт Петрович Баранцевич однажды не выдержал такой пытки, поспешил на подмогу, но его остановил выкрик Петра:
— Са-а-ам!..
Жидикин поднялся на палки и едва удержался, взмокший от пота, но с гордым взором.
— Вы сможете ходить… Сможете! —
