Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все чаще выбирался Петр в садик. Тренировки Надя не пропускала. Заканчивались лекции, и прямо из университета спешила она в больницу.
Анна Васильевна отношения своего ко всему происходящему не изменила. Правда, дочка тоже была с характером.
— Оставь, мама. От Петра не отступлюсь. Такое мое решение.
Через месяц Жидикин твердо стоял на туторах, делал первые шаги, постепенно увеличивая нагрузку. Чего только не придумывали коллективно, чтобы облегчить передвижение! И сам Петр на выдумку был горазд. Никак не мог подняться по ступеням крыльца, задевал носками за край. Всяко пытался, а носки ботинок мешают — хоть топор бери. И все же нашел выход. Поворачивался спиной к крыльцу да так и поднимался.
Как радовались все, когда оставил Петр пятачок, преодолел поребрик из кирпича и перешел дорогу больничного сада! Это была победа. Здоровые люди, спеша буднично по улице, не обращают внимания на неровности асфальта, ямины и уклоны. Жидикин чувствовал каждый бугорок — не то скользнет палка, потеряет опору и уже не удержишь равновесие, не среагируешь молниеносно для подстраховки! Впрямь научился ступать как по лезвию ножа.
Университет — вот что теперь занимало и беспокоило. Поступит — и разрешится проблема дальнейшего проживания. В больнице оставаться Жидикин не мог, врачи и так перепрописывали его в нарушение всех инструкций. Ни сам он, ни Надя Толстикова не представляли, конечно, в полной мере тех трудностей, какие их ожидали. Многие отговаривали Петра: ношу берет не по силам. Умудренные опытом люди, разумеется, были правы. Но молодость самоуверенна и беспечна, оглядываться начинает с опозданием, когда наломано столько, что и поправить порой трудно. Надя упрямо стояла на своем. Да и врач Моисеева поддерживала: поступит Петр в ЛГУ — дадут место в общежитии. А там жизнь подскажет.
Сознание того, что за воротами больницы Надежда — единственная его опора, привязало Жидикина к девушке особенно. Откровенно говоря, он боялся новой жизни, неведомой и пугающей. В больнице тяжело, разумеется, приходилось, но за ним ухаживали, его кормили и обстирывали, и Жидикин не задумывался о хлебе, одежде, квартирной плате. Да мало ли забот у человека в повседневной обыденности: сходить в магазин за картошкой, в аптеке лекарство купить, в трамвае — билет, подстричься по какой цене — и то надо думать.
В первый раз по пути в университет вышел Жидикин за проходную, остановился на шумном перекрестке в ожидании такси и оглянулся беспомощно на старое здание больницы, с подтеками по стенам, облупленным фронтоном. И показалось, что сам он относится к той же эпохе.
Лето 1954 года выдалось тяжелым. Жидикин за весну подтянул все «хвосты», сдал экзамены за десятый класс. Списавшись с сельсоветом, собрал документы для поступления в университет. Оставалось получить медицинское разрешение.
Врачебная комиссия ЛГУ заседала на втором этаже, в физкультурном зале. Провожали Петра друзья, а также Надя и врач Наталья Ивановна Моисеева. На этаж абитуриента внесли, дальше он пошел сам. Волнение, вдобавок простуда сказались — держался Жидикин на туторах неуверенно. Попросили пройтись — запнулся. Врачи не решались взять ответственность.
— Здоровые не выдерживают, через семестр-другой их отчисляют за неуспеваемость. А тут без ног… Шесть лекционных часов ежедневно с поврежденным позвоночником…
— Выдержит! — не уступала Моисеева. — Заявляю как медик. Могу засвидетельствовать письменно.
— Ах, коллега! Не вам объяснять его болезнь. Малейшее осложнение, необратимый воспалительный процесс…
— Не справку для поступления даете — путевку на всю оставшуюся жизнь! — начала терять самообладание Моисеева.
— С ним должен быть кто-то рядом. Тогда еще можно закрыть глаза.
— Я готова на это! — отозвалась молчавшая Толстикова. — Учусь на геологическом, третий курс…
К экзаменам Жидикина допустили, а Надя уехала на практику. Отложить не могла и не находила себе места. Забежала к Петру попрощаться, он сидел в садике на старой своей скамейке.
— Не хмурься. За меня зря тревожишься. Не подведу. Камней красивых привези.
— «Камней»!.. Горная порода, минералы — так у геологов это называется.
— Точно. Геология — наука о составе, движении земной коры и размещении в ней полезных ископаемых. Большинство прикладных и теоретических проблем ее связано с верхней частью земной коры, доступной непосредственному наблюдателю…
— Э-э, не стыдно зубрить? — И Надя улыбнулась.
— Такой ты мне очень нравишься. Очень…
По письмам Жидикина знала Надя в подробностях, как продвигаются экзамены. Наконец получила долгожданное:
«Поздравь! Вчера зачитали приказ о зачислении на первый курс. Я — студент матмеха. Студент! Сам еще не свыкся. Просыпаюсь и лихорадочно убеждаюсь, что это не сон вовсе, а реальность.
Дни тянутся медленно — нет тебя. Скучаю. Только теперь понял, как ты мне дорога…»
И постскриптум: «Забыл: дали место в общежитии по проспекту Добролюбова. Близко от твоего дома. Здесь ты родилась, бегала в школу, играла в классики…»
Из больницы Жидикин выписался, как только возвратилась Надя из экспедиции. В городе властвовал октябрь. Солнце в полдень еще пригревало, дни стояли сухие, безветренные. В прозрачной синеве синего чистого воздуха сияли золотые купола, багрянцем пылали деревья.
Петру по случаю отъезда купили костюм. Он примерил его, радуясь, что как раз по росту, в плечах неширок. Никто и не заметил в суете, что костюм на три размера больше.
Провожали Жидикина как родного. Не только в палате, но и на отделении поднялась суета. Сестры, а особенно нянечки, кто постарше, всплакнули, целовали Петра на прощание, желали добра и просили не забывать, не помнить худое. Их грусть была понятна: за столько лет привыкли к нему, полюбили за незлобивый характер. Выписка отодвинула житейские неурядицы, заставила забыть о них, люди говорили только хорошее, сами стали добрее и не представляли установившийся быт без отъезжающего. На первых порах так и получится — распрямив спину, нет-нет да и вздохнет уборщица или няня: «А вот Петя сказал бы…» И больным в палате будет не хватать его голоса, света тусклой лампы по ночам, которая прежде и раздражала. Такова суть бытия, истинную цену человеческих отношений мы познаем лишь на расстоянии.
Петр благодарил всех искренне, но сквозила растерянность. Надя догадывалась: его пугала неизвестность.
Предчувствие Жидикина не обмануло. В новой для него жизни он не мог обойтись без посторонней помощи. Утром надо было одеться, умыться, позавтракать, а Петр оказывался не в состоянии сделать что-либо, был как ребенок, не научившийся за собой ухаживать. Только заботы у него сложнее, какие и взрослый не сразу осилит. Надеть туторы со всеми предосторожностями, чтобы не натереть тело за
