Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, отнес Владимир Зубов Жидикина в ванну, а сам пошел париться в общий зал. Попарился, кваску попил да и уехал. А Петр остался. Миновало отведенное время, банщица и поторапливать принялась Петра Федоровича. Не вылазит мужик, нежится. У женщины терпение лопнуло:
— Вылезай, не то директора кликну!
— Позови хоть директора, может, он поможет мне выбраться. — Жидикину тоже надоело сидеть в ванне…
Тут пересменка у банщиц подоспела. Заступившая работница оказалась доброй и покладистой, лишать удовольствия не стала — пусть человек моется, если так любит ванну. И пора уходить Жидикину, а не в силах. Просить о помощи — неловко. Но влетел запыхавшийся Зубов:
— Вот штука так штука, забыл о тебе!
По дороге домой рассказал все по порядку. Попарился Зубов, под дождиком ополоснулся в душевой, кружку кваса выпил и уехал в общежитие. В комнате засел за конспекты, а читать не может, чего-то ему не хватает. Вроде должен что-то сделать, а что — никак не припомнит. И тут осенило: Жидикина в бане забыл!
Вечером, конечно, о приключении стало всем известно. Приставали с расспросами и хохотали до слез, когда рассказывал сам Зубов.
После первого курса (опять благодаря заботам Оксаны Рыбаковой) профком выделил Жидикину путевку в Батуми. С оплатой дороги в оба конца. Петр отказывался, но Надя настояла.
— Такая возможность отдохнуть. И думать нечего, ехать надо. Когда еще доведется?
— Лучше ты используй путевку. Тоже не мешает отвлечься, с утра до ночи как заведенная…
— Прекрати. Вдвоем все равно не удастся, денег нет на дорогу. Да и на практику обязана отбыть, знаешь ведь.
Решение приняла рискованное — ехать Петру одному. Пройдут годы, а Надежда Васильевна будет со страхом вспоминать эпизод в их жизни: как только могла согласиться! Вынуждали обстоятельства — вот и отважилась. Верила в благополучный исход. Не то не просила бы по возможности часть пути до Батуми проехать Черным морем. Помнила очарование тех мест по практике в Крыму и хотела, чтобы Петр не упустил случай полюбоваться красотой южного побережья.
Друзья собрали ему в дорогу двадцать рублей — все, на что мог рассчитывать в дни отпуска. Друзья и к поезду привезли, в вагон усадили. По студенческой привычке шутили, наказывали не высовываться в окно: «Парень ты длинный, как бы не зацепился за телеграфный столб».
Петр дрейфил, но только до отхода поезда. Застучали на стыках колеса — позабыл все на свете, словно прилип к вагонному стеклу. Во все глаза смотрел на проплывающие поля и перелески, притулившиеся деревеньки. Потом открылось раздолье украинской степи, соломенные хатки в садочках, пирамидальные тополя вдоль дорог, на переездах возы да мажары с круторогими волами.
В Сочи едва не угодил в милицию. Получилось по-мальчишески, нервы подвели. Купил билет на верхнюю палубу теплохода (отходил на Батуми утром), ночь решил скоротать на вокзале. Время было позднее, зашел в зал ожидания и понял, что надеяться на свободное место не приходится, — лавки заняты транзитными пассажирами.
Жидикин проковылял по проходу и будто споткнулся. На цементном полу спал парнишка лет двенадцати — босоногий, штаны да линялая рубашка, чуб цвета житной соломы. На лавках сидели здоровые мужчины и женщины — жевали, переговаривались, а парнишку на полу и не замечали. Сдавило что-то Жидикину сердце, словно не паренек то лежит, а доля его.
— Уступили бы ребенку место на лавке, — обратился к сидящим, закипая гневом.
Только отвернулись от него, делая безразличный вид: мол, на каждого инвалида еще внимание обращать…
— Проходи, чего пялишься… — с холодным презрением сказал мужчина нагловатого вида. Из мясников или рыночных торговцев. — Не подают здесь…
Кровь ударила Жидикину в лицо, на мгновение в глазах потемнело. Очнувшись, так взглянул на мужчину, что тот испугался.
— Милиция! — завопил мужик. — Милиция!!
— Вы что себе позволяете? — зашумели на Жидикина сидящие. — Распустили, понимаешь…
Петр Федорович развернулся и направился к выходу, выбрасывая вперед и вперед непомерно отяжелевшие ноги. В парке, несколько успокоившись, устроился поудобнее на скамеечке. Над головой перемигивались крупные звезды, в листве безумолчно стрекотали цикады. Послышались возбужденные голоса, на свет вышел милиционер в сопровождении ненавистного типа.
— Спрятаться хотел…
— Убери, старшина, его!..
— Гражданин, прошу пройти в отделение!
— Вызовите сюда такси.
— Шуточки прошу оставить! — В голосе милиционера зазвучали нотки официальности. Кто как, а он веселиться не намерен, при исполнении. Но тут старшина увидел прислоненные к спинке скамьи палки.
— Ваши палки?
— Увы, мои, — ответил Жидикин.
Милиционер скользнул взглядом по вытянутым ногам приезжего.
— Понятно… Ранение, браток?
— Ранение.
— Но это не дает права… — вмешался было молчавший.
— Погоди…те! — оборвал его старшина милиции. И к Жидикину: — Где воевал, браток?
— На Балтике. Соединение торпедных катеров.
— Елкина мать, флотский! А я на ТОФе[2] пять годков мотористом ходил… Что здесь произошло у тебя?
Жидикин рассказал, как увидел в зале ожидания спящего на полу парнишку, попросил уступить ему место, да нарвался на оскорбление.
— Палкой замахнулся на меня!
Милиционер повернулся к стоящему рядом:
— Он за тебя кровь проливал, а ты… Извиниться надо, а не шуметь. Не задерживаю…
Мужчина, видно, счел за лучшее не затевать спор, ретировался.
— Посиди, браток, а я покараулю, — сказал милиционер Жидикину. — Как только отважился ехать один? Геройский, видно, ты мужик. Да ел хоть сегодня? Вот что, поскучай тут, а я в дежурку сбегаю, колбасы с хлебом принесу тебе!
Побыть наедине Жидикину не довелось. Послышались легкие шаги, из темноты в круг света, падающего от фонаря на столбе, вошла женщина. Увидела мужчину, присела на краешек скамейки. В глубине парка играла радиола: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…»
— Гулянье на танцплощадке, — сказала женщина. — Пойдемте танцевать, а? К чему одиночество?..
— Поздно, пожалуй?
— Что вы! Музыка играет долго!
— Нет, сегодня не могу, — продолжал игру Жидикин.
Женщина увидела металлические палки, насторожилась:
— Они — чьи?
— Кто? Ах палки! Оставил один чудак и ушел.
Однако она уже догадалась, что собеседник инвалид, потому и сидит несколько неестественно, ровно вытянув ноги. Словно отдыхает после трудного перехода. Она поднялась и почти побежала. Ее растерянность, поспешный уход развеселили Жидикина. Да и думать о плохом в чарующую ночь не хотелось…
Начали супружескую жизнь Петр и Надя с казенными вещами — стола и кроватей, белья. В банный день по субботам выдавала комендант общежития свежие простыни и наволочки взамен старых, их приносили и бросали в общую кучу.
Радуется теперь Надежда Васильевна, глядя на пышные свадьбы. Невеста в белом подвенечном
