Социальная сеть "Ковчег" - Вецель Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернулся всё тот же незнакомец, в руках он нёс обнажённый меч. Лицо было серьёзным и казалось страшным в мерцании яркого факела в его левой руке. Он посмотрел на меня и громко, как в театре, сказал:
— С каким намерением ты вступаешь в братство вольных каменщиков?
Его голос отражался от стен и рассыпался звонким эхом. Я откашлялся и, вспомнив свои слова, сказал:
— Открыть истинный путь к познанию истины.
— Что такое истина? — спросил он.
— Свойство той первоначальной причины, которая даёт движение всей вселенной, — ответил я, только сейчас осознавая смысл выученных слов.
— Понятия об этих путях познания истины будут даны тебе по твоим силе и возможностям, — торжественно сказал он. — Но теперь ты должен знать, что послушание, терпение и скромность — главнейшие предметы, которые потребует от тебя общество, в которое ты вступаешь. Чувствуешь ли ты себя способным облечься этими первоначальными добродетелями?
Такое ощущение, что «послушание, терпение и скромность» — самые востребованные качества избранных. Думаю, Штерн и Тринити выбрали меня именно по этому свойству моего характера. Именно поэтому моя ветвь эволюции тянется уже несколько тысяч лет. Я послушный, терпеливый и скромный. Находка для любого правителя и тайного общества. Думаю, «бунтарь» им не нужен. Оставаясь серьёзным, я с чувством сказал:
— Я использую для этого все свои силы, но знайте также, что меня привлекает не любопытство к обрядам общества. Я хочу узнать, чего жаждет, но не постигает душа моя. Хочу иметь средства приобрести новые добродетели и усовершенствовать те, что имею. Хочу знать, бессмертна ли душа моя.
— Можно ли сомневаться в этом? — риторически спросил незнакомец. — Ничто не исчезает в мире.
— Но если душа вечна, каким образом человеческая душа, осквернённая пороками, соединяется с чистейшим источником своим? — произнёс я заученный текст.
Всё же мне можно сразу присваивать 33 градус масонов. Скорее всего, я знаю, откуда берётся душа человека, а они ищут ответ на этот вопрос уже несколько тысяч лет. Обряд свой проводят в храме среди деревьев и не видят ответ, который на поверхности. Хотя я тоже знаю лишь то, что мне сказали. Правда может оказаться намного сложнее. Мой собеседник закатил глаза, вспоминая свой текст, и сказал:
— Ищите и найдёте. Стучите и откроется. Но начните с повиновения.
Он стукнул мечом по двери, и на этот сигнал в «комнату размышлений» зашёл брат-прислужник. Тот зашёл и сразу направился ко мне. Он поднял мою левую ногу и снял с неё кроссовок. Потом приподнял штанину и крепко перевязал платком эту же ногу. Потом расстегнул несколько пуговок моей рубашки и обнажил мне левую грудь и плечо. Нужно было думать о вечном, а я вдруг внутренне улыбнулся от появившейся догадки, почему сюда не берут женщин.
Старший незнакомец медленно приложил к моей обнажённой груди холодную сталь меча и, помогая себе рукой с факелом, вывел меня из мрачного убежища. Мы стояли в коридоре подвала. Его помощник завязывал мне глаза. Не отнимая холодной стали от моей груди, они повели меня вверх. Мы ходили по разным комнатам, часто крутились и возвращались обратно. Меня пытались запутать. Через десять минут мы подошли к деревянной двери. Мой незнакомец громко сказал:
— Ударь три раза кольцом!
Он взял мою руку и положил её на огромное железное кольцо на деревянной двери. Я послушно ударил три раза. Дверь была огромной, так как звук был очень громким. Мы стояли минуту у двери и ничего не происходило. Было ощущение, что рассеянный незнакомец привёл меня не туда. Но через некоторое время за дверью послышался очень громкий голос с гулким эхом:
— Кто нарушает спокойствие братской беседы?
Тот незнакомец, который меня привёл, поправил меч на моей груди и крикнул:
— Это профан. Он желает вступить в члены священного братства.
— Не тщетное ли любопытство его влечёт к этому? — спросил далёкий голос с той стороны двери.
— Нет! — крикнул мой провожатый. — Он жаждет озариться светом истины.
— Как зовут его? — спросил голос за дверью.
— Уильям, — крикнул незнакомец.
Голос за дверью задал ещё несколько вопросов о моём имени, должности, дате рождения и так далее. В моих ушах уже звенело от громких вскриков с информацией обо мне, когда дверь отворилась и меня ввели. Меня проводили в нужное место и больно прижали меч на груди. Важный тихий голос откуда-то издалека спросил:
— Настоятельно ли желаешь ты, профан, вступить в священное сословие братства?
— Да! — ответил я человеку, которого не видел.
— Имеешь ли ты достаточно твёрдости, чтобы перенести испытания, которые тебе предстоят? — спросил главный.
— Да! — повторил я, немного опасаясь неизвестных испытаний.
— Брат учредитель порядка, начни испытания, соверши с ним путь продолжительный и трудный, — громко скомандовал голос.
Тот неизвестный, который привёл меня, стал водить меня по всему залу и рассказывать разные истории, смысл которых мне был непонятен. Целых тридцать минут мы ходили по какому-то ковру и, останавливаясь в разных местах, слушали короткую лекцию. В общем, мои испытания заключались в том, что я должен был молча слушать, кивать головой и идти туда, куда меня вели. Так, видимо, испытывалась моя способность быть послушным, терпеливым и скромным. Зря я думал, что в испытаниях нужно будет показать смелость, ум и находчивость. Видимо, ученикам всё это не требуется.
Наконец меня поставили в центре ковра и потрепали по плечу. Меч убрали с моей груди. Наблюдатель порядка встал на расстоянии от меня и торжественно сказал:
— Братья, испытания закончены.
Важный тихий голос главного произнёс:
— Возлюбленные братья! Профан окончил свои испытания с похвалою. Он достоин вступить в общество наше. Позволите ли ему приобщиться к лику вашему?
Вместо ответа со всех сторон послышались бурные аплодисменты и одобрительные возгласы. Я улыбнулся.
— Подойди ближе! — скомандовал важный голос главного.
Я немного помедлил, определяя направление голоса, потом стал медленно и осторожно приближаться. Меня подхватили с двух сторон под руки и направили в нужную сторону. Меня вели по каким-то ступеням вверх. Потом один из провожатых подогнул моё левое колено и поставил его на какую-то подушку. Я стоял на одном колене. Мою руку положили на книгу, сверху которой лежал меч.
Главный положил свою холодную руку на мою и сказал:
— Клянись в сохранении тайны.
— Клянусь, — сказал я и пожалел, что забыл скрестить пальцы на другой руке.
Не разворачивая, меня отвели обратно на ковёр. Пришлось пятиться задом.
— Выстави язык! — сказал главный издалека.
Я осторожно подчинился, чувствуя себя немного глупо. Через мгновение я испугался, почувствовав холодный солоноватый клинок меча. Я осознал, что усиленно потею от страха. В это время главный повысил голос и торжественно крикнул:
— Да спадёт повязка с глаз его! Да удостоится он видеть свет!
Кто-то быстро скинул повязку с моих глаз, и я был ослеплён. Когда я привык к свету, я увидел в большом круглом зале около 30 человек. Все они стояли вокруг меня, образуя ровный круг. Все они направляли в мою сторону свои сверкающие мечи. За ними на возвышении, на красиво украшенном зелёным престоле сидел великий магистр. Я узнал его. Странно, что я не узнал его голос, когда был в маске.
Магистр махнул рукой, и все масоны послушно расселись по своим местам. Все они были в шляпах, синих передниках, с лентами на груди. На одних передники были белыми, на других — синими, на третьих они были обшиты розовым. Видимо, всё зависело от степени их достоинств.
Великий магистр был в шляпе с разными знаками. На его шее на голубой ленте висел угольник. Это инструмент каменщиков, один из главных знаков с глубоким значением. Перед моим старым знакомым, который возглавлял это собрание, стоял стол, покрытый до самого пола. В его углах располагались три подсвечника и на подушках лежали Библия, меч, циркуль, треугольник и белый молоток.
Великий магистр, обращаясь к братьям, которые стояли рядом со мной, сказал:
— Подведите его к моему престолу.
Меня взяли с двух сторон за ноги и стали переставлять их по знакам на ковре. Мы двигались очень медленно. Я пытался рассмотреть знаки, но не мог понять их значения. На ковре был изображен храм Соломона. Когда меня подвели к столу с масонскими знаками, за которым сидел Коровьев, мне снова преклонили левое колено и опустили его на подушку. Я стоял на одном колене перед своим первым клиентом из будущего, помощником самого Штерна. Тот делал вид, что не узнаёт меня. Он смотрел на меня строго, как на постороннего.
Михаил Петрович взял с подушки циркуль и наставил его на мою обнажённую грудь одним из острых концов. Потом медленно взял с подушки белый молоток и несколько раз легонько ударил по циркулю. Я чувствовал каждый удар своей кожей. От последнего удара меня больно обожгло, и я сморщился и посмотрел вниз. Из груди текла маленькая струйка крови. Если бы кровь пускал другой человек, я бы испугался. Но я пытался вспомнить всё, что было связано с Коровьевым в моей жизни. Я пытался понять, что он тут делает в реальной жизни. Коровьев в это время говорил что-то, но я его не слушал.