Плененное сердце - Диана Казанцева

В тот момент Себастиан, занятый своим жеребцом, стоял спиной к входу в стойло, и Каталина поначалу приостановилась, в очередной раз дивясь неукротимой силе, сквозившей в каждом его движении. В лучах восходящего солнца, робко просачивающихся через маленькие окошки конюшни, она наблюдала, как он набрасывает на ретивого коня седло и уздечку, сосредоточенно проверяя затянутую им подпругу. Тугие мышцы мерно перекатывались под простой полотняной рубашкой, и внезапно ей захотелось поменяться местами со Смелым, ощутить на себе волнующие прикосновения крепких рук. Она тихонько вздохнула, и Себастиан напрягся, почувствовав ее присутствие. Грезы рассеялись, как утренняя дымка над рекой, когда он сухо спросил ее, не поворачивая головы:

— Зачем вы здесь?

— Я собиралась на прогулку…

Но маркиз не дал ей закончить, нетерпеливо передернув плечами:

— Родриго сегодня будет на дальнем выгоне. Нужно отобрать подходящих генетов. Скоро несколько жеребцов покинут наши пастбища, из Лангедока за ними прибудут сопровождающие.

Каталина нервно скомкала в руках перчатки для верховой езды, ее голос невольно задрожал:

— Зачем вы мне все это говорите?

— Затем, чтобы вы знали, где искать моего племянника в случае, если он вам понадобиться.

— Он мне не понадобится, — отрицательно покачала головой Каталина.

— Неужели?

Себастиан резко повернулся. Никогда еще Каталине не казалась его маска столь жуткой и отталкивающей, буквально насквозь пропитанной все нарастающим гневом своего хозяина. Даже во время их первой встречи она не пугалась так, как сейчас. Его глаза были ледяны, словно вершины заснеженных гор, коих она представляла в своем воображении, когда они с сестрой на ночь глядя рассказывали друг другу истории о страшных великанах, живущих в холодных таинственных пещерах. Вот именно такого великана она сейчас и видела перед собой, свирепого и неумолимого в своей первобытной ярости, которого бесцеремонно потревожили незваные гости да к тому же наследили на его собственной территории.

Каталина инстинктивно отступила назад и только теперь заметила в его руке, затянутой в перчатку, тонкий кожаный хлыст для понукания непослушных животных. Внутри все похолодело. Неизвестно какие картины мелькали перед мысленным взором хозяина виллы Сент-Ферре в тот памятный день в стенах трапезной, однако в следующую секунду она поняла, ничем хорошим их нынешняя встреча не закончится, если она не скажет ему всей правды. Тогда она собрала всю волю в кулак и выпалила на одном дыхании:

— Однажды мы целовались с Родриго в доме моих родителей. Это было на свадьбе моей сестры Элены.

— Значит, ты признаешь, что вы с моим племянником… любовники? — он едко выплюнул обвинение ей в лицо, нисколько не удивившись ее откровенности.

— Что?! — фиалковые глаза удивленно округлились. — Нет! Между мной и Родриго ничего нет, и никогда не было.

Себастиан выругался сквозь зубы.

— У тебя еще язык поворачивается утверждать обратное? Особенно после того, как я застал вас милующимися в объятьях друг друга? А немногим раньше собственными ушами слышал, как во сне ты шептала его имя… Подумать только, какое лицемерие!

Он чертыхнулся и занес ногу в стремя, намереваясь поскорее умчаться, куда глаза глядят, чтобы в приступе гнева не совершить непоправимого, но Каталина бросилась наперерез, хватаясь за рукав его рубашки.

— Нет! Все было не так! — сдавленно выкрикнула она. — Выслушай меня, Себастиан!

— Я не желаю тебя больше видеть, не то, что слушать, — тихо, но отчетливо проговорил он и, глубоко вздохнув, мрачно добавил: — Пожалуй, я начинаю думать, что наш брак был ошибкой.

Ее глаза наполнились слезами, с завидным упорством она продолжала цепляться за него:

— Я так не считаю! Я хочу объясниться. Все, что ты видел, было нелепой случайностью.

Себастиан пронзил Каталину испепеляющим взглядом:

— Что ты называешь случайностью, mi querida? То, что ты млела от его ласк или то, что я стал невольным свидетелем твоей распущенности?

— Ты все не так понял, — Каталина чувствовала себя глубоко оскорбленной. — Я никогда бы не допустила вольностей с чужим мужчиной, — она заломила руки, отчаянно желая, чтобы он поверил ей. — Родриго пришел мне на помощь, когда я споткнулась на лестнице и…

— И отблагодарить ты решила племянника известным нам способом, — с неприкрытым сарказмом закончил за нее Себастиан.

Она в тоскливом бессилии опустила руки, качая головой:

— Я пониманию, как все выглядело со стороны, но даю слово, что никоим образом не потакала действиям Родриго. Я не…

— Лгунья, — яростно прошипел Себастиан и в следующее мгновение в воздухе, извиваясь тонкой змейкой, просвистел кнут как раз возле того места, где стояла Каталина.

Она вся сжалась от страха и зажмурила глаза, ожидая незаслуженного возмездия, но за этим ничего не последовало. Только топот удаляющихся копыт и громкое ржание Смелого было ей ответом. Себастиан ускакал, так и не дослушав ее до конца. Каталина со стоном опустилась на солому у своих ног, и дала волю слезам. Воистину, ее супруг не хочет слушать никаких объяснений. Он не поверил ни единому ее слову!

Напрасно она прождала под дверью его спальни до полуночи в надежде на еще одну попытку объясниться. На виллу маркиз так и не вернулся, не в эту ночь, ни на следующую.

Как-то вечером, когда солнце медленно опускалось к горизонту и косыми алыми лучами освещало безоблачный небосвод, отбрасывая длинные тени на безбрежное синее море и долины скалистых гор, Каталина прогуливалась по песчаному берегу, наслаждаясь грохочущим шумом прибоя и пронзительными криками голодных чаек. Теплые волны поочередно накатывали на золотистый пляж, неторопливо смывая следы от ее босых ног, а легкий ветерок путался в шелковистых прядях, спрятанных под мантильей. Она вспоминала уходящий день, и тихая грусть закрадывалась в ее сердце.

По окончанию утренней мессы, которую ежедневно проводил отец Пио в каменной церквушке в деревне Ферре и на которой по обыкновению присутствовали почти все местные жители окрестных деревень, к Каталине подошла одна немолодая женщина в черных одеждах. Ее сухое, изборожденное мелкими морщинками лицо, выглядело спокойным и приветливым. Оливковая кожа, по-видимому, когда-то чистая и гладкая, с годами истончилась и пожелтела, и сейчас походила на пергаментную бумагу, глубокие складки на лбу и в уголках рта говорили о перенесенных жизненных трудностях, потрескавшиеся губы были почти прозрачны. Самыми живыми на ее лице казались глаза, черные и проницательные, со всем вниманием наблюдавшие за собеседником и мгновенно подмечавшие его настроение.