Любовь-морковь и третий лишний - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя во все глаза смотрела на хозяйку, куда подевались ее вежливая улыбка и спокойствие? Сейчас лицо Альбины перекашивала гримаса, а из глаз текли слезы.
– Конечно, – кивнула няня, – я все сделаю.
– Главное, молчи потом.
– Не моя это тайна, – пожала плечами Никифорова, – я не приучена чужие секреты выбалтывать.
Альбина вздрогнула.
– Награжу тебя по-царски.
– л Спасибо, вы и так мне хорошо платите.
– Денег дам, много.
– Благодарствую.
– Но не сейчас, поистратились мы из-за Вальки, с Бурскими расплатились, документы всякие покупали!
– Мне ничего не надо.
– Только держи язык за зубами, никто не должен знать, что Валя жива, у нас на руках свидетельство о ее кончине настоящее, из загса.
– Видела его, – бормотнула Настя.
– Дам тебе денег, много, много… Но попозже! Не обману!
– Нет нужды.
– Значит, сделаешь? – лихорадочно шептала Альбина.
– Да, – подтвердила Настя, которая чувствовала себя гаже некуда.
Альбина всхлипнула и кинулась в ванную, Настя побрела в детскую, где сидела ничего не подозревающая о своей судьбе Валя, завернула за угол коридора и налетела на Диму.
– Ты что здесь делаешь? – подскочила нянька.
– В туалет хочу, а там мама, – быстро ответил мальчик.
– Подслушивал?!
Дима поманил пальцем няню, а когда та наклонилась, шепнул:
– Ты ее точно увезешь?
Настя не нашлась что ответить, просто замерла с идиотским выражением на лице.
– Ага, – еле слышно сказал мальчик, – мама ее теперь ненавидит! И папа тоже! Только она ведь маленькая!
Няня выполнила приказ Евгения, почти ночью она доставила хныкающую Валю по указанному адресу. Дверь открыла женщина, внутрь она Настю не пригласила, втянула Валечку в квартиру, потом сама вышла на лестничную клетку, плотно прикрыла дверь и хищно воскликнула:
– Передай своим, что все в порядке.
– Ладно, – кивнула Настя.
– Мы отсюда завтра уезжаем на другую квартиру с двумя дочерьми, в новом доме вопросов не возникнет.
– Понятно.
– Пусть не сомневаются, мы рот на замке держать умеем!
– Да.
– Еще один момент, придется ей имя поменять, так и скажи Евгению. Эвелиной звать ее станем.
– Но почему? – удивилась Настя.
– Нашу старшую дочь зовут Валентина, – пояснила незнакомка, – двух Валь в одной семье быть не может. Так и передай своим – девчонка теперь Эвелина Бурская.
Вернувшись назад, няня, с трудом дождавшись вечера воскресенья, сказала Евгению:
– Я все сделала.
– Хорошо!
– И еще…
– Да замолчи! – взвизгнул хозяин. – Надоела!
– Насчет имени… Валю в той семье станут звать по-другому, – решила все же закончить фразу Настя.
– Хоть свиньей рогатой, – взвился Женя, – какая мне на хрен разница? Заткнись! Не нужные никому сведения! Не вздумай Альбину Фелицатовну глупостями тревожить, рассказывать про имена.
Настя кивнула и ушла. Полгода потом она исполняла обязанности домработницы, старалась изо всех сил, но, видно, не угодила хозяевам, потому что Альбина однажды сказала:
– Настенька, нам надо расстаться. Увы, нет больше средств тебе платить.
Няня вздохнула, она хорошо понимала, по какой причине от нее избавляются, но внешне приличия были соблюдены. Евгений поблагодарил Никифорову, вручил ей конверт с трехмесячным жалованьем, а Альбина Фелицатовна подарила золотые часы.
– Это очень дорогая вещь, – сказала она, – от дедушки Ирины Константиновны осталась, антиквариат, видишь, как я к тебе отношусь, семейную реликвию преподнесла.
Настя положила презент в шкатулку, решив, что если вещь и впрямь столь ценная, то пусть останется на черный день.
После этого судьбы Альбины Ожешко и няни разошлись. Настя родила дочку, назвала тоже Анастасией и стала ее воспитывать. Конечно, Никифоровой приходилось нелегко, работала она по-прежнему по чужим людям, получала не слишком много и отчего-то нигде долго не задерживалась, просто рок какой-то. Только привыкнет к новому воспитаннику, а его родители либо получают направление на работу за границу, либо к ним приезжает из провинции бабка, чтобы ухаживать за внуком, либо ребенок заболевает.
Как-то, в очередной раз лишившись службы, Настя пришла домой и расплакалась. Ну отчего ей так не везет! Ведь служит честно, старается изо всех сил, и что получается?
И тут раздался звонок телефона, на том конце провода была Альбина Фелицатовна.
– Ты сейчас служишь у кого-нибудь? – забыв поздороваться, поинтересовалась бывшая хозяйка.
– Нет, – шмыгнула носом Настя.
– Ко мне пойдешь?
– Да, – с радостью согласилась Анастасия, – только без проживания.
– Придется тебе к шести утра приезжать, а в полночь уходить.
– Ничего, ничего, я согласна! – воскликнула страшно нуждавшаяся в заработке Настя. – Только к кому меня зовете? Димочка-то уже совсем взрослый.
– Дима умер.
– Как? – ахнула Настя.
– Мне тяжелы воспоминания, – ответила Альбина, – тем более сейчас, после родов.
– Не поняла, – ошарашенно воскликнула няня, – кто родил-то?
– Я, мальчика, Павлика.
Настя чуть не села мимо стула.
– Вы.., но ведь.., э.., э…
Альбина издала сухой смешок.
– Намекаешь на мой возраст? Конечно, поздновато матерью становиться, но так уж судьба распорядилась. Короче, идешь на работу?
– Ага! – закричала Настя.
Глава 23
Настя вернулась к Альбине Фелицатовне. Ни Евгений, ни его жена никогда не вспоминали Валю, а о Диме мать сказала:
– Угорел он на даче. Думали уж с супругом, что судьба нам бездетными быть, да господь послал Павлика, все не одни.
Настя усердно выхаживала болезненного мальчика, Павлик ухитрялся подцепить все существующие болячки, рос тихим, молчаливым ребенком, шумные игры он не любил и вообще больше напоминал по складу характера девочку. Павлуше нравилось играть не в машинки или солдатиков, а в куклы. Мальчик упоенно шил им наряды, делал прически, и как-то Евгений сказал:
– Надо бы ему хоккеем заняться или борьбой, чтобы поздоровел и от болячек избавился.
И Настя отвела паренька в секцию, но ничего хорошего из затеи не вышло. На коньках Павлик стоял плохо и страшно боялся, что его толкнут или прижмут к бортику. А от борьбы он отказался сразу, едва увидев, как спортсмены «ломают» друг друга на ковре. Спортивные занятия закончились, практически так и не начавшись.
– Что он все болеет? – воскликнул один раз Евгений.
– Ну это не моя вина, – неожиданно резко ответила Альбина.
Настя от неожиданности уронила чашку, услышав сие заявление, а муж быстро посмотрел на жену и опустил глаза.
Анастасия удивилась еще больше. С годами любовь Ожешко к мужу не угасла, наоборот, она трансформировалась в огромное, всепоглощающее чувство.
Альбина Фелицатовна, как и раньше, завязывала Евгению шнурки и квохтала над ним.
Няня только качала головой. Ну зачем ее хозяйка родила мальчика? Материнские чувства у Альбины Фелицатовны были в зачаточном состоянии, нет, она не делала Павлику зла, но только, если в дом входил голодный Евгений и в тот же момент, требуя поесть, начинал ныть сынишка, Ожешко, не кормившая ребенка грудью, совала няньке рожок и неслась подавать ужин мужу. Девяносто девять женщин из ста в подобном случае кинулись бы к ребенку, но Альбина Фелицатовна оказалась сотой, которая предпочитала супруга.
А еще у Ожешко стала развиваться боязнь старости, хозяйка подолгу сидела у зеркала, втирая в лицо кремы и делая маски. Каждое утро Альбина вставала в шесть и торопилась в ванную, оттуда выходила при полном макияже и с прической.
– Охота вам ни свет ни заря вскакивать, – не утерпела один раз Настя, – поспите до девяти.
– С ума сошла! – нахмурилась Альбина. – Женечка меня ненакрашенной увидит и разлюбит, поймет, что я старею. Боже, это ужасно! Неужели нет радикального средства от морщин?!
Няньке стало жаль окончательно свихнувшуюся на почве обожания мужа хозяйку.
– Не переживайте, – попыталась она утешить Альбину, – он сам не юнец, живот вырос, и лысина появилась. Куда же ему от жены, с которой жизнь провел, деваться? Никто ваше «добро» не заберет!
Альбина моргнула раз, другой, потом молча отвернулась к зеркалу и принялась накладывать на щеки румяна. Настя пошла на кухню, испытывая чувство зависти. Конечно, Ожешко потеряла голову от любви к мужу, но, с другой стороны, не всем дано испытать столь всеобъемлющее чувство. В союзе Альбина – Евгений остальные были лишними, и Настя не понимала, зачем Ожешко понадобился Павлик. Вот отец любил мальчика и часто беседовал с ним или читал сыну книги вслух. Но едва Женя говорил:
– Павлуша, пойдем в кабинет, Жюля Верна полистаем, – как Альбина Фелицатовна мгновенно восклицала:
– Ах, как хорошо, а я с вязанием в уголочке посижу, ведь не помешаю?
Ожешко явно не собиралась делить Евгения ни с кем, даже с родным сыном.
Летом семья уезжала на дачу, Евгений, связанный работой, не мог ежедневно мотаться в Подмосковье, он навещал своих в субботу и воскресенье. Едва электричка увозила мужа в Москву, как Альбина скучнела. В понедельник она старательно пыталась чем-то занять себя, во вторник скисала окончательно и говорила Насте:
