Метатеги - Владимир Гребнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажите, у вас есть ответы на все вопросы?
– Для того я здесь и нахожусь… – девушка улыбается и скромно опускает глаза.
Мириам окидывает взглядом пустующий зал. Замкнутым кругом его обрамляет цепь Прототипов с застывшими лицами. Персонал-роботы уже закончили с Вечным Двигателем и теперь химичат с настройкой голографических проекций. У входа появляются первые посетители. Нестройными цепочками они разветвляются от двери и медленно тянутся по прозрачным плитам пола. Проходят мимо нее. Дети, взрослые, молодящиеся старики, похожие на детей. Будущие М-Эпигоны и уже существующие. Покрытые блёстками, молниями дизайн-статики, отблесками вымышленных линий и кривых. Галокостюмы, галопластика, галомакияж, галосигареты. На оживленных лицах Мириам читает предвкушение предстоящего события. Ноздри их вибрируют, вдыхая аромат блюда, которое им сейчас предоставят. Которое они будут пробовать, смаковать, как гурманы, растворяясь в эйфории новых, еще не испытанных ощущений.
Что скрыто под этими масками, думает Мириам. Кто эти люди. И есть ли они вообще.
Что осталось от натурального в этом мире.
Или кто.
Наверное, только я. Белая ворона.
– Я вижу, вы немного задумались, – дотрагивается до нее Эбби. – Понимаю. Переживаете ощущения от увиденного. Между прочим, вы можете проголосовать за М-Эпигона. По десятибалльной шкале. Здесь есть кнопка на сенсоре. Хотя вы посмотрели всего лишь часть… Но кто знает, может ваш голос окажется решающим в этой бесконечной борьбе за новые ощущения.
Мириам выходит из минутного ступора. Смотрит в упор на девушку, стоящую перед ней.
– Скажите, почему вы здесь работаете? – спрашивает она.
Эбби вмиг осекается, губы ее сходятся в жесткую линию, она не отводит взгляд. На миг Мириам видит умные, проницательные глаза взрослой женщины.
– А что, есть какой-нибудь выбор? – выдыхает Эбби и отворачивается.
Людей в зале становится больше, они стягиваются к центру, сбиваются кучками у обелиска. Оживленный гул заполняет пространство. Слышны возгласы, смех; кто-то читает стихи. Среди взрослых бегают дети, играют в пятнашки. Напряжение нарастает, разноцветный дым от галосигарет роится вверху тягучим орнаментом.
Мириам замечает вдалеке мелькание руководителя проекта. На нем тот же бирюзовый фрак на голом торсе, вместо кожаных шортов отдающие золотом лосины. Он медленно движется в их сторону.
Эбби тоже его замечает.
– Рукодитель идет, – говорит она. – Вы готовы?
Мириам протягивает ей рукопись, которую готовила к вступительной речи.
– Пусть побудет у вас. Скажите, как я могу пройти в туалет?
– За входной дверью направо. Там сразу. Увидите.
– Как вас зовут дома?
– Анита.
Мириам отворачивается и идет по узкой ленте пустого пространства к двери. Два шага, пять шагов, десять…
– Скажите, вы ведь уже не вернетесь?.. – отчаянный, приглушенный крик доносится до нее сквозь шум окружающих голосов.
Двадцать шагов, тридцать…
Мириам выходит за дверь и сворачивает налево. К эскалатору.
***
… Кто я такая, думает она.
Я печаль, бредущая по земле.
Все гаджеты отключены, доморобот покоится в тишине кладовой, в комнате режим акустической изоляции.
Мириам стоит у окна. Сто шестнадцатый этаж. Перед ней раскинулся весь город. Бурлящий, как котел. Переливающийся сполохами отблесков и оптических излучений. Полупрозрачный, изменчивый, существующий в динамической реальности, сотканной из пластика и цифровых миражей.
Вечер, перетекающий в ночь. Пестрые глазки окон, затянутые галошторами, галопортьерами, галозанавесками. Десятки, сотни тысяч слепых глаз, скрытые за ширмами, глядящие в никуда. Цепочки аэромашин, снующие стрекозы товарных беспилотников. Гигантские рекламные голограммы, возникающие из ниоткуда и пропадающие в никуда…
Мир-улитка. Эпоха исчерпанных возможностей, думает Мириам.
Всемирные часы G-Time отсвечивают полночь. В бледную синеву городской панорамы просачиваются желто-зеленоватые оттенки. Тона медленно сгущаются, в атмосфере возникают неспокойные барашки призрачных волн.
Мириам поднимает глаза вверх. Небо от края до края покрыто полотном Айвазовского «Девятый вал». Зеленые волны трепещут в порыве готового вот-вот сорваться гребня, нависающего над городом. Но это всего лишь голографическая иллюзия движения, зацикленного на месте. На заднем плане проносятся рваные клочья желтоватых облаков, пробитые лунными протуберанцами. Внизу, где должна быть лодка с гребцами, появляется нечто бесформенное, интуитивно фаллическое. Выплывает на поверхность и торпедой устремляется вдаль. На боку текучая, подрагивающая надпись: «УПРУИЙ БРО И ТУГОЙ КОШЕЛЕК. Новый галороман О де Барака. Интерпретация бестселлера «Госпожа, повтори!».
Тут же из воды выпрыгивают, как поплавок, поджарые, румяные от загара ягодицы. Они безвольно плещутся на поверхности, словно сами по себе, без наличия остального. На них белые строки. «МЫ ВСЕГДА ВМЕСТЕ. Фабрика сдобных изделий «Фуфлаедов и К».
Мириам опускает глаза.
Скупая слеза течет по щеке; упирается в нить упрямо сжатых губ.
Десятки лет благородного воспитания, высокой морали, незыблемых нравственных ориентиров летят в никуда, как плевок в вечность.
– Да хоть вы….е меня! Я на такое не поведусь!
Она нервно сжимает кулаки, делает несколько вдохов, разворачивается и идет в Хранилище.
– Домоконтроль. Опустить роллеты, – говорит на ходу. Позади раздается мягкое механическое шуршание.
В Хранилище два десятка стеллажей от пола до потолка. Восемнадцать тысяч шестьсот сорок один Прототип. Несколько сотен тысяч Канонов, запечатанных в вакуумные упаковки. Сохранённая, отрезанная от реальности, отринутая миром мудрость веков. Писатели, чьи творения исчезли под слоем бессчетных ментальных наложений и гротесков.
Мириам пробегает взглядом по плотным рядам книг.
– Дибиблиограф. Будь добр, дай мне Чехова, – произносит она.
– Да, мадам, – длинная механическая рука выдергивает томик сверху и передает ей.
– Вскрывать не советую, мадам. Это может привести к структурным изменения материала Прототипа.
– Дибиблиограф. Отключение.
Мириам нажимает на сенсор в верхнем углу томика. Легкое шипение, упругая среда сдувается, сбоку возникает тонкая прорезь. Она вынимает книгу из пластика.
Гладит картонную обложку, проводит пальцем по корешку. Вслушивается в себя.
Затем возвращается в свою комнату, кладет книгу на стол. Открывает шкаф в дальнем углу комнаты; шкаф, в который вечность не заглядывала. В нем хранятся вещи еще с тех времен, когда…
– …никаких галочудес, никаких эпигонов, – шепчет она.
***
… Что я такое, думает старушка с белыми, как лунь, волосами.
Я пылинка, застывшая во времени.
