Метатеги - Владимир Гребнов

Белая льняная скатерть с цветочным орнаментом до самого пола. На ней терракотовая ваза с букетом искусственных роз. Рядом круглый плетеный поднос с фруктами. Тут же хрустальный графин с красным вином, наполовину пустой. У ее руки недопитый бокал. Раскрытая книга.

В центре медный подсвечник с зажжёнными свечами. Неровное пламя желтых огоньков играет тенями в углах комнаты. Им вторят мягкие, вкрадчивые звуки симфонии Чайковского. «Времена года», первозданный прототип.

Она берет бокал и делает глоток вина.

 Глаза прикрыты. Легкий хмель кружит в голове, несет ее вперед, в какое-то прошлое, которое она видела однажды. Она идет по аллее, еще молодая барышня, но уже с болью в душе. По бокам кусты, она ощущает запах их свежей зелени. Впереди наспех сколоченная эстрада, два стула возле нее. За эстрадой, у озера, слышны отголоски мужских разговоров. В атмосфере витают флюиды какой-то загадки, готовой вот-вот ей открыться…

Сухонькая рука ложится на желтые страницы книги. Пальцы поглаживают строки в такт мелодии, звучащей в ее душе.

Рядом возникает легкое движение. Чье-то присутствие. Мужчины, который касается ее локтя.

– Отчего вы всегда ходите в черном?

– Это траур по моей жизни. Я несчастна, – отвечает она.

Энтропия

Ночью Адонаю Троекурову приснились Часы Судного дня. Не в виде иллюстрированной таблицы с датами изменений, размещенной в Википедии, а как натуральный механизм, находящийся на полном издыхании. Время до полуночи отделяла одна трепетная секунда, порхающая вперед и назад – между жизнью и смертью. Похоже, что часы заело или кто-то умышленно издевался над ним, нагнетая ужас в вязкую духоту сна. Именно от этого он и проснулся – от удушья, со слезами на глазах, жадно глотая ртом воздух.

Адонай сел на кровати, тихо выругался, метнул взгляд в окно. На улице жалко брезжил рассвет. Он встал, сделал несколько дыхательных упражнений, затем подошел к раме и раздвинул ее. Лица коснулся влажный воздух осенней реки; он услышал карканье пролетающих ворон. По набережной уже кто-то совершал пробежку, прыгая на ходу, махая руками и нагибаясь.

«Такое ощущение, что все летит к чертям», подумал мужчина, переживая ушедший сон. Не включая свет, в полумраке он заварил кофе, сел за стол и включил компьютер. Открыл Википедию и посмотрел на таблицу. Ничего не изменилось. В этом году часы переводились на двадцать секунд к полуночи и сейчас показывали запас в одну минуту и сорок секунд. Самый короткий промежуток за всю историю. Адонай вздохнул. Тревожное чувство не покидало его. Следующие три часа он усердно шарил по интернету, выискивая упоминания о грядущем конце света. Десятки страниц пестрели броскими заголовками типа «Ученые о конце света», «Конец света перенесли», «Когда же наступит Великий Конец?..» и так далее. Среди вороха предсказаний ученых, прорицателей, больных обывателей и священных текстов он не нашел ничего нового. Это успокоило его, но не смыло лёгкого ощущения фатальности, притаившегося где-то сзади, у затылка. Когда Адонай оторвал взгляд от монитора, он уловил подступающую тошноту, слабость и то уникальное переживание, которое преследовало его последние месяцы – мироздание распадается на куски.

При других обстоятельствах он не пошел бы на работу, сославшись на нездоровье. Один день мир просуществовал бы без него. Но не в этот раз. Сегодня надо идти обязательно. Тревожный сигнал может быть вестником великой беды.

Контора, в которой работал Адонай Троекуров, находилось недалеко – в пяти минутах ходьбы от Банковского моста. Вся дорога занимала минут пятнадцать неторопливым шагом, которым он ходил на работу, когда не опаздывал. Но сейчас он спешил. Бегло взглянул у моста на двух чугунных грифонов с золотистыми крыльями, у которых обычно притормаживал, и быстро ввинтился в толпу митингующих на другом берегу.

Это задержало его на неопределенное время. Люди протестовали против престарелого диктатора, унижения, несправедливости и попрания своих прав. Адонай протискивался сквозь толпу женщин, молодых людей и стариков. Стоя плотными рядами, все скандировали: «Уходи! Уходи!». По краям толпы стягивались бойцы в камуфляже, за ними стояли автозаки. Адонай не успел выйти из этой сутолоки, когда не нее обрушилась первая волна ОМОНа. Рев толпы усилился, раздираемый криками, визгом и матерной бранью. Ему пришлось воспользоваться своим преимуществом, хотя он не любил этого делать. Вытянув вперед Указующий перст, Адонай прошел сквозь беснующихся людей, как свет сквозь тьму. Никто не обратил на это внимания. И неудивительно – в последние годы его мало кто замечал, со смирением констатировал он. У обочины мостовой трое бугаев в масках с остервенением избивали дубинками лежащего на асфальте паренька. «Кто-тебе-заплатил?.. Кто-тебе-заплатил?..», рычал один из них в такт ударам. «Фашисты! Сволочи! Своих калечите!..», истерично кричала стоящая рядом девушка. Адонай шевельнул пальцем, и отскочившая от парня дубинка хлестнула омоновца по лбу. Тот охнул и мягко осел на дорогу.

«Странно все это», – подумал Адонай, ускоряя шаг, – «Я сейчас вроде бы в Питере, а беспорядки в другой стране. Несоответствие места и действия. Похоже, сбой в системе».

Свернув за угол, он попал на мощеную камнем улочку Эль-Кувейта. Воняло мочой и гнилыми овощами. Прямо в проеме распахнутой двери старик-спонсор использовал молоденькую домработницу не по прямому назначению. Она покорно всхлипывала, опустив голову к грязному полу. Адонай скользнул по старику взглядом и тот, схватившись за грудь, с хрипом осел, елозя спиной по стене.

– Как все запущено, – шептал Адонай, выныривая к кварталу Атланты, где у перегородившей дорогу баррикады стояли две полицейских машины. Пивная банка летела в его голову, и он автоматически уклонился. – Точечная помощь не спасет. Это сдвиг по всем направлениям. А если посмотреть шире… Глобальное потепление, ядерные испытания, эпидемии, искусственный интеллект…

И опять тошнота подкатила к горлу, земля поплыла под его ногами, полетели перед глазами куски разорванного мира… Он глубоко вздохнул, заученно повторив дыхательное упражнение, и быстро пошел к зданию своей конторы. «Быстрее, быстрее. Не хватало еще попасть в сердце ИГИЛа. Ох, блин, как же я устал…».

У проходной сидел усатый старик с хитрыми глазами. Перед ним лежал шмат сала с хлебом и, видимо, он только собирался поесть.

– Доброе утро. Ваш пропуск, пожалуйста, – сказал он, двигая усами.

Адонай притормозил, нашаривая в карманах пропуск. Его нигде не было.

– Дома забыл, похоже. А вы что, меня не узнаёте? Не первый день видимся, вроде.

– Порядок такой, – развел руками вахтер. – Много вас ходит тут, все при делах… А кто на самом