Наблюдатель - Борис Ковальский

В голове Макарова недоумение постепенно трансформировалось в привычную раздражительность. Четверо свидетелей видели подозреваемого три часа назад, но Сейранов продолжал расхаживать по квартире без кондиционера с наглухо закрытыми окнами. В самом этом факте Макаров никакой странности не видел – офицеры, занимавшие должности в Главном управлении, в его представлении отличались не умом, а влиятельными связями. Удивляло другое – феноменальная способность Сейранова не потеть.

Запустив скомканную салфетку в мусорное ведро, Макаров решил, что с него хватит.

– Покурим? – бросил он напарнику.

Напарник, молодой офицер с черными кудрявыми волосами, несмотря на двадцать семь часов дежурства, совсем не выглядел уставшим, что немного раздражало Макарова.

– Заканчиваем, – сообщил он, едва за ними захлопнулась дверь.

– Откуда новости?

– Едем брать.

– Едете? – хмыкнул Макаров.

– Ага.

– Такс… – Лицо Макарова стало серьезным.

– Я не спал пятьдесят часов, – сказал он тихо, – но это ладно… Дело, в конце концов, твое, но интересы коллектива… как с этим?

– Чего?

– Короче – про товарищей подумал?

Глаза Макарова загорелись какой-то нездоровой энергией.

– Кого? – продолжил упорствовать напарник.

Он с интересом смотрел на Макарова, рот его застыл в полуулыбке – в ожидании шутки, которая все никак не формировалась в устах старшего товарища.

Макаров кивнул, будто ему вмиг все стало понятно, и подошел к коллеге вплотную, словно собирался поведать какой-то секрет.

– Ремень, видишь, какой? – засунул он руку под пивной живот, из-под которого сверкнула пряжка. – Начальство вопросы задавать начнет, а ты ему что ответишь? Придумал?

– Ладно, отстань, – отмахнулся напарник, широко улыбаясь.

Эта улыбка за сутки дежурства Макарову порядком поднадоела.

– Нет, ты, похоже, не понял… – Макаров положил руку на плечо напарника. Пальцы сжали лейтенантский погон.

Напарник приподнял брови.

– Ладно, – сказал Макаров, отступая, будто опомнившись, – ладно. Ты молодой… Просто присмотрись внимательнее к тем, кого выбрал себе в кумиры. Присмотрись и обрати внимание, как они смотрят на тебя. Понял?

Но напарник «не понял». Молодость и внешняя податливость слишком хорошо маскировали стержень, о который то и дело спотыкались желавшие дать ему отеческий совет.

– Дать тебе в лоб, что ли, – сказал Макаров как бы в раздумье, хлопая себя по карманам. – Обожди-ка, я сигареты забыл.

Он вернулся в квартиру, но тотчас забыл о сигаретах. Переступив порог, Макаров остановился в изумлении, пытаясь понять, от чего вдруг сработал давно неиспользуемый инстинкт оперативника. И лишь когда слух уловил тихую речь на кухне, полицейский аккуратно прикрыл за собой дверь и прислушался.

– Не будь дураком, – говорил Сейранов, обращаясь к Гурову, майору лет тридцати пяти с не менее рельефным торсом, – ты думаешь, я буду слушать кого-то, кроме шефа?

– Но как нам быть? – нога Гурова стояла на табурете. Сам он упирался мощными руками о колено. Его широкое крестьянское лицо выглядело озадаченным.

– Я не узнаю тебя, Стас. Во-первых, дело самое обычное. Во-вторых… – Сейранов внезапно подался вперед и вытянул орангутанообразную руку, – взгляни-ка.

– Что?

– Рисунок на стене видишь?

Белобрысая голова Гурова повернулась, и Макаров увидел, что толщина его шеи практически совпадает с диаметром головы.

– Ну?

– Что думаешь об этом?

– Я не знаю.

– Ну, так вот, – продолжил Сейранов, откидываясь назад. Взгляд его оставался прикованным к чему-то на стене, – если дело затянется, то имей в виду: этот тип не хвост или какой-то баклан, а член команды. В полном смысле. Просто рычаги подключились другие, понимаешь? Люди же хотят как лучше…

– Но шеф знает, как мы работаем, – бегающий взгляд Гурова продолжал что-то искать вокруг себя.

– Шеф ничего не может сделать… Не забивай голову. Во-первых, твой шеф – это я. А во-вторых… – Сейранов встал с табурета и, положив руку на плечо Гурову, заглянул ему в глаза, – во-вторых, я тебе уже говорил, Стас, твой главный минус в том, что ты никак не научишься мыслить самостоятельно. Хотя… отчасти, это и твой плюс, но не сейчас… Как себя вести? Ну, можешь рассказать, чем ты занимаешься в органах внутренних дел.

К удивлению Макарова, лицо Гурова преобразилось, словно Сейранов посредством взгляда передал ему дозу чего-то ободряющего.

– Ну, допустим. А дальше что? Пустишь его по своему плану?

– Ага, как же, – усмехнулся Сейранов, сжимая огромный угловатый кулак с перстнем на среднем пальце.

Сейранов, очевидно, хотел сказать что-то еще, но скользящий взгляд его задержался на дверном проеме, глаза сощурились, и Макаров понял, что его заметили.

– Иван?

– Игорь, – поправил Макаров, как ни в чем не бывало, выходя из темноты прихожей.

Сейранов задумчиво смотрел на Макарова.

– Мне нужны копии ваших протоколов, – сказал он после паузы.

– Осмотра?

– Хотя нет, давайте оригиналы.

Макаров нахмурился. Пальцы принялись перебирать жетон дежурного, забытый в кармане.

– Так не пойдет, – сказал он, переводя взгляд на пыльные ботинки и думая о том, что если поднимет голову, то увидит устремленный на себя взгляд бараньих глаз и тут же испытает острое и, вероятно, неудержимое желание зарядить между ними кулаком. Где-то в глубине сознания он понимал, что ему следовало просто отдать протокол и поехать домой. Но что-то мешало. То, что однажды лишило его шанса поступить в Академию, а спустя пять лет – занять место заместителя и получить служебную квартиру.

То, что сам он называл зудом в голове.

– Оригиналы мы сдаем в отделение, – поднял взгляд Макаров. Руки его перестали вертеть жетон, какая-то неведомая сила оттянула их к середине бедер.

Взгляд Сейранова, к его удивлению, ничуть не изменился. Как и прежде, руководитель группы смотрел спокойно, с небольшой долей пренебрежения. Единственной странностью был дым, возникший внезапно перед его бронзовым лицом, будто на плите, стоявшей рядом, что-то готовилось и пригорело. Дым с каждой секундой становился плотнее, превращаясь в густой туман и поглощая пространство вокруг. На Макарова накатил прилив усталости, на этот раз такой сильный, что он оказался не в состоянии бороться с ним. Мыслительный поток прекратился, и последняя более-менее ясная мысль замерла, словно застывший кадр видеоролика, который вскоре тоже начал таять. Веки опустились, и Макаров увидел огненные полосы, походившие на широкие трассеры крупнокалиберных снарядов, проносившихся снизу вверх. Внезапное чувство досады овладело им – он уже ничего не понимал. Физическая воля была подавлена. Макаров с трудом открыл глаза и увидел потоки света, струившиеся сквозь туман из пары бараньих глаз.

Эпизод 3

Перешагнув через корень, он прислушался и снова пожалел, что не заглянул в «Гугл Мэпс», перед тем как отправить в пруд свой старый «Хуавэй».

Лес вроде бы вытянут к северу, вспоминал он, и за МКАД переходит в Битцевский парк – еще один лесной массив, зажатый между Севастопольским проспектом и жилыми кварталами Чертанова.

Сквозь неумолкаемый рев с правой стороны пробивался далекий грохот железной дороги. Старый полковник Манин рассказывал им с братом о способностях человеческого уха улавливать стук железных колес на расстоянии в двадцать километров. Он любил поезда, и мысли о них немного успокаивали. Для себя он решил, что обязательно уедет на поезде, когда все закончится. Не поскупится на самый лучший класс. Несколько дней назад ему в интернете попались фотографии японских поездов со стеклянными крышами, и он искренне пожалел, что таких не делают в России. Их могли бы закупить, на худой конец, для самой большой страны это могло стать уникальным аттракционом. Он представил, как, развалившись на койке кондиционированного купе, наблюдает за плывущими над головой изумрудными кронами и тусклыми северными звездами. На столике тихо позвякивают бутылки с охлажденной минералкой – зеленоватые и голубые, вода из которых с шипением наполняет огромные, похожие на аквариумы бокалы… Огненный шар будто прокатился по горлу – он сглотнул и поморщился от жгучей боли.

Последние пятнадцать минут лучи нестерпимо жгли затылок и шею, мечты о поезде стали бледнеть и, в конце концов, надоели. Жажда затмила даже боль в мышцах. Еще минут пять он механически брел, глядя под ноги, стараясь ни о чем не думать, кроме цели, заключавшейся в движении строго от солнца. Наконец, паутина ветвей над головой поредела. Он поднял взгляд. На фоне безоблачного неба высилась опора рекламного билборда, где-то внизу оглушительно ревело шоссе, а за стометровым провалом продолжался лес – густой, спасительный и недосягаемый.