Вихреворот сновидений - Лана Аллина

Верочка кричит что есть мочи. Оглушительный крик, грохот, скрип, треск и скрежет, непроглядная чернота, потом нестерпимый, ослепительный яркий свет… Какой-то непереносимый свист, грохот, сирена сопровождают ее полет. Что это? Сон? Явь? Прилетели тарелки НЛО?

…А это что такое?

Кипит, дымится земля под дождем.

А глаза их сияют, и сверкающие дождинки – или слезинки?

Мерцают и медленно капают с ресниц.

Поцелуй длится бесконечно, пока хватает воздуха. «А я уж подумал…» – страстно шепчет он. «А ты не думай…» – тоже шепотом отвечает она…

Кошмарный звук сирены становится все сильнее, громче, переполняя этой жуткой какофонией звуков все её существо. Все пропало! Какая-то враждебная, злая – чужая! – чуждая сила отрывает его от неё – и нет его больше, обрывается счастье! Громкий, требовательный, нахальный трезвон…

1982 год

Глава 4

Рабочие будни Веры

…Громкий, требовательный, нахальный трезвон прорвал непроглядную черноту, оглушительный скрежет и крики. Титаническим усилием воли, за уши, Вера вытянула себя из кошмара сна. Нет, это телефонный звонок вынул ее из страшной нереальности полета в лифте.

Ну слава Богу, это был только сон, ее кошмар. Сон Веры Не-Павловны.

Но ведь он повторяется снова и снова, в который уже раз повторяется это сновидение. Она даже со счета сбилась. Не посчитать, сколько раз в ее жизни повторялся один и тот же сон. Вся в холодном поту, мокрая, будто только что из-под душа, дрожа от ужаса, пытаясь совладать с голосом, еле-еле переводя дух, Вера сняла трубку, попутно стукнув себя ею по скуле.

Звонил Валерка, муж, хотел узнать, проснулась ли она и собирается ли уже на работу.

– Катюню в садик отвел, не опоздали, все в порядке. Я уже на работе, – жизнеутверждающим голосом отрапортовал муж. Точно так же делегаты рапортовали на XXVI съезде КПСС.

– Отлично… Значит, все хорошо?

– А то! Обижаешь! Вероня, слушай, так ты помнишь, мы вечером сегодня идем к Сашке: у них с женой вчера была годовщина свадьбы какая-то по счету, а сегодня как раз пятница. Они уже много раз напоминали, и опаздывать нельзя, к шести ровно нас ждут! Вообще-то, конечно, это повод только – пулечку сочинскую на троих распишем. Эй, Смольный на проводе! Что у тебя с голосом, ты, часом, не заболела, а, девчушка? Нет? А? Так ты как там, слушаешь, что ли, или опять заснула?

– Да слушаю я уже, слушаю… я давно не сплю, только…

– Вот и просыпайся давай, уже поздно – ты на работу так не опоздаешь?

– Да ладно… – тут Вера не удержалась, зевнула. Совсем не хотелось рассказывать мужу, ни по телефону, ни вечером при встрече, что она опять видела этот страшный сон. Но недавний кошмар все не отпускал ее, не позволял вернуться в реальность.

– Слушай… К шести, говоришь, да? Но я… знаешь, а я ведь могу как раз сегодня и задержаться, у меня встреча с шефом по диссертации… – промямлила Вера. – Не знаю даже, на сколько времени… от него зависит, когда он освободится…

– Не-ее, ну так не годится! У тебя все одна только работа, и никуда вместе с тобой и сходить нельзя! Слушай-ка, ну попробуй все-таки освободиться, отпросись, в конце-то концов, сегодня пятница – короткий день. В общем, так, захочешь – так придумаешь что-нибудь! Ладно, все! Просыпайся, вставай: пораньше начнешь – побыстрее закончишь, а я тебе поближе к вечеру на работу еще позвоню. Давай часа в четыре позвоню, ладно? Ну все, пока! И вставай уже, а то опять задрыхнешь – это тебе пролетарий умственного труда говорит!

Вера с облегчением положила трубку, на ощупь, и не сразу попала – телефон стоял на тумбочке у изголовья кровати – и снова откинулась на подушки. Вставать не хотелось, собираться на работу – тем более. Вроде бы по ощущениям и выспалась, хотя легла очень поздно, а сил совсем не было – неужели проклятый сон высосал все силы? Может быть, позвонить, сослаться на нездоровье? Порядки у них в институте либеральные – бюллетень не потребуют.

Нет! Сегодня этот номер у нее никак не пройдет! Шеф не поймет, надо ему доложить, как обстоит дело с заключением по диссертации, с написанием автореферата… Главное, ведь к концу дело идет, немного совсем осталось – последний рывок сделать! А ни сил, ни желания защищаться нет почему-то…

«Ладно, вот полежу еще только самую чуточку, самую крошечку, ну еще только пять-семь минуточек. Ну, а потом – волевое усилие, рывок, отрыв, и найти тапочки, которые за ночь разбрелись по комнате в разных направлениях, и поди-ка отыщи их теперь… Кухня, кофе, горячий душ, потом нахлобучить то, что приготовила с вечера,» – вот молодец, похвалила сама себя Вера, продумала заранее, потом еще чашечка кофе, как посошок на дорожку, а завтрак в другой раз, ну, а на закуску – завихрение, вихревый поток – и все, и нет её, утекла!

Вера ещё раз вспомнила свой предутренний кошмар. Да уж, подумала она и даже хихикнула, ничего себе! Прямо-таки новоиспеченная Вера, только He-Павловна, с её вечными снами! Что ж, значит, это был первый – или уже не первый? – сон Веры Не-Павловны.

Потом взгляд нечаянно упал на стоящие на серванте часы – Вера так и подскочила. Через полчаса она во что бы то ни стало должна вылететь из дома.

Утро, забыв посоветоваться с ней, вывалило кучу проблем – в бирюльки, что ли, собралось сыграть? И не было для Веры ничего хуже выхода из дома. Это стало сущим мучением. Какая ж ты безалаберная! – ругала она себя, вылетая из квартиры минут на пятнадцать позднее, чем нужно. И ведь так каждый раз.

Запирая дверь, Вера услышала настойчивую трель телефона. Может быть, с работы уже разыскивают? Или вообще что-нибудь срочное? Вернуться? Послушать? Но она не стала этого делать. Нет, примета такая есть: даже если в зеркало, вновь выходя, посмотреться – всё равно, пути точно не будет!

А, вот и утро снова встало не с той ноги – как и она. Дождь со снегом поливал сверху из распоследних сил, а за зонтиком возвращаться уже не было времени. Хорошо, что у нее пальто с капюшоном. Ну что это за зима в конце января! Похоже, в Москве больше никогда не будет настоящей зимы – с крепким морозцем, хрустящим под ногами снежком, северным малиновым солнцем. Так нет же! Дождь зарядил с самого утра, безнадежно-серое небо хмурилось, всхлипывало почти неслышно, проливало бесконечные слезы… Надо было надеть другие сапожки – эти явно не по погоде.

Хотя денег в кошельке оставалось совсем не густо, до метро она взяла мотор, ржавую копейку. Машина дребезжала, стонала и только чудом не развалилась прямо на ходу – благо, до метро совсем близко, всего три остановки. Но ведь автобуса можно и не дождаться. Дальше проще: в метро на работу прямая ветка, без пересадки, потом, как всегда, спринтерский рывок – взбегание по эскалатору.

Вера очень спешила. Она сильно опаздывала на работу. Было уже далеко не утро, ведь утро как-то незаметно, словно по мановению таинственной волшебной палочки, уже воплотилось в день. Этот самый день вдруг предстал перед ее испуганными глазами в своем официальном наряде, в длинном пальто и шарфе, и был он застегнут на все пуговицы до самого горла, и поманил ее скорее бежать на работу. Одним словом, Вера очень опаздывала.

В академическом институте, где в качестве младшего научного сотрудника трудилась Вера, рабочий график был, по правде говоря, не слишком жесткий – только три (а чаще два) официальных присутственных дня в неделю, да и то не с утра до вечера. Правда, платили за это такие смешные деньги, что едва ли на них можно было прожить: на руки в месяц у Веры получалось чуть больше ста рублей. В остальные дни сотрудники должны были находиться в рабочее время в библиотеке и собирать материал для своих трудов – научных статей, служебных записок, институтских сборников. Иногда, впрочем, случались авралы: на отдел спускали срочное задание из ЦК КПСС или ВЦСПС[29]. Тогда нормальная жизнь прекращалась, и все имеющие отношение к заданию сотрудники работали в экстренном режиме – без обеда, выходных, без сна и отдыха.

Прошлой ночью, так некстати завершившейся сном-кошмаром Вера корпела над авторефератом своей кандидатской диссертации. Работа её была практически готова, а автореферат она обещала непременно закончить до конца недели и отдать научному руководителю, а уже наступила пятница. Полночи провела без сна, а как только прилегла – опять этот кошмар! Рассчитывать выспаться не приходилось. Наверное, придется работать и следующую ночь, и все выходные, чтобы утром в понедельник явиться с гордо поднятой головой и торжественно положить на стол шефу – он же по совместительству и ее научный руководитель – готовый текст. Прямо с боем часов – в десять ноль-ноль утра. Конечно, Валерка не придет в восторг от такой перспективы на ближайший уик-энд. Она-то будет за письменным столом сидеть, а мужу что, на ее спину склоненную любоваться, да?

И вот теперь, подбегая к своему институту по узкому, похожему на среднего размера подкову, переулку в самом центре Москвы, Вера отчего-то занервничала. Она вошла в ворота, отделявшие здание от переулка, с трудом потянула на себя тяжеленную дубовую дверь.