Дверь обратно - Марина Трубецкая

В полном молчании мы спустились вниз.

— Какой урок-то хоть будет? Знаешь?

— Оборотничество.

— Ну тогда, значит, нам сюда.

И мы, повернув пару раз по центральному коридору, пришли в огромный зал. Свет там тоже лился через потолочный витраж. Одна стена была полностью заставлена в ряд чучелами животных, отгороженными друг от друга небольшими загородками навроде плетней. Противоположная же стена была целиком зеркальной.

Учеников еще не было видно, похоже, предыдущий урок не закончился.

— Очень кстати, — пробормотал Атей себе под нос. — Я как раз насчет тебя хотел поговорить со Славуней Леговной.

И он направился в сторону маленькой старушонки, которую я вначале и не заметила за чучелом огромного медведя.

— Здоровья вам, уважаемая Славуня Леговна, — отвесил он низкий поклон.

— И вас хворобы пусть минуют, мудрейший Атей Волянович.

Старушка шустро засеменила в нашу сторону. И вот это учитель Оборотничества? Я, честно говоря, предполагала увидеть кого-то повнушительней. Да ей лет сто на следующей неделе жахнет! Когда она подошла к нам, Атей, показывая на меня, сказал:

— Вот, Славуня Леговна, привел вам новую ученицу, вы уж уделите ей побольше времени. Введите в вашу кухню, а то ей не угнаться за классом. По ускоренной системе, если можно. А это тебе, — он протянул мне бурдючок, который выглядел как родной брат предыдущего.

Потом, тепло распрощавшись со старушонкой, он гордо удалился. Бабка же обошла меня вокруг (вот чем я сегодня не новогодняя елка!), отвратительно принюхиваясь. Ее скукоженное личико и так напоминало печеное яблоко, а тут и вовсе: все складки устремились в сторону носа, глаза прикрылись тяжелыми лоскутами век, из-под платка выбился клок седых волос. Просто какое-то маленькое, но очень хищное и при этом крайне неприятное животное. Старое, но способное загрызть любого насмерть.

— Лиса, — сказала она, остановившись.

— Простите? — Я в растерянности посмотрела на нее.

— Лиса, говорю. Тебе, деточка, для начала лиса больше подойдет, — ласковый голос совсем не вязался с внешностью старой карги, — пойдем за мной.

И она бодро порысила к чучелу лисицы, стоящей неподалеку.

— Ты из баклажки-то своей отпей, если Атей Волянович считает, что надо, — значит, надо.

Я хлебнула. Пойло показалось еще более мерзким, чем вчера. Возникло стойкое подозрение, что без чего-то стухшего пару дней назад здесь не обошлось. Сделав над собой нечеловеческое усилие, чтобы включить глотательные функции ротоглотки, я пропихнула отвар внутрь. Да-а, уж что-что, а наркотического привыкания к данному продукту возникнуть точно не может! Вытерев набежавшие слезы, я посмотрела на бабульку. То ли слезы чего в глазах прочистили, то ли питье восприятие обострило, но я увидела редкие седые усики и бородку на лице у «божьего одуванчика». Тьфу ты!

Между тем старушка, убедившись, что микстура принята, усадила меня на пол возле лисицы и, бегая взад-вперед, поведала вкратце следующее. Есть два вида оборотничества. Первый — когда просто прикупаешь заговоренный на это дело амулет, и тогда заморачиваться с учебой вообще не надо. Знай кувыркайся через пни да топоры. Но этот способ имеет целый ряд недостатков. Самый существенный заключается в том, что если что-то случится с амулетом, пока ты в ипостаси зверя, то тут, хоть заскочись через что хочешь — делу это не поможет. Спасти незадачливого горе-оборотня может лишь волшба понимающего в этом деле чародея. И вот тут-то включается второй недостаток — ты в образе зверя не можешь говорить на человеческом языке. В принципе, вообще ни на каком не можешь, потому как к звериной внешности не прилагается автоматически знание наречия, на котором этот зверь изъясняется. И выходит, объяснить доброму кудеснику суть проблемы крайне затруднительно. Есть и третий фактор — человек-перевертыш очень уязвим в звериной ипостаси.

Теперь же о превращении обученного человека. Оно может проходить без всяких дополнительных предметов — только лишь силой мысли. Акробатических этюдов при этом тоже не надо исполнять. Перекидывание происходит практически мгновенно и в одну и в другую сторону. Владение человеческой речью остается при тебе. Количество форм ограничено только твоим мастерством. Кроме всего прочего, ты, достигнув определенного уровня, можешь оборачивать не только себя, но и других людей. И еще: в звериной ипостаси значительно увеличивается крепость и выносливость организма.

Да… что уж тут скажешь. Пиар-кампания пользы обучения проведена успешно. Одна мысль о том, что ты потеряешь навешанные на тебя девайсы и так и останешься на всю жизнь (то есть, в лучшем случае, на месяц) какой-нибудь бабочкой-капустницей, убивала всяческую охоту к экспериментам.

— А вы умеете и других превращать? — спросила я у карги.

В ответ в глазах весьма пожилой дамы заклубилось что-то весьма напоминающее туман, и я почувствовала, как быстро приближается пол. Испугавшись, что сейчас впечатаюсь со всей силы в него лицом, я дернулась, но ничего не произошло. Я крутанула головой. Мама дороХая! Рядом со мной стоял даже не великан, а какой-то колосс! Одна его ступня была раз в пять длиннее меня лежащей! Голова же и вовсе находилась на неподвластной разуму высоте. Человек размером с небоскреб! Я попыталась встать — получилось как-то шатко, поэтому я опять упала на карачки и поспешила убраться подальше. В это время великан наклонился и схватил меня сзади за сарафан. Я заорала, задергалась, пытаясь вырваться. Но тут уж без толку! Хватка была железная. Смирившись с неизбежным, я успокоилась и затихла. Исполин тем временем приблизился к зеркалу, и в отражении я увидела каргу, держащую за хвост мышь. «Превратила», — подсознание в ужасном прозрении зажало рукой рот. Между тем ведьма выпустила из пальцев хвост. Не успела я испугаться неминуемой смерти из-за падения с такой высоты, как обнаружила себя стоящей рядом с опять маленькой старушонкой.

— Умею, — ответила она на вопрос, про который я и думать забыла, — а теперь слушай далее.

Но сказать она больше ничего не успела, так как в классе стали появляться наши. Здороваясь с чудовищной бабкой, многие интересовались моим здоровьем, что было крайне необычно, но от этого не менее приятно. Когда собрались все, Славуня Леговна раздала каждому по малюсенькому керамическому горшочку, называя при этом различных животных. Похоже, все были в курсе, что делать дальше, так как, получив причитающееся, расходились к названым зверям, а потом случилось необычное: мои соученики проводили перед глазами чучел сложенными определенным образом пальцами, и те начинали оживать. Вначале исчезал стеклянный блеск глаз, потом тело становилось не таким деревянным, а затем зверь и вовсе менял позу, отряхивался или зевал.

— Они их оживляют? — Я повернулась к наставнице.

— Почему ж оживают-то, они и без того живые, просто в оцепенелом сне находятся. Кто ж живую душу-то загубит просто за-ради удовольствия? — Она недоуменно смотрела на меня.

— И долго они в таком оцепенении?

— Да по-разному, но чаще всего только на время учебы, а дальше на волю выпускаем, а на следующий год других ловим.

Убедившись, что все ученики при деле, бабулька снова повернулась ко мне. Не знаю почему, но после последних слов она стала вызывать у меня гораздо меньшую неприязнь. Может, из-за влажно блеснувших глаз, когда она говорила о невольцах, может, еще почему… Короче, оттащив меня опять к оцепеневшей лисице, она продолжила объяснение:

— Ну так вот, девонька, тут главное понять внутреннюю суть вначале себя, потом зверя…

Дальше мне было предложено плюнуть себе на ладонь, поднести плевок к глазу и, включив третье око, начать, насколько возможно, увеличивать лужицу слюны. Как включать то самое «третье око», я знать не знала, но старушонку это нисколько не смутило. Как следует размахнувшись, она отвесила мне звонкий подзатыльник с какой-то особенно долгой оттяжкой. От обиды и неожиданности на глаза навернулись слезы. Я окинула взглядом окружающих, надеясь, что никто этого позорища не видел, и тут же заметила, что нечто в окружающем поменялось. Стало заметно слабое свечение вокруг буквально всех предметов, а от макушек людей вдобавок потянулись тоненькие ниточки.

— Прости, девонька, но это самый быстрый способ был. Ты ж сама слышала, Атей Волянович просил по ускоренной. — Тон у мерзкой карги и впрямь был извиняющийся. — А теперя смотри на ладонь.

Я опять уставилась на плевок, и чем дольше я на него смотрела, тем все больше и больше он ко мне приближался. Вскоре я видела перед собой не каплю жидкости, а нечто похожее на кусок льда с нанесенными рисками, образующими что-то вроде квадратов. Под одобряющее бормотание наставницы я все глубже и глубже проникала в структуру капли, пока перед глазами не завертелась двойная спираль, в которой даже такое дерево, как я, признало молекулу ДНК.