"Мессершмитты" над Сицилией. - Йоханнес Штейнхоф

— Как я и думал, это один из новых офицеров, — произнес Бахманн. — Он ужасно обгорел.

Внезапно я ощутил весь адский характер действий с этих временных передовых взлетно-посадочных площадок. Эскадра имела теперь лишь одну санитарную машину, и она находилась в другом месте. Мы уничтожили весь наш транспорт в Тунисе, и, когда нас переоснащали, все, что воздушный флот смог предоставить нам, — это была одна санитарная машина.

Все до одного звали медицинский дежурный персонал, но пока еще ни один из них не прибыл. Из Трапани отправился только самый необходимый транспорт, а маленький клочок пастбища, который теперь стал нашим аэродромом, было трудно найти. Мы оставили гауптмана Шперрлинга, нашего врача, там, чтобы он заботился о раненых, которые из-за непрерывных налетов заполнили наш маленький лазарет.

Обгоревшего пилота положили на носилки и перенесли в тень. Он был в ужасном виде. Несколько летчиков обсуждали, как облегчить его боль.

— Это Беренд из моей эскадрильи, — сказал Рейнерт. — Он с нами только неделю и еще не участвовал в боевых вылетах.

Склонившись над распростертым человеком, я был поражен зловонием сожженной плоти. Огонь проделал ужасную работу над его головой и верхней частью туловища. Его волосы сплавились в тошнотворную массу, лицо было покрыто пузырями. На руках и груди висели клочья сгоревшей одежды.

Между стонами он кричал:

— Я не могу переносить это — сделайте что-нибудь, чтобы прекратить эту боль!

Он снова и снова повторял свои мольбы, в то время как мы беспомощно стояли вокруг, поскольку врач или другой медицинский работник отсутствовал, а среди нас не было никого, кто мог сделать инъекцию морфия.

— Пошлите за Штраденом, — приказал я. — Он раньше делал уколы. Возьмите аварийную аптечку с одного из самолетов; там должны быть шприц и ампулы.

Штраден появился, переводя дыхание. Его обязанностью теперь было руководить импровизированным командным пунктом эскадры. Он сразу понял, чего от него ждут, и принялся за работу.

— Спокойно, парень, — сказал он, сломав твердой рукой головку ампулы и наполнив шприц. — Спокойно, потерпи еще минуту или две. Еще немного…

Вскоре раненый успокоился. Он тихо стонал, бормоча слова, которые мы не могли разобрать, в то время как техник отгонял мух, которые роились вокруг. Его веки раздулись; его лицо превратилось в невыразительную, студенистую массу.

Наконец, над полем появился «шторьх», который мы по радио вызвали из Трапани. Он доставит Беренда в наш лазарет. Был также полевой госпиталь в Трапани. Возможно, они смогут отправить его на материк, если случится, что в течение ночи прилетит «юнкерс», чтобы доставить срочно необходимые запчасти и эвакуировать раненых.

Я сел в «кюбельваген» и поехал вниз по склону к зданию фермы, где мы разместили наш командный пункт. В течение долгого времени я не мог избавиться от впечатлений от случившегося. Между телефонными разговорами и докладами о состоянии самолетов передо мной вновь продолжало появляться лицо этого пилота, почти мальчика, и мне казалось, что я чувствовал зловоние сожженной плоти.

* * *

Около ворот фермы стоял штабной грузовик. Между ним и стеной был натянут палаточный брезент. Под ним стояли наши шезлонги. Ворота, очень ободранные, были закрыты и надежно заперты на засов. Взобравшись на верхний брус и подтянувшись вверх, вы могли посмотреть во внутренний четырехугольный двор, окруженный покрытыми черепицей загонами для рогатого скота. Вокруг лежали ржавые сельскохозяйственные орудия. Это была сельская Сицилия, мирное зрелище. Сейчас было время сбора урожая и можно было ожидать увидеть во дворе какую-то деятельность, но люди, скорее всего, в панике бежали, как только ветер донес до них то, что мы собирались делать здесь. Поскольку везде, где мы появлялись, вслед за нами приходили смерть и разрушения.

Фрейтаг и командиры его эскадрилий вместе со Штраденом, Бахманном и Хелбигом собрались в тени тента. Было жарко и безветренно.

— Что известно относительно высадки союзников? — спросил Фрейтаг.

— Мало, — ответил я. — Не намного больше, чем мы сами можем выяснить. Этим вечером я успел перемолвиться с генералом несколькими словами прежде, чем линия была перерезана. Он сказал о воздушном десанте и действиях парашютистов в районе Аугуста — мыс Пассеро — Джела. Вы знаете его спокойную, отстраненную манеру, с которой он рассматривает и оценивает ситуацию, вид которой привел бы любого другого к нервному срыву. Но этим вечером его голос звучал раздраженно и напряженно, когда он говорил: «Мы ведем невероятный заградительный огонь…» Затем связь оборвалась.

— Славная ситуация, — прокомментировал Фрейтаг.

— Бахманн, сообщите мне, пожалуйста, когда заправят все самолеты. Сколько приземлилось?

— Двадцать четыре, господин майор.

Двадцать четыре. И сколько из них были пригодны для полетов? 1-я группа осталась в Шакке. Гёдерт должен был взлететь оттуда на рассвете, чтобы атаковать десантные суда около Джелы, и сразу же перебазируется на наш передовой аэродром, если станет невозможно оставаться в Шакке.

Накануне вечером мы все собрались в гроте, что стало нашей традицией после начала воздушного наступления союзников. Толстяк организовал в нем импровизированную кухню, и теперь мы поглощали здесь наши однообразные ужины.

Последние немногие разведывательные полеты показали присутствие многочисленных военных кораблей всех размеров в гавани Валетты и вокруг острова. Вместе с мощными бомбардировками и беспрерывными полетами вражеских разведчиков это указывало на неизбежную высадку десанта.

К полуночи с моря с необычной интенсивностью начали стрелять пушки. Взрывы сотрясали пол и крышу грота. Пробудившись от глубокого сна, мы лежали с открытыми глазами на наших раскладушках, все мы знали, что началась финальная стадия.

Зазвонил телефон: сначала отделение радиоперехвата на горе Эриче сообщило, что переговоры на радиочастотах союзников приняли невероятные размеры. Но было очевидно, что люди, которые передавали приказы, информацию и предупреждения друг другу и говорящие со своими офицерами управления на земле, не были командирами бомбардировочных и истребительных эскадрилий, с которыми мы были уже знакомы, а были полностью вновь прибывшими, с чьими эскадрильями и крыльями до настоящего времени мы не сталкивались на Средиземноморье.