Львиная стража - Барбара Вайн

Пошли, глупец, сказал он себе и вышел на холодный утренний воздух. Солнце – красный шар в обрамлении темного облака – медленно ползло вверх, в еще бледное небо. Пол уже давно, с самого детства, не обращал внимания на птичий щебет, разноголосый и громкий. Окна двух комнат в пристройке были закрыты и задернуты шторами. Кремень стен, камень мостовых плиток – все выглядело чистым, как будто ночью их тайком помыли.

Гарнет вошел в коттедж. Хорошо еще, что он эту дверь не оставил открытой. Не слышно было ни звука. Он заглянул к девочкам и убедился, что те спят. А вдруг кто-то из них просыпался? Вдруг одной из них приснился, скажем, плохой сон и она пошла искать его? Пол обнаружил, что не в состоянии думать, то есть рассуждать логически. И вовсе не потому, что чувствовал себя уставшим. Напротив, он был свеж и бодр и совершенно не нуждался в отдыхе. Просто последние несколько часов, за исключением часа или двух сна, были переполнены эмоциями, чувствами, действиями, восторгом и изумлением. Размышлений среди них не было, вернее, они всячески отвергались. И он успел отвыкнуть мыслить.

Но не вспоминать. Нина с радостью предложила себя ему и со всей страстью ответила на его ласки. Пока они занимались любовью – раньше он совсем не думал об этом, в своих мечтах он до этого этапа не доходил, – она сказала, четко и ясно, не шепча и не колеблясь: «Я люблю тебя, Пол». Она сказала это как раз перед тем, как он начал гадать, скажет ли она это когда-нибудь. И что дальше? Что теперь? Но размышления были невозможны, да и надобности в них не было. Гарнет упал в кресло и отдался воспоминаниям.

Когда он отправился будить девочек, его на мгновение охватил страх перед упреками Джессики: «Где ты был, папа? Я искала тебя, но тебя нигде не было…» Пол знал, что дочь уже отодвинута на второй план и что даже если она примется упрекать его, если выяснится, что ночью она испугалась, все это не ляжет на него тяжелым грузом, а если и ляжет, то ненадолго. Он даже поймал себя на мысли, что излишнее внимание и забота вредят детям. Суровое обращение и жизненные перипетии им только на пользу, «здоровое небрежение» – таким термином можно описать его собственное детство.

Как бы то ни было, девочка ничего не сказала. Они с Дебби спали долго и крепко. На тот день в школе у них был назначен словарный диктант, им предстояло под диктовку написать двадцать трудных слов, и за завтраком из кукурузных хлопьев, сидя за кухонным столом, они монотонно проговаривали друг другу существительные.

– Кто нас заберет? – спросила дочь по дороге в школу.

Это не было упреком, было бы преувеличением называть это упреком. Она лишь задала простой вопрос. Пол был уверен, что девочка уже забыла, как вчера долго шла из школы пешком. Вчерашний день казался ему далеким-далеким прошлым. Прежде чем он успел ответить, Дебби напомнила ей, что сегодня она с мамой возвращается домой, что в Джаредз остается только ее папа. Апсоланд должен был вернуться в субботу вечером.

– Значит, приедешь ты, да, папа?

Ее настойчивое желание узнать вызывало у Пола ощущение, будто Джессика вынуждает его быть дома, почти наказывает.

– Я, или мама Эммы, или кто-то еще. – Он не смог удержать себя от того, чтобы довольно резко сказать: – Ведь раньше тебя все время забирали, правда? Вчера был единственный раз, когда тебе пришлось идти пешком.

Ее чувство собственного достоинства привело его в смятение. Раньше, когда ей делали выговор, она начинала хныкать, ерзать, корчить рожи. Но сейчас, когда Пол остановился возле школы и, повернувшись, посмотрел на нее, он увидел, что она тихо сидит в уголочке, смирившаяся, грустная. Гарнет ощутил угрызения совести. Ему захотелось обнять ее – но не здесь же, на глазах у всех детей и родителей.

– Иди, – сказал он. – До свидания, Дебби. До скорой встречи.

Джессика была позабыта сразу же, как только вылезла из машины. Пол ехал в Джаредз быстрее, чем обычно, и только на подъезде к парку его вдруг ошеломила мысль: а ведь он не знает, что делать дальше – ведь она не строила общих для них планов, ничего не обещала… Способность мыслить к нему уже вернулась, а эта мысль вернула ему способность мыслить здраво. Пятница – раньше по пятницам он с нею практически не общался. И что, сегодня он вправе зайти в дом, чтобы повидать ее? И должен ли? Через парадную дверь или через заднюю? В нем уже поднялась тревога, когда он проезжал через арку.

Пол прошел в свой дом и принялся строить логические цепочки. Пять минут спустя он уже беспокойно ходил взад-вперед по комнате. Предположим, она будет держаться так же, как вчера утром, доброжелательно, но отстраненно? Но тогда этому поведению предшествовал поцелуй, хотя поцелуем это и назвать-то нельзя; сейчас же все по-другому, с тех пор мир изменился. Его вышагивание привело его на кухню, когда раздался звонок в дверь.

Нина стояла на крыльце и улыбалась. Раньше она никогда его не навещала. Ничто не могло яснее показать, как сильно изменился мир. Он взял ее за руку, потянул к себе и, сжав ее в объятиях, закрыл дверь.

Жизнь должна идти привычным путем. Нужно было контролировать ландшафтных дизайнеров, отмечать, на каких машинах они приехали, выгуливать собак. Нина сказала, что пойдет с ним, когда он собрался вместе с собаками пройти по пустоши до Волчьего леса.

– Но ты же не ходишь гулять.

– А раньше ходила. Много лет мне не с кем было гулять. Сейчас, когда у меня есть ты, все меняется. Меняется вся моя жизнь.

– Да? – сказал он. – Да? А моя, она поменяется?

– Увидишь.

Гарнет встретил ее во дворе, и она привела с собой собак. До этого момента, вдруг понял Пол, он воспринимал ее как больную. Это оттого, что Нина все время сидела дома и вела замкнутый образ жизни. На ней были джинсы, куртка на молнии, кроссовки. Она управлялась со своркой более умело, чем Коломбо. Пол ожидал, что ему придется подлаживаться под ее шаг, идти медленнее, чем обычно, но она шла рядом с ним, как хорошо натренированный человек, который ежедневно совершает долгие прогулки.

– Ты больше не будешь моим водителем, – сказала Нина. – Мы просто будем вместе уезжать на машине. Может, я даже сама сяду за руль. Ты не против?

– Сомневаюсь, что я могу быть против чего-либо.

Она покосилась на него:

– Давай надеяться, что ты не поддашься этому состоянию равнодушия.

– Ладно, не поддамся. – Гарнет засмеялся: – Ты убережешь меня от него.

– Давай уедем на весь день. Давай поедем в какой-нибудь знаменитый замок и будем гулять по садам рука об руку. Давай?

Собаки исчезли в лесу. Пол и Нина старались не сходить с тропинки, чтобы не наступить на колокольчики. Он показал ей, где нашел силки.

– Я хотел бы увидеться с этим браконьером, я хотел бы пожать ему руку и поблагодарить его. Если бы не он, ничего вчера не случилось бы.

– Случилось бы, но не вчера, – сказала Нина. – Обязательно случилось бы.

– Я хочу поцеловать тебя. Не увидит никто, кроме Тора и Одина.

– А они говорят только на древнеисландском.

Они поехали в Икворт, посмотрели на коллекцию серебра, их провели по комнатам. Потом, как она и предлагала, они гуляли по садам, держась за руки. Гарнет никак не мог поверить, что все это происходит с ним, и то и дело украдкой косился на нее, словно опасаясь, что она исчезла или превратилась в кого-то еще. Он знал: в подобных ситуациях человек часто начинает грезить наяву, однако Пол что-то не помнил, чтобы когда-либо оказывался в подобных ситуациях.

Во время обеда – они расположились в тихом, погруженном в полумрак зале одного из ресторанчиков в Бери, – Нина отложила вилку, слегка склонила голову набок и сказала:

– Ты ждешь, когда тебя лишат иллюзий, да?

Это было именно так, но он сказал:

– Почему ты так сказала?

– Ты ждешь, когда я заговорю об определенных вещах. Я знаю это, я чувствую.

– Может, и жду.

– Нам надо поговорить?

Гарнет рассмеялся, но не весело.

– Я думал о том, что твой муж возвращается завтра.

– Да, и я собиралась сказать: а почему бы нам не жить сегодняшним днем? А потом поняла, что сама я так не живу, я живу в прошлом и в будущем, и сейчас я живу в будущем. Возможно, это не так уж плохо.

Пол заставил себя твердо сказать:

– Плохо, потому что в нем нет меня.

– Пол, – сказала Нина, – послушай меня. Ты действительно ждешь, когда я лишу тебя иллюзий. Ты думаешь, что я сейчас скажу, что нам либо придется скрыть это от Ральфа, либо что все было замечательно, но все кончено.

– А ты так скажешь?

– Я скажу, что поставлю Ральфа в известность при первой же возможности. Или когда ты сам меня об этом попросишь, в любой момент, когда скажешь. Зачем скрывать? В этом нет смысла. – Ее лицо стало жестче. – Люди скрывают такие вещи по экономическим соображениям. У меня в этом надобности нет. – Ничего не уточняя, женщина продолжила: – У меня нет детей, меня рядом с ним ничего не удерживает. Мы можем уехать в любой момент, когда захочешь.