Китайский цветок - Эмма По

Валерке, этому дураку, пока перепадает благодаря мне неплохая добыча. Сначала от Залесской, теперь дед пообещал ему шесть тысяч на машину.

Когда дед рассказывал о своей жизни в Америке, на Валерку смотреть было невозможно. Я чуть не расхохоталась. Он даже рот забыл закрыть, а глаза подернула такая мечтательная дымка — умереть и не встать! Но, несмотря на все Валеркино подобострастие, дед хорошо его отбрил.

— Можно, Иван Антоныч, я буду называть вас «Дедом»?

— Ну это лишнее, голубчик!

«Голубчик»! Молодец дед! И реакция такая четкая. Видно, с характером человек.

Мать, конечно, чудо в перьях. Столько лишней информации выдает! Кто ее за язык тянул, когда брякнула вдруг, что завтра у отца день рождения и она собирается навестить его могилу? Дед, я уже заметила, улавливает нужную информацию мгновенно. Словно у него в голове приборчик какой сортировочный — это не важно; это так себе; а это — хвать! Это то, что нужно! Может, в нем срабатывает таким образом опыт исследователя? Не знаю. Но на все более-менее важное у него моментально загорается глаз. «На каком кладбище похоронен ваш муж?» Ну как мать могла допустить, чтобы дед задал такой вопрос?! Дай-то бог, чтобы он оказался случайным! Случайным и пустяшным. Иначе… Не знаю я, что делать, если он на кладбище заявится и увидит свежую могилу.

Когда дед с матерью уехали, я почувствовала жуткую усталость. Постоянно себя контролировать — очень непростая задача, которая требует большого напряжения. Хотела лечь спать, даже не помыв посуду, но вместо этого пришлось отбиваться от Валерки. Восторг перед открывающимися возможностями настроил этого идиота на эротический лад.

В — Покажи, какие у тебя сегодня трусики.

Я — Слушай, иди домой!

В — Ну покажи!

Я — Сегодня, голубчик, свои рассматривай.

В — Подними юбку, я сказал!

Я — Перебьешься! Я за два дня тебя на одиннадцать тысяч подняла. Надорвалась.

В — Ну Даш!

Я — В жопу иди, в жопу… Бери с собой бутылку тоника, она почти полная. Пей просто так, без кампари. В тонике есть хинин. Очень полезно для желудка. Создает бактерицидную среду. И от холеры профилактика.

Про холеру-то сама не знаю, зачем добавила. Может, просто рифма понравилась. Валера — холера…

В — Ну ты даешь! Холера-то при чем?

Я — До кучи.

Валерка умотал со своим хинином-аспигином, но сон прошел. Я помыла посуду, достала дневник, ручку, фломастеры, села за кухонный стол терзать бумагу и любоваться роскошным букетом, над которым летали шелковые пчелки, — дед подарил.

Только бы ничто этих пчелок не спугнуло!

3.03.

Два дня так крутилась, что не было ни времени, ни сил жизнь свою неспокойную записать. Мои опасения, похоже, сбылись. Не знаю, что именно насторожило деда, но на Крестовское кладбище он скорее всего поперся.

Звонит мне позавчера днем мать и говорит, что вроде видела деда на кладбище. О том, что первого марта у папы день рождения и она понесет цветы на его могилу, мать любезно сообщила деду сразу после семейного застолья. Тогда же и название кладбища прозвучало. Сказать точно, что он туда приходил, тем не менее не может, но полагает, что видела именно его — высокий, худой, сутуловатый, в длинном пальто с коричневым шарфом… Словом, если не он, то очень похож…

Дед с матерью приехали ко мне часа в три. Как себя вести? Не могла же я спросить его: «Дед, так ты был на кладбище или нет? Если был, то мне придется признаться тебе кое в чем. Если не был — признаваться не буду».

Дед держался свободно и дружелюбно. Ни хрена по его виду я не поняла. Истерично психовала мать. Господи, зачем я ее в это вовлекла? Она все время рыдала, говоря, что ей стыдно перед Иваном Антоновичем. Этим своим стыдом она грузила меня со дня своей первой встречи с дедом. Но самое ужасное, что я ее понимаю! Что-то есть в деде такое, что до чертиков не хочется быть перед ним плохой и нечестной… Не хочется быть бякой.

Но уж раз так получилось, что теперь терзаться самой и терзать меня? Думай, шевели мозгами, как вести себя, что говорить. Но нет, мамочка напрягаться не любит.

В общем, я очень жалела все эти дни, что сама себя наказала, придумав новейшую историю семьи, и решила в конце концов, что о Зое молчать неправильно. Нужно самой рассказать деду. Если он о ней прознал — лучшего хода не придумать. Вот какая я, дескать, совестливая и трепетная! А если не прознал… все равно совестливая и трепетная.

Думаю, что в его глазах эти добродетели теперь останутся при мне навсегда.

Позвонила деду в гостиницу, несмотря на поздний час. Было уже заполночь. Попросила его приехать ко мне на следующий день пораньше, чтобы поговорить наедине, без мамы и Валерки. О том, какая я умничка и как правильно все сделала, я поняла в полной мере лишь после встречи с дедом, когда он совершенно ошарашил меня своей осведомленностью.

Но это на следующий день. А после телефонного разговора с ним у меня с души словно камень свалился. Такое шальное настроение вступило, что захотелось какой-то безумной активности. Но куда податься-то? В ночной клуб? На дискотеку?

Нет. Пока подобные развлекухи не для меня. Поэтому я довольствовалась тем, что напялила седой парик с плащ-палаткой и — вышла на улицу. Погода была ужасная. Шел дождь, и по-хорошему следовало вернуться за зонтом, но я с наслаждением подставила морду дождю.

Чтобы как-то оправдать свой выход в ночь — довольно-таки опасный в моей ситуации, — придумала себе цель. Подходил к концу запас водорастворимого аспигина, и я потопала в ночную аптеку. Часа через два вернулась домой и плюхнулась в постель.

Утром очень жалела, что встречу деду назначила на такую рань, потому что спать хотела, как слон. Но все сложилось замечательно. В разговоре с дедом я была мудрейшая из мудрейших! Однако без сюрпризов не обошлось. Оказывается, дед со дня приезда знал о Зое и о ее смерти — ему сказала одна из этих безумных старух, для которых скамейка у материного подъезда — пост № 1.

Что поразило больше всего — его выдержка. Получается, не заведи я с ним разговора о сестре, так и не подозревала бы о его осведомленности. Дед склонен к очень неординарному поведению, и я всегда должна об этом помнить, если хочу оставаться хозяйкой положения.

Проводив мать с дедом, сразу упала в сон. Такая навалилась усталость, что продрыхла часа два. Проснулась от телефонного звонка. Разговор с матерью расстроил. Положила трубку и стала обдумывать ситуацию. Она мне не нравится. То, что зависит не от меня, — оборачивается против. Но не может же зависеть от меня все на свете, в том числе лабуда вроде материного трепа. Счастливая от того, что не надо больше «вводить в заблуждение милейшего Ивана Антоновича» она по поводу и без повода заговаривает о Зое. Брякнула при деде о звонке из «Золотого сечения» — мелочь там какую-то мне в бухгалтерии не доплатили. Собралась ехать в фирму. Крохоборка! У деда сразу проснулся охотничий инстинкт. По дороге домой к матери на Краснопролетарскую предложил ей заехать в контору, и она согласилась, не долго думая. Теперь, если ему вздумается собирать досье на Зою Щербакову, он знает, где искать материал. Ой! Только бы ему не вздумалось!

Вот. Вот почему я не хотела, чтобы он вообще знал о ее существовании, чтоб не слышал даже ни о ком, кроме Даши! Даши Щербаковой — своей единственной и глубоко любимой внучки. Какой он оставит мне выход, если встреча на Эльбе между ним и Залесским все-таки состоится?

Не хочу, не хочу, не хочу об этом думать.

Дед, ну брось свою подозрительность! Не ходи туда!

Только что забегал Валерка. Лицо абсолютно счастливое. Покручивает на пальце брелок с ключами от машины. Подвел меня к окну. Во дворе под фонарем — специально так припарковался, чтобы мне из окна видно было, — стоит новенькая серебристая «семерка».

Я — Твоя?

Валерка гордо кивнул.

Я — Очень красивая. Доволен?

В — А ты как думаешь?

Вдруг он обнял меня. Нежно-нежно. И поцеловал. Так не целовал меня ни разу. Я понимаю, что это был острый приступ благодарности, но мне показалось в тот миг, что он вот-вот заглянет мне в глаза и скажет просто и проникновенно: «Я люблю тебя». Идиотизм какой-то, но мне захотелось, чтобы он это сказал. Так захотелось, что я даже потянула время, не желая открывать глаза. Когда открыла, увидела, что Валерка уставился в окно, любуясь своей машиной, губы чуть растянуты в мечтательной улыбке.

В — А какую сигнализацию я туда поставил — пальчики оближешь! Устал, правда, как черт. Весь день сегодня в гараже, как папа Карло.

Я — Сам ставил?

В — А то нет? Во-первых, я это умею. Во-вторых, даже если б и не умел, научился бы. Я мастерущий мужик, и, в принципе, могу освоить все.