Битте-дритте, фрау-мадам - Дия Гарина

— Погодите, давайте не здесь! Народу столько набилось. Пора убираться отсюда, дышать уже тяжело!

— Вот именно, — в голосе Немова я уловила тревогу. — А то, боюсь, что сюда цэ о два поступает дополнительно.

— Ты не умничай, ты пальцем покажи, — процедил Павел фразу из старого анекдота.

— Смотри!

Немов действительно ткнул пальцем в отверстие выхода, и мы замерли пораженные. В дальнем конце лаза бушевал огонь. Если бы не перепалка, затеянная историком, мы давно бы услышали гул пламени, а теперь потрясенно молчали, пытаясь ответить на два самых главных российских вопроса: кто виноват и что делать?

Первый вопрос разрешился сам собой:

— Ну, что суки, думали, что утопили меня? — послышался ослабленный расстоянием и кровопотерей голос Иловского. — А я все-таки выплыл…

— Ну, разумеется, — пробормотал Виталий, поднимая пистолет. — Такие как ты не тонут. Закон дерьма.

Грохот выстрела и ответный смех заставили эхо глумиться над нами.

— Я не такой дурак, чтобы подставляться под пули. Вы все сдохнете. Задохнетесь в дыму. И ты старая ведьма, и ты Панфилов, и ты чертова баба, и ты адвокат, и ты кого я не знаю. Стрелять надо было лучше… А теперь моя взяла. Когда ваши трупы начнут смердеть, я снова приду сюда и покопаюсь в этом вашем бункере о котором вы так кричали, что было слышно за десять метров от этой халупы…

Он нес еще какую-то ахинею, а Виталий, после первых же слов Иловского нырнувший в тоннель, уже подбирался к огненной преграде. Мне не нужно было долго гадать, что горело сейчас там — охапка целебных трав, аккуратно сложенная возле печи и остатки трех стульев, поломанных при обыске. Наверное, Иловский сдобрил все керосином, так как разгорелся костер удивительно быстро. Но вряд ли эта жалкая пародия на растопку сможет остановить Немова. Он не посчитается с ожогами, а боль его научили подавлять еще в бытность старлеем. И тогда Иловскому покоиться на дне Черного озера.

С замиранием сердца я смотрела, как Немов врезается в стену из пламени и… Раздается издевательский хохот Иловского, а следом громкий металлический лязг. Не понимая, что произошло, я зашлась надсадным кашлем, а потом наблюдала, как Виталий, сорвав рубашку, сражается с огненными языками. Красные следы, оставшиеся от впившихся в ладони ногтей, сойдут еще не скоро. Если только это „не скоро“ для меня наступит.

Мы стояли и смотрели, в медленно темневший тоннель и ничем не могли помочь Виталию. Лаз оказался слишком узким, вдвоем не разминуться. Но вот рыжие отблески перестали отплясывать на наших напряженных лицах, и раздался дружный вздох облегчения, закончившийся закономерным приступом кашля. Как не короток был организованный Иловским пожар, но дыма в пещерке накопилось изрядно. Надо скорее выбираться отсюда! И тут из лаза донесся голос Немова:

— Вот что граждане, судьи. У меня есть…

— Две новости, — закончила я.

— Три, — уточнил он. — Одна хорошая.

— Начни с хорошей, — посоветовал, стоящий за моей спиной Зацепин.

— Хорошая. С огнем я справился. Но этот… он нас закрыл.

В моем затуманенном от плавающего вокруг дыма мозгу тут же всплыл образ тяжелой железной заслонки. Но ведь стоит посильнее толкнуть и она выпадет. Если только…

— А засов у меня на печи крепкий, — буднично сообщила баба Степа, — Не выбить. В шестьдесят девятом мне его кузнец из Дмитровки поставил. Хороший был мужик. Царство ему небесное…

— Господи, да зачем же вам засов на печи? — прокашляла я. — Его же с той стороны любой открыть мог и сюда пробраться…

— А я его ставила не от тех, кто оттуда сюда, а от тех, кто отсюда туда, — пояснила старушка, вогнав в ступор даже приползшего обратно Немова.

— Это как? — решился уточнить Павел.

— Очень просто. Они ведь каждую ночь ко мне приходили. Те, кто бункер для немцев строил. Их же в этой пещере расстреляли. И оставили. Я когда вернулась сюда, похоронила то, что от них осталось. Честь по чести. А они все равно ходили. Овчаркой называли. Говорили, что я шаркаю громко. Спать им не даю. Прогнать хотели. А я не могла уйти. Я ведь долгожданного своего еще не дождалась. Вот и поставила засов… Скоро. Скоро мой долгожданный пожалует. Каждой косточкой чую его, близко он. Уже близко…

Жутковатая речь сумасшедшей то и дело прерывалась кашлем, но впечатление все равно произвела. Похоронное.

— Ты сказал, что новости три, — вернул нас к действительности Павел.

— Верно, — Немов отер пот рукавом, размазав копоть по лицу. — Третья новость такая: труба в печи почти полностью забита. Вентиляции никакой. Возможно, мы не задохнемся, но отравление угарным газом у нас уже в кармане.

Я была так потрясена высшей несправедливостью, что забыла даже пробормотать „Мама дорогая!“. Вынести все обрушившиеся на меня передряги, добраться до почти счастливого конца и снова оказаться в каменном мешке, которые с божественным упрямством подсовывала мне судьба. В первый раз — это была яма с жидким бетоном, в котором я едва не захлебнулась. Во второй — катакомбы секретной биологической лаборатории. И вот роковой третий раз, видимо последний. Прислонившись к прохладной громаде обтесанной скалы, я честно попыталась придумать какой-нибудь план спасения, но удушливый дым проникал, казалось, напрямую в сознание, оплетая его беспросветной серой пеленой.

— Ну-ка посветите мне, — сквозь нарастающий шум в ушах услышала я голос Виталия. — Посмотрим, что тут фашисты понапридумывали.

Он подошел к двери, ведущей в бункер, и, вынув из карманов набор отмычек, принялся колдовать над тремя не тронутыми ржавчиной замками. Похоже, баба Степа не только „шмайсер“ маслицем смазывала. Вот верный сторож! И чего ради так старалась, спрашивается?

— Не знала, что ты во взломщики подался, — я протиснулась к Виталию между Панфиловым и Зацепиным, благоговейно замершими за его спиной. — Ты же вроде не умел…

— Знаешь, дорогая, когда семь лет на зоне ласты паришь, поневоле чему-нибудь полезному выучишься. Там такие спецы были! С одной скрепкой могли бы все швейцарские банки обуть. Ага! Один есть! С тех пор я и таскаю с собой отмычки. На всякий случай.

— Второй, — выдохнул мне в ухо Зацепин, глядя, как под руками моего первого жениха повернулась в скважине замысловатой формы отмычка, и снова закашлялся. — Если откроем, у нас будет шанс. Там же оружия должны быть горы. Подыщем какую-нибудь подходящую железяку, выбьем заслонку. И объем воздуха там наверняка больше…

— Если они только там „сюрпризов“ не оставили, — поспешил остудить оптимизм историка Челноков, баюкая покалеченную кисть. — Дверь откроем, и тут как рванет!

— Можешь предложить другой вариант? — в голосе Немова плескался целый Байкал иронии.

Почему-то вспомнилось, как мы вместе ждали смерти в бетонной яме. А с Павлом еще и лабораторию секретную штурмовали… Прям какая-то суперкоманда у нас получается. Может быть… Ну, нет! Я к такому союзу морально не готова.

— Готова, милая! — заявил вдруг Немов, вгоняя меня в пунцовую краску. Хорошо, что единственный фонарь в его руке был направлен на замки, и никто этого не заметил. Он что мысли читать выучился? Но прошло несколько секунд, и до меня дошло, что мой первый жених всего-навсего имел в виду дверь. Ее можно открывать. Но не рванет ли на самом деле оставленный фашистами „сюрприз“, который вполне мог сохранить свою убийственную мощь, несмотря на прошедшие годы.

— Ну, что открываем? — на всякий случай поинтересовался Немов, берясь за ручки дополнительных засовов. — А идите-ка вы все в печку. То есть ползите. Там вас, скорее всего, не достанет.

— А ты? — против воли вырвалось у меня.

— Ну, должен же кто-то дверь открыть. И желательно поскорее. Вон смотри, Панфилов сейчас в обморок упадет.

Подсказка оказалась не лишней, Зацепин успел подхватить друга у самой земли.

— Да быстрее вы! Полезайте в тоннель! — скомандовал Виталий. — А то все ластами щелкнем!

Мы молча повиновались. Первой ползла Егоровна. За ней Зацепин тащил Панфилова, а я по мере возможности подталкивала бизнесмена сзади. Возле Немова остался только Павел. Я не слышала, что Челноков сказал бывшему полковнику, но зато услышала ответ:

— Я бы и рад пропустить тебя вперед, но чтобы открыть дверь, нужно поворачивать эти ручки одновременно. А у тебя только одна рука еще на что-то способна. Так что ползи отсюда. И побыстрее.

Павел не двинулся с места. И в течение десяти очень долгих секунд я была ни жива, ни мертва. Что если они оба… Но здравый смысл все-таки взял верх, и Павел, выругавшись вполголоса, боком вполз в тоннель.

Послышался металлический лязг открывающихся засовов, и моя голова непроизвольно вжалась в плечи. Господи, спаси его, если можешь! Меня била дрожь, и в тоже время пот струйками стекал по спине. Как жарко! Сейчас или я сама взорвусь от нечеловеческого напряжения, или…