Дом духов - Кристофер Мур

– Тебе следовало предупредить меня, прежде чем ехать к астрологу, – сказал Пратт; он наносил удар наугад, как человек, попавший в западню и пытающийся вырваться из ловушки, прорываясь напрямик. – Почему ты мне не позвонил? Это не Нью-Йорк. В этом городе нельзя играть в Одинокого Рейнджера. И ты взял с собой Кико.

Та появилась на лестничной площадке с чашкой кофе в руке.

– Вини пытался от меня отделаться.

Ее внезапное появление застало их обоих врасплох.

– Теперь это не имеет значения, – отмахнулся Кальвино.

– Я назвала его говнюком и наняла лодку еще до его появления. Поэтому он сделал то, что должен был сделать. Он сел в лодку. У Вини не было выбора. Я поехала вместе с ним.

Пратт воздел руки к небу, потом стал ходить взад и вперед по крыше, стуча кулаком одной руки по ладони другой. Кальвино и Кико молчали. Они смотрели, как он пытается ходьбой избавиться от гнева, от отчаяния, от растущего чувства беспомощности. Винсент однажды уже видел его в таком состоянии, давным-давно, в Нью-Йорке, после того, как китайская триада пыталась втянуть его в торговлю наркотиками.

– Хорошо, хорошо. Вы подружились. Ходите на свидания и ввязываетесь в перестрелки. А теперь в морге лежат четыре тайца. И будет еще хуже, а не лучше. Я хочу, чтобы вы уехали из Таиланда.

– Эй, Пратт. Помнишь, я хотел, чтобы ты уехал из Нью-Йорка, а ты мне сказал: «Я не беглец»? А я тебе сказал: «Эти люди могут серьезно тебя прижать». А ты ответил: «Я не боюсь». Помнишь это?

Пратт хорошо это помнил. Он посмотрел вниз с крыши, и у него закружилась голова при мысли о том, как близок он был к смерти в Нью-Йорке.

– Я боялся, Вини, – произнес полковник без уверенности в голосе. – Но это не то же самое.

– Почему? Потому что это Таиланд? Только на этот раз бирманцы ввозят эту гадость через порт в Клонг Той. У них есть свой человек в Патпонге. Чанчай. Он расчищает им путь, он внедряет в полицию своего человека. Он получает долю в прибыли. Человек в департаменте полиции получает часть прибыли в обмен на покровительство. Без своего человека они не смогли бы действовать два дня без единого провала. Этот человек, кем бы он ни был, платит таким мальчишкам, как Вичай и Лек, и они продают эту дурь. И ты говоришь, что это не то же самое? Может быть, детали немного другие. Но это то же самое дерьмо, и такие же мерзавцы. – Кальвино замолчал, глубоко вздохнул и рассмеялся.

– Мерзавцы просто не хотят оставить нас в покое, – сказал Пратт, подходя сзади и обнимая его рукой за плечи.

Пратт пытался улыбнуться, но не смог.

– Пришел отчет из лаборатории по ножу, который мы нашли у парня в мотоциклетном шлеме с двухдюймовым узором из дырок от пуль над правым глазом. У него был нож со следами крови. Ее состав совпал с кровью Тик, – сообщил он.

– Об этом я и говорю. В этом бизнесе одна грязная рука моет другую. – Кальвино облокотился на перила и рассматривал свои ногти.

– И что нам делать? – спросил Пратт, взглянув на него.

– Боюсь, моя семья на этот раз не сможет этим заняться. Это значит, что мы теперь большие мальчики. Нам придется самим о себе позаботиться. И о даме, – ответил Винсент. Кико тоже прислонилась к ограждению.

– Она должна оставаться в стороне, – быстро прибавил Пратт.

Кальвино посмотрел на нее, затем на него.

– Согласен. Ты ей скажи. У нас все еще военное положение. Военные до сих пор правят бал. Арестуй ее. Посади под домашний арест.

– Благодарю, – ответила Кико. – Но я могу сама о себе позаботиться.

– Ты представляешь себе, что это значит, если здесь замешаны бирманцы? – Голос Пратта слегка дрогнул.

– Тебя беспокоит именно участие бирманцев, – произнес Кальвино и по легкой улыбке на лице полковника понял, что он больше всего этого и боялся.

Винсент, как и многие фаранги, знал в общих чертах историю, которую преподавали всем таиландским школьникам: тайцы и бирманцы всегда ненавидели друг друга. В 1767 году, за девять лет до Американской революции, бирманцы разграбили Аюттаю, столицу Тайской империи, простиравшейся на севере до Вьетнама и на юге захватывающей Бирму. Город шпилей и пагод, где было возведено более тысячи семисот храмов из золота. Место правления тридцати трех династий королей Сиама. Кальвино отделяло от тайцев их глубоко укоренившееся чувство потери. Тайцы не забыли и не простили бирманцев; и в каком-то смысле тайский национализм был выкован из долго тлеющей ненависти, порожденной тем унижением и поражением.

Большинство людей в Таиланде знали о печальной судьбе, постигшей Бирму. Эта страна попала в руки военного диктаторского режима, людей с запачканными кровью руками. Они были самыми худшими людьми, повинными в кровопролитии и массовом уничтожении своего собственного народа – студентов, женщин, детей, монахов. Военное правительство не делало различия между ними, сгоняя бирманцев на массовые казни. В 1988 году гражданское правительство победило на национальных выборах, но слишком много крови было пролито, чтобы армия отдала власть, поэтому военные арестовали и отправили в ссылку членов нового правительства. Бирму подвергли изоляции и игнорировали. Бездумные убийства проходили без зрителей. А теперь те же самые люди, едва прикрывая свои действия, импортировали убийства в Таиланд. Масса убийц хлынула через границу. Кальвино попал в самую середину операции бирманцев в Бангкоке. Они три раза пытались его убрать. Будут четвертая, пятая, шестая попытки – сколько потребуется, потому что они были опытными, терпеливыми убийцами, которые выследят Кальвино, и никакая охрана полиции не сможет его спасать вечно.

Пратт в ту ночь вертелся с боку на бок, думая о том, кто помогает им в полиции. Он пришел на квартиру Кальвино, поспав всего три часа. Его улыбка погасла, подобно давно остывшему огню. Он пришел умолять друга уехать, но достаточно хорошо знал Винсента и понимал, что тот сделает для него все что угодно, но только не убежит. Годами ходили слухи, что бирманская армия принимает участие в контрабанде опиума через северную границу с Таиландом. Бирманцы никак не могли расширять операции внутри Таиланда без чьей-то помощи в Бангкоке. Кто в департаменте полиции помогает бирманцам? Полковник перебрал все возможности и сузил список до нескольких вышестоящих офицеров. Их имена все время вертелись в его голове.

Факты начинали подрывать профессиональную репутацию некоторых людей, и это гарантировало продолжение насилия. Пратт был хорошим, порядочным копом. Но даже хороший коп закономерно гордится своим департаментом. Ему было трудно признать, что Кальвино прав – фаранги, обладающие проницательностью, встречаются редко, а фарангов, имеющих доступ к секретной информации, почти не бывает. Факты мешали Пратту, он хотел видеть совсем другие. То, что он обнаружил, делало его несчастным и приводило в возбуждение, но в конце концов – и ирония этого не осталась незамеченной Праттом – он смирился с тем, что Кальвино – единственный человек, которому он может доверять и с которым может работать. А в деле об убийстве тайца такой вывод делал его – в лучшем случае – кандидатом на скорую отставку или на получение назначения в какой-нибудь городок в убийственной близости от границы с Камбоджей.

– Джао по, продажные полицейские, токсикоманы и бандиты… Ой-ой-ой! – произнес Кальвино, наблюдая, как кран на горизонте переносит груз свежего цемента. – Одно можно сказать с уверенностью: Бена Хоудли прикончил не парнишка из Исана.

– Я знаю, – ответил Пратт, впервые признавая такую возможность. Он увидел, как прояснилось лицо Кико.

– Когда он сможет вернуться домой? – спросила она.

Ни Кальвино, ни Пратт не хотели ей отвечать.

– Не так-то это просто, – произнес в конце концов Винсент. Полковник с благодарностью взглянул на него, потом на Кико.

– Он в большей безопасности там, где он сейчас, – прибавил Кальвино.

– Я могу повидать его, Пратт? Поговорить с ним? – спросила она.

Спокойное, отстраненное поведение Винсента заставляло ее нервничать. Он перестал шутить и пританцовывать. Когда такой человек, как Кальвино, становится серьезным, есть причины тревожиться, и она это понимала.

– Я бы хотел поговорить с парнем, – сказал сыщик, он думал, что Пратт собирается объяснить, почему просьбу Кико выполнить невозможно. – У меня такое чувство, что ему есть что рассказать. Он доверяет Кико.

– Нет! – крикнула она. – Ты не можешь использовать его доверие ко мне таким образом. Это погубит все, ради чего я работала в общине. А это неправильно.

– А если мы не узнаем, что тогда? – спросил Кальвино.

– Умрет еще больше людей, – сказал Пратт. Он отошел от перил и повернулся к Кико, стоящей напротив. – Винсент прав. Если хочешь помочь людям из Исана, помоги Винсенту. Заставь Лека чувствовать себя свободно.

Кальвино осознал, что полковник сидел за столом, пил кофе и читал газету не просто так. Он никогда прежде не бывал в квартире у Кальвино. Речь об отъезде из страны была обычным предупреждением о том, что он еще может выйти из игры и уехать.