Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы - О. Хлевнюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и следовало ожидать, удар, направленный первоначально против бывших сторонников Зиновьева и Каменева, обрушился вскоре и на представителей других оппозиционных в прошлом групп. Так, в марте-апреле 1935 г. в Москве Особым совещанием при НКВД СССР ряд известных деятелей партии (А.Г. Шляпников, С.П. Медведев, С.И. Масленников и др.) были осуждены по сфальсифицированному делу так называемой «московской контрреволюционной организации — группы «рабочей оппозиции»». Фактически они пострадали за то, что в 1921 г. во время дискуссии по материалам X съезда партии поддерживали платформу «рабочей оппозиции»[355].
Непосредственным продолжением репрессивного курса против бывших оппозиционеров было так называемое «кремлёвское дело». В январе-апреле 1935 г. органы НКВД арестовали группу служащих правительственных учреждений, расположенных в Кремле (уборщиц, библиотекарей, сотрудников секретариата Президиума ЦИК, управления коменданта Кремля и т.д.). Их обвинили в создании террористической группы, готовившей покушения на руководителей государства и, в первую очередь, на Сталина. Поскольку среди арестованных находились родственники Л.Б. Каменева, его объявили одним из вдохновителей заговора[356].
В связи с «кремлёвским делом» 3 марта 1935 г. Политбюро приняло решение об освобождении от обязанностей секретаря ЦИК СССР А.С. Енукидзе. (Его обвиняли в покровительстве террористам.) Это повлекло другие перестановки в руководстве государства. В тот же день секретарём ЦИК СССР был утверждён А.И. Акулов, занимавший пост прокурора СССР, а прокурором стал его первый заместитель А.Я. Вышинский[357].
Волна террора, организованного сразу же после убийства Кирова, захватила не только членов партии и бывших оппозиционеров. 25 декабря 1934 г. Политбюро санкционировало (по просьбе ЦК компартии Азербайджана) «высылку из Азербайджана в административном порядке в концлагеря с конфискацией имущества 87 семейств кулаков, злостных антисоветских элементов, в прошлом владельцев крупных капиталистических предприятий, беглых кулаков из других районов Союза»[358]. 27 декабря 1934 г. аналогичное решение было принято по Украине. Политбюро утвердило акцию переселения из западных приграничных районов республики в восточные её районы нескольких тысяч хозяйств «ненадёжного элемента», а также обязало НКВД «выслать в порядке репрессии с западных приграничных районов 2000 антисоветских семейств»[359]. Так называемый «социально чуждый элемент» — уцелевших представителей дворянства, буржуазии и т.д. — выселяли в массовом порядке из Москвы и Ленинграда. 15 марта 1935 г. Политбюро утвердило «Мероприятия по усилению охраны границ Ленинградской области и Карельской АССР». Они предусматривали выселение всего «неблагонадёжного элемента из пограничных районов Ленинградской области и Карельской АССР в районы Казахстана и Западной Сибири». Осуществление этой акции поручалось новому секретарю ленинградского обкома А.А. Жданову и новому начальнику управления НКВД по Ленинградской области Л.М. Заковскому[360].
Повсеместно раскрывались всевозможные «контрреволюционные» и «террористические» заговоры. По подсчётам В. Маслова и Н. Чистякова, только в декабре 1934 г. по закону от 1 декабря было репрессировано 6501 человек[361].
Настроения Сталина и других руководителей партии в этот период отражали обстоятельства принятия постановления ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», которое стало достойным продолжением закона от 1 декабря 1934 г. 19 марта 1935 г. Ворошилов направил на имя Сталина, Молотова и Калинина письмо, в котором говорилось: «Посылаю вырезку из газеты «Рабочая Москва» за № 61 от 15.III.35 г., иллюстрирующую, с одной стороны, те чудовищные формы, в которые у нас в Москве выливается хулиганство подростков, а, с другой — почти благодушное отношение судебных органов к этим фактам (смягчение приговоров наполовину и т.д.)[362].
Тов. Буль (Л.Д. Буль — начальник управления милиции по Москве и Московской области. — О.Х.), с которым я разговаривал по телефону по этому поводу, сообщил, что случай этот не только не единичен, но что у него зарегистрировано до 3000 злостных хулиганов-подростков, из которых около 800 бесспорных бандитов, способных на всё. В среднем он арестовывает до 100 хулиганствующих и беспризорных в день, которых не знает куда девать (никто их не хочет принимать). Не далее как вчера 9-ти летним мальчиком ножом ранен 13-ти летний сын зам. прокурора Москвы т. Кобленца.
…Не только Буль, но также Хрущёв, Булганин и Ягода заявляют, что они не имеют никакой возможности размещать беспризорных из-за отсутствия детдомов, а, следовательно, и бороться с этой болячкой.
Думаю, что ЦК должен обязать НКВД организовать размещение не только беспризорных, но и безнадзорных детей немедленно и тем обезопасить столицу от всё возрастающего «детского» хулиганства. Что касается данного случая, то я не понимаю, почему этих мерзавцев не расстрелять. Неужели нужно ждать пока они вырастут ещё в больших разбойников?»[363]
Скорее всего, под влиянием этого обращения Молотов (несомненно, согласовав вопрос со Сталиным) дал поручение новому прокурору СССР Вышинскому подготовить проект постановления о борьбе с преступностью несовершеннолетних. 29 марта Вышинский представил на имя Молотова проект постановления, который затем был вынесен на рассмотрение Политбюро. Сталин проявил к проекту большой интерес и внёс в него значительную правку принципиального характера. Вариант Вышинского отличался определённой умеренностью и обтекаемостью формулировок. Его первый пункт гласил: «К несовершеннолетним, уличённым в совершении систематических краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий и т.п., применять, по усмотрению суда, как меры медико-педагогического воздействия, так и меры уголовного наказания». Сталина такие формулировки не удовлетворили, и он внёс в текст изменения, после которых первый пункт звучал так: «К несовершеннолетним, начиная с 12-летнего возраста, уличённым в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытке к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания»[364]. Именно в таком виде постановление было утверждено Политбюро и 8 апреля 1935 г. опубликовано в газетах.
20 апреля 1935 г. Политбюро утвердило секретное разъяснение органам суда и прокуратуры о том, что к числу мер уголовного наказания, предусмотренных законом от 7 апреля по отношению к несовершеннолетним, начиная с 12-летнего возраста, «относится также и высшая мера уголовного наказания (расстрел)». Соответственно были отменены старые положения уголовного кодекса, запрещавшие применять расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста[365].
Продолжением государственно-террористических акций начала 1935 г. была так называемая проверка партийных документов. Инициатором её проведения вновь был Сталин. В мае 1935 г. под его диктовку подготовили и разослали на места письмо ЦК ВКП(б) о беспорядках в учёте, выдаче и хранении партийных документов. В письме выдвигалось требование навести порядок в партийном хозяйстве и исключить возможность проникновения в партию чуждых элементов. Формально намеченное мероприятие предполагало проверку наличия и подлинности партийных билетов и учётных карточек. Однако фактически проверка, проходившая в мае-декабре 1935 г., представляла собой чистку с применением арестов.
Проведением проверки занимались партийные органы совместно с НКВД. О характере их взаимодействия свидетельствовали доклады руководителей республиканских НКВД и областных управлений НКВД, которые приходили в Москву на имя руководившего чисткой Ежова. «В соответствии с директивами НКВД СССР, — докладывали, например, руководители НКВД Белоруссии, — были даны специальные указания местным органам НКВД о пересмотре имеющихся материалов в отношении членов партии, проходивших по разным делам, по заявлениям рабочих, колхозников и по групповым агентурным делам… Все эти данные было предложено передать соответствующим партийным организациям и во всех случаях, когда будут разоблачены явные враги и подозрительные, немедленно арестовывать их, и следствием устанавливать пути и каналы прихода этих людей в партию и практическое использование ими своего пребывания в партии в контрреволюционных и шпионских целях»[366]. НКВД Украины за несколько месяцев, в течение которых проводилась проверка, предоставил партийным органам досье на 17368, управления НКВД по Ивановской области — на 3580, по Западной области — на 3233 коммунистов[367]. В свою очередь, партийные органы передавали в НКВД данные на исключённых в ходе проверки из партии. Чекисты брали их на учёт, вели за ними агентурное наблюдение. Многие из исключённых были арестованы. Как сообщил Ежов на пленуме ЦК в конце декабря 1935 г., по неполным данным на 1 декабря 1935 г., в связи с исключением из партии было арестовано 15.218 «врагов» и разоблачено свыше ста «вражеских организаций и групп»[368]. На совещании по итогам проверки партдокументов, проходившем 25 января 1936 г. в отделе организационно-партийных органов ЦК ВКП(б), Ежов предупредил, что «чистка» не завершена и среди исключённых из партии остались «враги», всё ещё не привлечённые к судебной ответственности. «…Мы должны вести соответствующую работу и тут надо обязать первых секретарей крайкомов, чтобы они связались с органами НКВД и дали нам персональный список, кого надо в административном порядке высылать из края немедленно», — говорил Ежов[369].