Ослепленная правдой - Стефани Майер

Однако в ближайшие дни слепцы стали спрашивать себя и друг друга, а не придется ли и  в самом деле готовиться к голодной смерти. Поначалу не удивлялись, что продуктов не несут,  привыкли к задержкам и перебоям, так уж повелось с самого начала, бандиты из третьей были  правы, говоря, что военные иногда запаздывают, хоть тотчас, извращая свою правоту, глумливо  добавляли, что вот потому-то и придется урезать пайки, такая уж тягостная обязанность  выпадает на долю тех, кто правит. На третьи сутки, когда в палатах не осталось в буквальном  смысле ни корочки, ни крошки съестного, жена доктора и с ней еще несколько человек вышли  во двор и спросили: Э-эй, что там с продуктами-то, а, нас уже два дня не кормят. Сержант, уже,  разумеется, не тот и не этот, а совсем другой, из-за ограды ответил, что армия тут ни при чем,  армия хлеб ни у кого не отбивает, потому что воинская честь не позволяет, а если еды нет, так  это потому, что нет еды, а вы все ни с места, еще шаг, и знаете, что будет, приказ остается  прежним. После полученных разъяснений слепцы вернулись в палаты и повели такие речи: Что  же мы делать-то будем, если и сегодня не привезут еды. Может, завтра привезут. Или  послезавтра. Или когда мы и пошевелиться не сможем. Надо выйти и потребовать. Выйти-то  можно, дойти нельзя. Эх, были б мы зрячими. Были б мы зрячими, не влипли бы в это дерьмо.  Может, нам потому не дают еды, что им самим не хватает. Ну да, кого же тут еще кормить,  когда самому в обрез. Ну, когда у них припасы истощатся, мы уже все загнемся. Так что же  делать-то. Они сидели на полу, кружком, более или менее правильным, в желтоватом свете  единственной на весь вестибюль лампы, доктор и жена доктора, старик с черной повязкой,  среди прочих мужчин и женщин, которых было примерно по двое-трое из каждой палаты, как  левого крыла, так и правого, и, как уж повелось в этом мире слепых, случилось то, что и  должно было, когда один из них высказался гак: А я считаю, что мы никогда бы не оказались в  такой ситуации, если бы не убили этого, из третьей палаты, ну, вожака, тоже мне трагедия, ну,  давали бы женщины этим бандитам дважды в месяц, то есть я хочу сказать, давали им  возможность удовлетворять свои надобности, исполнять закон природы. Кто-то счел эту  реплику забавной, кто-то выдавил из себя деланный смешок, но голос протеста, если он и был,  ни заглушило бурчание в пустом желудке, а говоривший продолжал: И очень бы хотелось  знать, кто все-таки совершил это убийство, женщины клянутся и божатся, что они тут ни при  чем. Нет, я считаю, мы просто обязаны свершить правосудие и выдать им убийцу. Поди узнай,  кто это. Да, так и скажем им, что вот, мол, вам тот, кого вы ищете, а нам теперь дайте поесть.  Поди найди его. Жена доктора поникла головой, подумала: Они правы, если кто-нибудь умрет с  голоду, виновата буду я, но тотчас вспыхнувший гнев прогнал это смиренное признание своей  ответственности: Вот пусть они первыми и умрут, чтобы моя вина искупила их вину. И, подняв  глаза, подумала: А если сказать им сейчас, что это я убила, неужели они меня отдадут в третью  палату, зная, что - на верную смерть. От голода ли, потому ли, что эта мысль прельщала, как  влечет и манит бездна у самых ног, в голове у нее вдруг помутилось, она всем телом подалась  вперед и уже открыла рот, но в этот миг ее руку кто-то цепко взял, крепко сжал, и,  оглянувшись, она увидела старика с черной повязкой, который молвил так: Своими бы руками  убил того, кто выдаст себя. Почему, спросили в кружке. Потому, что если в том аду, где мы с  вами оказались и который нашими стараниями становится адом совсем уж кромешным, еще  имеет какое-нибудь значение стыд, то лишь благодаря человеку, осмелившемуся прикончить  гиену в самом ее логове. Стыд-то он, конечно, стыд, да только им не будешь сыт. Кто б ты ни  был, но сказал сейчас сущую правду, ибо всегда найдется тот, кто будет сыт за счет  бесстыдства, но мы, лишенные всего, кроме этой последней и сомнительной добродетели,  должны, по крайней мере, попытаться отстоять принадлежащее нам по праву. Говори ясней.  Если мы начали с того, что отпустили наших женщин к этому отребью и питались за их счет,  как мелкая сутенерская мразь, то ныне пришла пора отправляться туда мужчинам, если они тут  еще есть. Объясни толком, только сначала скажи, откуда ты. Из первой палаты правого крыла.  Ну, дальше. Да чего тут говорить, надо вернуть себе свое. У них есть оружие. Насколько я  знаю, имеется один пистолет, а у патронов есть свойство кончаться. На нас хватит. Люди  умирали и за меньшее. Я не собираюсь отдавать свою жизнь за то, чтобы другие жизнью  наслаждались. Может быть, ты тогда и есть не собираешься, если кто-нибудь отдаст жизнь ради  того, чтобы ты ел, саркастически осведомился старик с черной повязкой, но ответа не  дождался.

Из двери, ведущей в палаты левого крыла, прокралась женщина, стала прислушиваться к  разговору, не обнаруживая свое присутствие. Это была та самая, кому в лицо ударила струя  крови, а в рот порция семени, та самая, кому тогда шепнула на ухо: Молчи, жена доктора,  которая теперь думала: Сейчас, отсюда, где нахожусь я, сидя среди всех этих людей, я не могу  сказать тебе, чтоб молчала, не выдавала меня, но ты наверняка узнала мой голос, ты не могла  его забыть, моя ладонь зажала тебе рот, твое тело было прижато к моему, и я сказала тебе  молчи, и вот пришло время узнать точно, кого я спасла, узнать, кто ты, и потому я буду  говорить и дальше, говорить громко и внятно, чтобы ты могла указать на меня, если такая твоя  судьба, твоя и моя, и вот я говорю: Идти должны не только мужчины, но и женщины, мы  вернемся туда, где нас унижали, чтобы от унижения не осталось и следа, чтобы могли  избавиться от него, выплюнуть, как выплевывают попавшую в рот соринку. Она произнесла это  и подождана, пока женщина не сказала: Куда ты, туда и я, вот что она сказала. На лице старика  с черной повязкой появилась улыбка, которая казалась, а может, даже не казалась, а и вправду  была счастливой, только не ко времени было бы его об этом спрашивать, но интересно, что в  тот же миг изменились лица и других слепцов, как будто над головами у них пролетела птица,  проплыло облако, возник первый, робкий свет зари. Доктор сжал руки жены, потом спросил:  Ну, кто-нибудь еще хочет узнать, кто убил того негодяя, или мы все согласимся с тем, что пал  он от нашей руки, а точнее, от руки каждого из нас. Ответа не было. Жена доктора сказала:  Дадим им еще немного времени, подождем до завтра, если солдаты не принесут еду, нападем.  Поднялись, разделились, одни пошли направо, другие налево, опрометчиво не учтя  возможности того, что кто-то из слепцов третьей палаты мог подслушивать их разговор, но, к  счастью, черт не всегда, чуть упомянешь о нем, уж тут как тут, и поговорка эта пришлась тут,  опять же, как нельзя более кстати. А некстати было кваканье громкоговорителя, который в  последние дни то говорил, то нет, но если говорил, то неизменно в одно и то же время, как и  было обещано, и, несомненно, в передатчик вмонтировали какой-то таймер, в определенный  момент включавший магнитную запись, а отчего иногда такого не происходило, нам знать не  дано, ибо это свойства и явления мира внешнего, достаточно, впрочем, серьезные, поскольку в  результате путался календарь, сбивался подсчет дней, которым иные слепцы, маньяки по  природе или любители порядка, что есть смягченная форма мании, неукоснительно пытались  заниматься, вяжа узелки на веревке, то есть поступая подобно тем, кто, не полагаясь на свою  память, ведет дневник. Так вот, сейчас голос его раздался в неурочное время, должно быть,  что-то в нем поломалось, реле ли вышло из строя, пайка отошла или запись не возвращается к  началу, и только этого не хватало нам, мало того что мы слепцы, так теперь еще и спятим. По  коридорам и палатам раскатился последним и бесполезным предупреждением властный голос:  Правительство страны, выражая глубокое сожаление по поводу того, что во исполнение своего  долга и в соответствии со своими полномочиями вынуждено принять ряд безотлагательных и  жестких мер по защите всеми имеющимися в его распоряжении средствами населения страны,  оказавшейся перед лицом кризиса, вызванного внезапной вспышкой эпидемии слепоты,  временно именуемой белой болезнью, рассчитывает, что все граждане проявят сознательность  и присущие им, гражданам, гражданские чувства, всемерно препятствуя распространению  эпидемии в том, разумеется, случае, если мы имеем дело с нею, а не с необъяснимым в данное  время совпадением ряда единичных случаев. Решение об помещении в карантин лиц,  пораженных этим недугом, равно как и лиц, имевших с ними какие бы то ни было контакты, а  потому подлежащих обсервации, является глубоко и всесторонне продуманным. Правительство  полностью сознает свой долг перед народом и надеется, что те, кому адресовано это обращение,  как законопослушные граждане, также осознают лежащую на них ответственность и поймут,  что изоляция, которой их подвергли, ознаменует их неразрывную связь и нерушимое единство  со всем национальным сообществом. Прослушайте правила поведения в карантине: первое,  свет должен гореть постоянно, всякая попытка погасить его бессмысленна, выключатели  заблокированы, второе, покидать помещение без специального разрешения запрещается под  страхом немедленной смерти, третье, по телефону, имеющемуся в каждой палате, разрешается  передавать только просьбы о пополнении запаса гигиенических и моющих средств, четвертое,  изолированные обязаны ежедневно производить ручную стирку своей одежды, пятое, не  предписывается, однако настоятельно рекомендуется избрать в каждой палате старосту, шестое,  трижды в день к дверям левого и правого крыльев будут доставляться коробки с  продовольствием, предназначенные соответственно для обеих групп, седьмое, все отходы, под  которыми следует понимать не только остатки пищи, но также тару и посуду, как то: тарелки и  ложки, изготовленные для этой цели из горючих и легковоспламеняющихся материалов,  подлежат сожжению, восьмое, сожжение производится на заднем дворе, девятое,  изолированные несут ответственность за возможные негативные последствия неосторожного  обращения с огнем, десятое, возгорание, случайное или произведенное умышленно,  ликвидируется силами и средствами самих изолированных, без вызова пожарной охраны,  одиннадцатое, изолированные не вправе рассчитывать на медицинскую помощь в случае  заболевания кого-либо из них, равно как и на вмешательство извне для наведения порядка в  случае возникновения конфликтов или актов агрессии, двенадцатое, в случае смерти кого-либо  из числа изолированных, каковы бы ни были ее причины, тело силами самих изолированных  должно быть без соблюдения каких бы то ни было формальностей захоронено на заднем дворе,  тринадцатое, все контакты между двумя группами пациентов, размещенными в двух крыльях  здания, могут производиться только в центральном вестибюле, через который вами был  осуществлен вход в клинику, четырнадцатое, ослепшие незамедлительно переходят во флигель,  где содержатся слепые, пятнадцатое, эти инструкции будут передаваться ежедневно, в одни и те  же часы, для сведения вновь прибывших. Правительство, и на этом слове погас свет и  громкоговоритель умолк. Один из слепцов безразлично завязал новый узелок на веревочке,  потом попытался сосчитать их, узлы то есть, то есть дни, но отказался от своего намерения,  потому что слишком густо оказались они расположены. Жена доктора сказала: Свет погас.  Какая-нибудь лампа перегорела, ответил муж, неудивительно, ведь столько времени постоянно  включены. Нет, весь свет погас, что-то случилось там, снаружи. Значит, теперь и ты ослепла. Я  дождусь, когда солнце взойдет. Она вышла из палаты, пересекла вестибюль, выглянула.  Соседние кварталы были погружены во тьму, и даже армейский прожектор не горел, он,  наверно, был подключен к общей сети, а теперь, похоже, энергия иссякла.