Даю уроки - Лазарь Карелин

Дим Димыч исчез из дверного пролета и чем-то там гремел во дворе, нарочно гремел, чтобы отгородиться от их разговора.

- Как же так, друг? - упрекая, спросил Знаменский. - Ни о чем меня не предупредил. Я всякий раз натыкался на неожиданность.

- Вот и хорошо.

- В аэропорту я ждал, ждал тебя. Даже показалось, что ты в последнюю минуту примчался. Нет, померещилось.

- Почему померещилось? Я был там. Примчался, именно. Понимаешь, свежее пиво в аэропортовский буфет привезли...

- Ну, знаешь ли!

- Знаю, знаю. А ты вот знаешь ли, что сидел в самолете с человеком, у которого в пижонской сумке под сиденьем было килограммов десять опийного сырца? Ты запах не почувствовал? Воняет это зелье какой-то нелюдской вонью. Сладкой тухлятиной воняет, тошнотный запах.

- Нет, ничего такого я не почувствовал.

- Упаковали, постарались. Человеческий нос грубый инструмент, а собак на внутренних рейсах наши службы контроля еще не завели. Беспечничаем. Все та же песня: "У нас?! Как можно?! Быть этого не может, потому что не может быть никогда!"

- И с кем же я там сидел? Ты что, заглядывал в салон с пивной кружкой в руке?

- Именно. Я дальнозоркий. А сидел ты со сценаристом Петром Сушковым. Нарядный такой и сверхнарядный. Личико моложавое, но морщинок сверх меры. Может, и сам уже приохотился? Наверняка! Пустой малый!

- Да, человек, сидевший со мной рядом, представился сценаристом и назвался Петром Сушковым.

- Все правильно сказал, не соврал. И сценарист, и Петр, и Сушков. А вот про то, что под ногами в сумке у него десять килограммов вони и распада, а про это он тебе не сказал. Он не сказал, ты не учуял.

- Нюх слабоват.

- Верно, слабоват. И сейчас, Ростик, эти десять килограммов, поделенные всего-то на пять-шесть грамм в порции, уже начали убивать твоих москвичей, все больше молодых дурней и дур. Прикинь, сколько это порций! - Ашир выпрямился, вскинула его ярость. - Ты прикинь, ты посчитай! Голова кругом идет! А разве он один у них?

- Схватил бы его, отволок бы в милицию, у тебя силенок бы хватило. Вот тебе и факт. Убийственный!

- Да, факт. Один. Но я бы засветился. Понял? На одном-единственном факте я бы вычеркнул себя из расследования. Не-е-т! Я больше торопиться себе не позволю! Привез?

- Да. - Знаменский извлек из кармана три пакета, ужавшиеся, слипшиеся, протянул их. Аширу.

Ашир взял эти пакеты, разлепил, снова сложил, а потом сунул их в ящик письменного стола.

- Они останутся в твоей комнате, Ростик. Мне с ними по улицам ходить нельзя. Я стал прозрачным. И дом у меня стал прозрачным. Это кусочки карты, которую я хочу нарисовать, когда соберу все кусочки. Дим Димыч обещал мне нарисовать эту карту. Он в курсе. Нелья, невозможно работать в одиночку. Мне, как ты заметил, помогают. И вот когда мы сложим нашу карту, ты отвезешь ее в Москву. Готовься, тянуть с этим мы не будем. Карта! Я складываю карту! Вот она и убьет их! Пошли есть. И выпить хочется.

- Не пойму, ты все же пьяница или следователь? Кто же пьет в такую жару и в самый полдень?

- Я, Ростик, спивающийся бывший следователь, выгнанный и опозоренный. Понял? Ты думаешь, зачем я сюда примчался? А затем, что тут нашел пристанище один московский неудачник, у которого еще есть денежки и с которым можно их пропить по-быстрому. Понял? Неудачники, мы с тобой неудачники, а неудачников тянет друг к дружке, чтобы вместе пить и слезы лить. Пошли, подтвердим версию!

- Я бы сперва душ все же принял.

- Ошибка! Неудачники, такие, как мы, не следят за собой, им достаточно, что следят за ними.

- Я все же приму, слипся весь, устал.

- Пили там много? Это хорошо. Как там мой Меред? Как поживает маленький майор? Крепкие ребята?

- А этот старик в тельпеке, продавец фисташек, кто он?

- Так он фисташки для конспирации надумал продавать?! Вот голова! Сказать тебе, кто он такой?.. Скажу, не поверишь! Ладно, пошли есть и пить, потом скажу, не все сразу. Ну, голова! Вот голова! - Ашир повеселел, услышав про этого старика, продавца фисташек. - Фисташки, говоришь, продавал? И дорого взял с тебя?

- Рубль потребовал.

- Замечательный старик! Герой! Ладно, приоткрою его. Знатный чабан. Герой, не соврал, Герой Социалистического Труда. Ну, пошли, пошли! Тебе к воде, мне к водке! Нет, мы их сделаем! С такими ребятами? Клянусь, мы их сделаем!

26

Только уселись за стол, как примчался Алексей, который лишь час назад встречал Самохина и Знаменского на вокзале, развез их - Самохина в "Юбилейную", а Знаменского - домой. Примчался, чтобы немедленно доставить Знаменского к Захару Васильевичу Чижову.

- Начальство срочно требует! - встав в калитке, объявил Алексей, жадно взглядывая на утлый столик под виноградными лозами, такой приманчивый бутылочкой посреди даров земных. - Подлая у меня профессия, я вам скажу! Алексей не смаргивая глядел, опечаливаясь все больше. - Сейчас бы тяпнуть стопаря, захрустеть бы чем-ничем, но нельзя! Баранка! Она хуже кандалов! Помчались, Ростислав Юрьевич! Что-то стряслось! Захар Васильевич мрачнее тучи!

Только из-под душа, еще не обсохнув, куска не успев съесть, покатил Знаменский на зов начальства.

- Я вижу, сдружились вы с этим бывшим следователем, - сказал Алексей. Как судьба играет человеком, ай-яй-яй! Кем был и кем стал! Популярнейшей был в городе личностью. Все наши хапуги, завидев его, трястись начинали. И что же? Брал, оказывается. Вот спивается теперь. Совесть замучила. Но, конечно, с ним не заскучаешь. Острый человек. А Лана вам кланяется, Ростислав Юрьевич. Зацепили вы ее.

Хоть и плохо еще ориентировался в городе Знаменский, но дорога в МИД была очень проста, шла прямиком по проспекту Свободы, мимо запомнившегося парка, после которого и надо было свернуть вправо, развернуться - и вот и прибыли. Но Алексей вел машину какой-то другой дорогой, тоже показавшейся знакомой, тут все дороги были породнены деревьями, и все же куда-то не туда вез.

- Мы не в МИД? - спросил Знаменский.

- Захар Васильевич велел к себе домой доставить. Он как туча, а наша Нина свет-Павловна еще мрачнее. Вы там, в Кара-Кале, не учинили чего-нибудь, Ростислав Юрьевич? - Алексей снял даже руки с руля, покрутил ими, изобразив нечто фривольно-замысловатое. - А? Дамы, а?!

- Кобры там, а не дамы. - Знаменский протянул руку к баранке, с наслаждением приняв в ладонь упругий ход машины, выправил чуть этот ход. Так и повел, Алексей не мешал ему, не перехватывал руль, с понятием был человек. Едва коснувшись руля, стал Знаменский узнавать дорогу, водительскую обретая память.

- Тормози, приехали.

- Есть, капитан!

Захар Чижов встретил друга возле дома. Они обнялись, будто после долгой разлуки. Обнявшись, и в калитку вошли. Захар помалкивал, Знаменский ни о чем его не спрашивал.

Недели не прошло, как он был здесь, а сколько сразу приметилось перемен в этом крошечном саду. Все тут будто шагнуло в другой цвет, ну словно повзрослели деревья и виноградник, в зрелость вступили, в глубину.

- Похоже, солнце у вас творит чудеса, - сказал Знаменский.

- Похоже, похоже... Здравствуй, Ростик. - Из дома вышла Нина. Неожиданная какая-то, строголикая. На него и взглянула и не взглянула, мимо прошел взгляд, так только женщины умеют глядеть, когда гневаются. Но разве он в чем-то перед ней провинился?

- Ниночка, и тебя тоже не узнать. - Знаменский подошел к ней, поцеловал руку, наигрывая светскость, взглянул улыбчиво. Нет, она ответно не улыбнулась, она и вправду гневалась.

- Что случилось, друзья? - спросил Знаменский, недоумевая.

- Как тебе сказать... - Захару явно было не по себе. - Ты завтракал, Ростик?

- Только было начал, как был вами затребован, шеф.

- Вот и хорошо, позавтракаем вместе.

- Ох уж эта мужская консолидация! - вздохнула Нина. - Готов даже подряд два завтрака съесть во имя дружбы. Да не тяни ты, Захар! Конечно, будет ему завтрак, но сперва он должен получить выволочку. Надо же, донжуан проклятый! Едва приехал, едва свалился к нам со всеми своими неприятностями, как уже у него амуры начались! Господи, что за человек?! Бедная Лена...

- Нина, о чем ты? Захар, что она несет?

- Ах, он не знает! Ах, он не догадывается! Захар, может быть, объяснишь товарищу...

- Да что тут объяснять?.. - Захар томился, видно было, что ему тягостен предстоящий разговор, он тянул, не начинал, озаботился вдруг, что вода в канавке сбилась с пути, закружилась, наткнувшись на обсыпавшуюся землю, и он кинулся выручать воду, схватил кетмень и начал расчищать завал. - Видишь ли, Ростик... - Захар пошел вдоль арыка, расчищая его дальше, за дерево зашел, взрыхлил вокруг землю, раз уж кетмень в руках. - Видишь ли, Ростик... На тебя поступила жалоба... Точнее сказать, донос... Но за подписью, вот беда... - Под одним деревом землю он взрыхлил, но надо было и под другим взрыхлить, раз уж кетмень в руках. - Совсем запустил сад! - пожаловался Захар, которого теперь даже не видно было, отгородили его деревья. Впрочем, слова его еще можно было разобрать: - Понимаешь, если бы это была анонимка, я бы ее просто порвал и бросил в корзину... - доносилось из-за деревьев. Но это не анонимка, это заявление. И за подписью, и с указанием звания, и даже с указанием партийного стажа. Что прикажешь мне делать?