Одсун. Роман без границ - Алексей Николаевич Варламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы были одни на этом островке, на этом озере, в этом мире, никто и ничто не мешало нам снова и снова любить друг друга, только волны лупили о камни всё злее, досадуя, что мы от них убежали. Казалось, еще немного, они перехлестнут через расческу и унесут нас в море, но северный атолл, чем-то похожий на прокурорский камень, так же упрямо поднявшийся из недр земли, противостоял стихии и не сдавал нас. Только чайки летали над нами и кричали, но даже они не могли заглушить наших звериных криков. И мне страшно было подумать, что ничего этого могло бы не быть – ни этого неба, ни воды, ни тверди, ни Кати…
К ночи все стихло, волны еще какое-то время накатывали на берег, но делались всё более длинными и плавными, пока наконец не слились с озерной гладью. Мы съели сижка – малосольный, он правда был чудо как хорош – и поплыли скорее к берегу. Но знаете, дорогие мои, несколько лет спустя я прочитал у Пришвина, что у карелов и лопарей есть поверье, будто бы сигов можно ловить только сетью. А если поймаешь на крючок, умрешь нехорошей смертью, и я этого очень боюсь. Не за себя, за Катю…
Первый Неруда
Йозеф Ян вернулся в Прагу задумчивый, не зная, как поступить со звездарней. Время шло, и обвеваемый ветрами холм зарастал лесом. У компании появились конкуренты, с заказами стало неважно. Ян опять куда-то пропал, и сколько Йозеф Ян ни вглядывался, сколько ни молил небеса, ни разговаривал с ними, сколько ни упрашивал, они молчали – равнодушные, пустые, недоступные, которым только самые глупые романтики могут приписывать чувства, а тем более ожидать от них финансовой помощи. Жена, с самого начала не одобрявшая затею с обсерваторией, изводила его с утра до вечера, он огрызался, грубил, а потом просил прощения, однако деньги неожиданно нашлись. О том, что сын поэта Йозефа Вацлава Фрича собирается строить обсерваторию, узнали почитатели его отца, узнали профессора Карлова университета и поэт Ян Неруда, узнали простые чешские люди и стали приносить пожертвования. Кто больше, кто меньше, их собирали все чехи – и стар и млад, – весь гордый славянский народ, который вдруг что-то сокровенное понял, всколыхнулся, поверил и поднялся над своими внутренними спорами, и вскоре Йозеф и Ян приступили к строительству. Один снизу, а другой – сверху.
Близнецы делали это с невероятной тщательностью и любовью. Это было время, когда чехи боролись за независимость, и главным для них было сохранить язык, который они едва не утратили в предшествующие столетия, но на самом краю очнулись и вспомнили, кто они и откуда. И если бы не чешское упорство, если бы не суровая любовь к своей речи, если бы не поэзия, чешский народ могла бы постичь участь тех племен, чей язык стал мертвым, – и народ без языка исчез.
Поэзия была здесь особенно важна, утверждал автор статьи. Именно благодаря ей чехи выстояли, сохранили себя. Отец писал на родном языке стихи, а его сыновья – живой и мертвый – строили звездарню, потому что знали: народ, который смотрит в свое небо, никогда не потеряет свою землю. Но вместе с тем Йозеф Ян не забывал студента-правоведа из силезской деревушки, потому что догадывался, что в его словах о перегородках, не доходящих до звезд, была тоже правда, только время ее еще не настало.
Лечение в санатории Присница принесло механику пользу, и с той поры он ездил в староавстрийский городок каждое лето и встречался с юношей, который на его глазах взрастал, взрослел и мужал, окончил университет, женился и все более вдохновенно проповедовал эсперанто. Немец утверждал, что с помощью волшебного наречия человечество сольется в одну нацию и забудет, что такое война. Он переписывался на языке надежды со всем светом и получил однажды доброе письмо из России от самого известного в мире писателя, о чем восторженно рассказал пражскому астроному. Иногда он напоминал Йозефу Яну своим идеализмом брата. Чех думал о том, что душа Яна какой-то своей частью соединилась, сплавилась с душою немца, и это означало, что понимание между народами все же возможно.
Но потом русский писатель сбежал из своего райского поместья и умер на захолустной равнинной станции по пути на юг, а меньше чем через четыре года после этого началась ужасная война, которую при мудреце начать бы не посмели. Все прекрасные мечты о едином языке, о новом мире, где не будет болезней и нищеты, о человеческом братстве и любви рухнули в одночасье. Несколько лет Йозеф Ян и его молодой друг не видались, а когда после окончания войны звездочет снова очутился на водах в уже бывшей Австрийской Силезии и повстречал юриста, то не сразу его узнал. Немец пережил газовую атаку под Перемышлем, где германская армия ошиблась с направлением ветра и выпущенный в сторону русских позиций иприт ударил по ней самой, и от восторженного юноши, каким запомнил и полюбил его Йозеф Ян, ничего не осталось.
Замкнутый, молчаливый эсперантист работал помощником окружного судьи. Жена оставила его. Ждала все военные годы, а когда он вернулся, не выдержала тяжелого мужниного нрава и ушла. Юрист женился вторично на немолодой девушке, которая была счастлива, что хоть кто-то взял ее замуж, и готовилась вытерпеть от супруга что угодно. Но изменился не только он, изменилась и страна, она поменяла название, устройство, стали другими и чехи, и немцы, в их отношениях прибавилось вражды, однако эти двое – юрист и Йозеф Ян – продолжали наперекор всему говорить друг с другом и бродить по долгим лесным дорогам, хотя Йозеф Ян и не был до конца уверен, что небесный брат одобряет его земную дружбу…
Он больше ни разу не являлся близнецу ни во сне, ни наяву, и все равно Йозеф Ян твердо знал, и никто бы не сумел убедить его в обратном, что это Ян отдал ему свои годы, свое здоровье и стал частью его существа. Построив вдвоем звездарню, они так же вдвоем строили первую Чехословацкую республику, испытав то необыкновенное вдохновение, которое охватило чехов и словаков, когда их двуединый народ обрел независимость и свободу. Вместе с братом он пережил те горькие годы, когда страну предали и
