Игра законом - Роман Симоненков

Вдруг серый хищник у дерева сменил оскал на жалобное ворчание. Атакующая поза ушла в четвереньки и, высунув язык, он стал тяжело дышать. Детектив не двигался, хотя страха на удивление не было. Глеб вытащил последний бутерброд с жирной колбасой и положил рядом у ног. С языка серого потекла слюна. По неуверенным шагам становилось понятно, что дикий самец, повелитель местных лесов, боится безоружного человека. Воровато схватив зубами лакомство и быстро обнюхав ноги, лесной хозяин трусцой потянул прочь от огородов.

Корчагин побежал. Бег первый раз в жизни доставлял удовольствие. Ровное дыхание и легкость в ногах позволяли быстро добраться до деревни Тросна и выйти на прямую дорогу. Раньше это был екатерининский тракт от Жиздры через Мещовск до Калуги. Слева по ходу движения появился старый, заброшенный яблоневый сад. Взгляд не мог уловить конца и края фруктового изобилия. Набив живот и карманы спелой антоновкой, беглец продолжил своё движение. В каждом рывке он обнаруживал присутствие полуволка, наполнявшего его звериной прытью. Сразу стало ясно, почему мастера восточных единоборств, называя свои стили именами обезьяны или змеи, очень естественно повторяли все движения животных. Подобное притягивает подобное. Бойцы, копируя хищные повадки, позволяли умершим сущностям зверей сливаться с собой.

Глеб помнил эти места наизусть, как свои собственные пять пальцев. Помянув предков, он к исходу светлого времени суток достиг убогой одинокой деревушки. Наверное, это лучшее место в его сегодняшнем положении. Остановка была на высоком, крутом холме, откуда перед ним открылась вся деревня, или, точнее сказать, то, что осталось от неё. Взгляд мгновенно отыскал один из домов под изъеденной временем шиферной крышей. Посередине крыши, возле конька, виднелось отверстие дымохода. Когда-то, очень давно, в этом доме девятилетний мальчик со своей мамой и знахаркой Анастасией Святозаровной пытались снять чёрную дурь, которую, как теперь понимал Глеб, наслали мерзкие отродия Игреца.

Как же природа быстро забирает назад у человека результаты его разумной и неразумной деятельности. С высоты можно было рассмотреть тонкую полоску заросшей дороги. Покрытые хмельным вьюном кирпичные стены тёмными трещинами пронизывали пустые хоромины, а вездесущий сорняк человеческого роста спрятал приусадебные лавочки и низкие заборы. Самым ярким мазком неизвестного художника предстала заброшенная пчелиная пасека, где с томным улюлюканьем сейчас на спине катался старый большущий бер. Когда-то это древнее животное внимательные медовары назвали ведмед или медвед, признавая за ним данную богами способность ведать, где скрыты запасы мёда. Было так красиво, что невозможно было понять, почему тут никто не живёт. Почему, например, деревушка Сухиничи выросла в районный центр, а в этом месте снова господствует первозданная суть. Видимо, сама мать-природа даёт земле отдых. В этот момент все цели на земле стали представляться ложными, не нужными, но почувствовать истинное пока не получалось.

Только теперь Глеб понял, как мала слегка жмущая обувь, тесными кандалами опоясывающая ноющие от бега ноги. На удивление трубы сразу трёх домов подавали признаки жизни. Если в двух из них дым ровным столбом вытягивался ввысь, то движение тёплого воздуха из крайней к лесу избы детектив скорее почувствовал, нежели увидел. На улицу выходило шесть окон, шесть настоящих глаз дома, но все они оказались тщательно занавешены. Обойдя вокруг, внимательный глаз остановился на свежеокрашенных охрой на олифе брёвнах, на узорчатой прорези, облюбовавшей свеси крыши и окна. На воротах две маленькие расшивы и один пароход, поставленные ради красы. Двор бабки Анастасии напоминал гостю древнюю удельную самобытную Русь.

Три косых сажени отделяли Жигу от входной двери, на пороге которой сидела непривычно большая для своих размеров русская лайка. Случаются такие моменты, когда точка невозврата пройдена, и возвращаться к забору было бы опаснее, чем продолжать уверенную поступь. Странное дело, но зверь не подавал никаких признаков агрессии, хотя понятно, что держать такого пса в глухой деревне для забавы никто не подумает.

Глеб миновал утеплённые сени, искоса взглянув в щёлку чулана и на бревно с зарубками, поднимавшееся сразу на чердак. Высокий порог заставил наклониться. Тишина. Опять поклон, теперь красному углу и Светлым Богам. В печи сверчками потрескивали сосновые поленца, свет от которых падал на старый сундук. Лет триста дубовый красавец впитывал родовую энергию, работая пеленальным столом, а то и кроваткой для самых маленьких. – Сделанная прадедом табуретка с любовью, не для продажи, будет век служить, – думал Жига, – а купи сейчас в магазине, через месяц бывало разваливались.

– Догадлив крестьянин, на печи избу поставил, – громко приветствовал пустоту гость. Тишина ответила движением почти неуловимым для обычного человека, но только не для моголиняна. С дощатого настила под потолком, между печью и противоположной стеной, на него смотрели два пустых глаза двуствольного обреза.

Язык почему-то не слушался, не находил нужную в такой момент фразу.

– Я предупреждал вас, негодяи, что терпение моё не резиновое, – зло прогремел по всем углам избы мужской бас.

– А где баба Няня? – растерянно выдавил из себя Глеб.

Мужик приподнял голову и, держа цель, плавно перетёк на пол. До него было всего несколько шагов или один прыжок, но где-то очень глубоко внутри царило мирное спокойствие.

– С собакой что сделал, изувер? Я вам устрою охоту, печь меня гони, – рычал крепкий, в годах хозяин дома. Высокое жилистое тело и приятное лицо, в молодости он был куда как хорош.

– У порога пёс, – понемногу приходя в себя, отозвался детектив, – я сын Володи Корчагина, Глеб Владимирович. Я пришёл с поклоном Анастасию Святозаровну навестить.

– Здравствуй, Глеб. Я обознался. В крайнем доме охотники, леший их попутал, по два раза на день за водкой бегают. Утром на опохмел, вечером на догонку. И зверя ради утехи палят. А по матери моей я уж два года как кроду тризновал. Светлая Навь ей в небесном Вырии…

Дед и отец всегда учили маленького Глеба, что охота это не просто развлечение, не случайное хобби, не однодневная прихоть. Охота – это образ жизни, имеющий свои правила и законы. Как только ты нарушил эти порядки, ты становишься обычным убийцей. Что-то перевернулось внутри, задергало и зашипело, детектив не показал виду.

– Я, честно говоря, не знал, что у бабы Насти есть сын…

– И не один, а трое. Всех нас раскидало по свету. Я, как положено старшему, приехал, когда матушка слаба стала. Меня Дугиня называют.

– А что, одному не страшновато в такой глуши дом держать?

– Так я же не один! – защебетал хозяин, – я с Сухоной, с собакой.

На пороге послышался нарастающий с каждой секундой лай сучки. Она уже скорее сипела, рыча и захлёбываясь в своей ярости.

– Как же ты прошёл сюда так тихо? – от удивления буркнул Дугиня и выскочил в сени.

Практически сразу прозвучал выстрел. Сухона издала тонкий свисторык и замолкла. Глеб прислушался и разобрал что-то вроде: «Тащи его туда». Сквозь приоткрытую дверную щель была видна перегородка чулана. Внутри кладовки детектив сдерживал приступы жгучего желания немедленно окунуться в кипящий котлован эмоций. Человек причиняет страдания, в том числе и бездействием, которое порой сутью гораздо более тяжкое, чем действие. Надо было оценить ситуацию. Не получилось. Но оно, может, и к лучшему. Вялое тело Дугини пытались втащить в сени двое молодых «охотников». Один был хорошо за два метра, при этом удивляла его гибкость и подвижность. Под тельняшкой угадывалось быстрое и сильное тело. Поди, угадай, что у него на уме. Однако гадать не пришлось. Адреналин превратил кровь в кипяток. Порыв, сила, волна ярости и пьянящее чувство единения со зверем.

– Ты что, мужик? Э, ээ… – заблеял тот, что был ниже ростом. Однако было видно, что при этом он целился противнику в подбородок кулаком. Моголинян не стал уворачиваться, даже не дёрнулся. Просто рванул вперед. Совсем чуть-чуть. Он всем телом скользнул под удар. Кулак проскочил мимо головы и бьющий даже не заметил, что его уже держат с надежностью железных тисков. Парень отступил немного, попытался вырваться из стальных рук детектива, и со звонким хрустом сломал себе руку. Запах свежей крови смешался с терпким перегаром. Скидок на молодость Глеб не принимал. Если подонок, то отвечай.

Второй откинул в угол очнувшегося от нокдауна Дугиню и нажал на оружейный курок. Осечка!

– Одумайся, сопляк! – тихо вздохнул Корчагин. Для него время притормозило свою поступь. Сам он находился вне времени и вне пространства. Он был всюду и нигде. Следующий выстрел случился. Глебу не казалось, он на самом деле видел медленно отделяющуюся от газоотвода гильзу и россыпь картечи. Пригнувшись, он как пружина прыгнул влево и живо представил себе содержимое обреза. Стрелять сегодня из него больше не будут. Бугаю почудилось, что руки бывшего детектива стали длиннее, выхватывая ружьё. Потом они спокойно нашли карманы, и взгляд стал пронизывающе холодным. Из глаз двухметрового детины по сторонам разбегался испуг, смешанный с наивной растерянностью. Охотник осознал, что борется не с человеком. Интуитивно почувствовал близость стихии, которая его вот-вот размажет в порошок. Пощады не просил, просто упал на колени и стал молиться. В образе выступило что-то из детства. Видимо, для избалованного подонка всё представлялось забавной игрой.