Новатерра - Георгий Булавин

      - Хи-хи!

      - Ничего смешного, Джемал, такие были времена до Чумы, что больѓшинство из нас видели благородных животных, наших верных сегодняшних помощников, лишь на экране телевизора... Невероятно повезло нам и ещё раз: старый человек, местный житель, пожалел скитальцев и показал эти райские места. Какой-то богатей, тогда их называли 'новыми русскими', наверное, хотел построить здесь дачный поселок или дом отдыха, завёз множество стройматериалов, инструментов и машин. Уже через год на берегу Равы-реки вырос Замок, наша первая крепость, потом вокруг неё - станица, расцвели сады, заколосились поля, зараѓботали цеха и хозяйства...

      Рассказчица внезапно вздрогнула и осеклась - где-то вдалеке, будто целая стая изголодавшихся дятлов, забарабанили автоматные очереди. Дятлы ведь довольно равнодушные создания: им лишь бы до еды добраться, а головы от перестука пусть болят у кого угодно. В особенности огнедышащие дятлы, у которых пища - человеческая кровь... За двенадцать лет после Бледной Чумы Ирина достоверно знала цену этим дробным звукам. Губы её задрожали, кончики пальцев онемели, сердце забилось, как сумасшедший якутский шаман на обряде камлания. Дети же отреагировали на стрельбу с неожиданным энтузиазмом.

      - Это наши курсанты, у них маневры!

      - Слышите, слышите, 'Калаш' лупит!

      - Сам ты 'Калаш'! 'Калаш' - старьё! Это 'Никонов'!

      - У наших нету 'Никоновых', это раньше спецназы с ними ходили, в прошлой жизни.

      - А вот и есть, мне брат рассказывал! Их никому не дают, только курсантам на учения, и то редко. Это чтобы нас вооружить, когда мы вырастем...

      Вместе с учениками успокоилась и завуч. Безоговорочная уверенность ребят в том, что не происходит ничего из ряда вон, мало-помалу передалась Куракиной, и четверть часа спустя, когда сквозь лёгкий шелест листьев и журчание ручья вновь прорезался грохот отдалённого боя, она лишь сделала короткую паузу и пожала плечами. И вправду ведь, чего такого удивительного в том, что молодые воины тренируются, пусть даже не в урочный день? Сашке Твердохлебу с Аликом Ходжаевым виднее, когда проводить учения, на то они и полководцы! А её задача - учить и воспитывать детей так, чтобы выросли достойными продолжателями того благого дела, которое начали родители, когда их ещё не было на свете.

      Ирина сама увлеклась рассказом, да и ребята слушали её, разинув рты.

      - ...К нам примкнули сотни людей, таких же бедолаг, - ваши родители. Мы вместе поднимали новую жизнь, честно трудились и храбро защищали нашу маленькую землю. А тогда, холодным осенѓним вечером, мы, тридцать шесть тех, кого принято называть Основатеѓлями, укрылись от дождя и пронизывающего ветра в недостроенном здаѓнии, развели костер и стали думать, как нам жить дальше. Вот почему каждый год в память о Дне Основания мы, вместе с вашими папами и мамами...

      Увы, сегодня детям не дано было дослушать краткий экскурс в историю Новороссии - со стороны станицы донёсся душераздирающий, надрывный, жуткий вой сирены. 'Набат!' - похолодела Куракина. Отвыкла за́ год. Целый год спокойной мирной жизни!.. Неужто - снова?! Снова выстрелы и взрыѓвы. Прощания. Команды. Слёзы. Стоны сквозь улыбки. Лязг оружия. Цепочки уходящих в ночь бойцов... Потом - прощальный залп. И горький третий тост у свежевырытых могил...

      А может быть, и впрямь учения? Как там говорит Сашка Твердохлеб? В условиях обстановки, максимально приближенной к боевой...

      Нет, увы, не тут-то было! Спустя несколько минут раздался дробный топот, но уже копыт, - тропой летел в галоп вооруженный до зубов казачий разъезд... .

'...Раз ест в три горла, значит, возможно, скоро разомлеет и уснёт. Как, вон, дружок его... Жри, сука, жри! И засыпай! Тогда - обоих сразу...' - напряженно думал худощавый, невысокого роста, мрачный лицом мужчина лет тридцати пяти, в обносках, которые лишь в бреду можно было посчитать одеждой, глядя на двоих... как бы их половчее обозвать? Ублюдков! Выродков! Мерзавцев! Нелюдей! Один из них, заросший до плеч чёрной, давным-давно не мытой гривой, спал, уткнувшись мордой в громадный ящик, служивший им столом. Второй, рыжий, звероватый, жирный, аж лоснящийся, с причмокиванием хлебал какое-то мерзкое варево из закопчённого котла. Не поддавшись заклинанию и не прекращая хлюпать пастью, он вперил в гостя мутный поросячий взгляд.

      - А-а, Вояка! С возвращеньицем!.. Де ружжо, ты, морда?! Де затвор?!

      Гость, скрежеща зубами, покивал на полог провонявшего шатра и хлопнул по карману выцветшей 'песчанки', мол, разоружен. Подумал: 'Боишься, гад? Это верно, бойся! Недолго вам с дружком осталось царевать. Здесь вам не дикий Север, здесь - другие люди. Может быть, другие... Дай-то Бог!'..

      - Чё надо? За патронами притопал, охотник хренов? Щас дам. Один... Не, даже два, но чтобы завтре был кабан! Щас дам, вот тока отолью. А ты чтоб здесь не рыскал! Можешь свою разлюбезную пошшупать, погоняешь потом шишку, гы-гы-гы-гы-гы-гы!..

      Ублюдок, мерзко похохатывая, вышел в ночь, а гость немедля броѓсился на ложе из дерюги и еловых лап, где под рядном дрожала ангелоѓподобная девчонка. Нагая. Юная. Истерзанная похотливыми уродами. Светлая и святая, как сама Любовь. Горячим лбом припал к её ладоням.

      - Алёнка, девочка моя милая, здравствуй! На, возьми вот, поешь, здесь лепешка, мясо, земляника.

      - Здравствуй, Паша, - срывающимся голосом ответила юная красавица. - Спасибо, ничего не нужно... только ягодки... сладкие... как шоколадѓки...

      - Сладкая моя! Плохо тебе, да? Больно, трудно, мерзостно.

      - Ничего, Паша, - каким-то чудом сохраняя самообладание, вздохнула деѓвушка. - Кому сейчас легко?

      - Ничего, - сквозь зубы процедил охотник. - Скоро мы их... Хоть бы крокодил этих подонков разорвал!

      - Крокодил, - по розовым губам скользнула чуть заметная улыбка, - зелёный такой... и длинный... мне папа когда-то рассказывал... и мать Прасковея...

      - А я сам видел!

      - В этом... в зверопарке, да? - с оттенком недоверия взглянула на него девчонка. - Они ведь в зверопарках водятся, правильно?

      - В зоопарках, малыш, - улыбнулся мужчина и бережно поцеловал дрожащую ладонь. - А я видел на воле, там, на севере, у нашего стойбища. Пошёл как-то на берег Печоры, гляжу - он! Таится среди бревен. Огѓромный, как... вообще большой! Я испугался, выстрелил, возможно, и попал, не знаю. Он нырнул, а лезть за ним я побоялся, к реке потом вообще старался не ходить. Хотя, наверное, я его убил.

      - Наверное, - лукаво усмехнулась девушка. - Наверное, ты, Паша, врёшь. Мне папа говорил, они живут на юге, где тепло.

      - Вот тебе крест, не вру! - охотник истово перекрестился.

      Он впрямь не врал. И даже не сказал всей жуткой правды: сегодѓня, здесь уже, за много сотен вёрст от северного стойбища, он обнаѓружил на сыром суглинке след когтистой лапы. Точь-в-точь такой же, как на берегу Печоры много лет назад.

      - ...на юге... где тепло... - мечтательно шептала девушка. - Скажи, Паша, где сейчас наш Город Солнца?

      - Наш Город Гадости и Мрака, - злобно сплюнул он, - дошёл уже до Средней Полосы России, в верховья речки Равы. Надеюсь, здесь живут нормальные люди, нам помогут, нас спасут от этих... Вот увидишь, так и будет! Потерѓпи еще немного, и ты станешь самой счастливой девушкой на свете, я это чувствую.

      - Я тоже, - улыбнулся златовласый ангел.

      А про себя добавил: даѓже точно знаю. Падут печати Зла. И вот он, белый конь! И всадник на нём. И выйдет он, победоносный. И чтобы победить. И гром будет с его приходом. И лук его взметнётся ввысь. И взреют стяги над несокрушимыми полками. И скажет он: аз есмь Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний! И каждому аз воздам!..

      ...А где-то далеко величественный седовласый старец подул на ароматный травяной отвар. Прошелся по избе. Вздохнул. Взглянул на россыпь звезд во мраке ночи. Держась за поясницу, опустился на скамью.

      - Всё верно, дочка, он воздаст... Иди, не бойся, так оно и буѓдет! Тьфу - 'будет'! Нахватался у людей - не мудрено за столько лет. Однако же - должно быть... Иди, родная, ты - на правильном пути. Я на досуге присмотрю, чтоб не свернула. Потерпи, малышка! Никому не верь, лишь собственному Чувству. Не верь, не бойся, не проси! Но оборачивайся, помни, за тобой идут... А я, насколько мог, тебя предупредил. Предупрежу и его. Если получится, потому что он необуздан, глуп и своеволен... Иди! Тебя ведёт высокий Свет, такой же алый, чистый и манящий, как ты, Алёнушка... всё - в имени твоем!..

      ... - Караул и внутренний наряд, строиться на развод!..

      ... - Дэн, брысь из кухни! Гулять!..

      ... - И чтоб вы все сегодня же подохли!..

      Господу помолимся,

      Коли не неволится,