Ненасыть - Сон Ирина

– Кажется, Василек. Такой… в готично-мистическом антураже.

– Да-да, – кивает Серый и откровенно намекает: – Как выяснилось, это была не фантазия.

Тимур радостно ржет, словно услышав отличную шутку, но Серый настойчиво и серьезно смотрит, и Тимур замолкает, ошеломленно запускает руку в волосы, словно пытаясь удержать голову на месте.

– Да ну не-е… Это же… – он не находит цензурных слов и выдает длинное заковыристое ругательство. – Олеся – ладно. Мгновенно умирают только от хмари. Но это… Этого не может быть!

Входная дверь хлопает так внезапно, что они оба подпрыгивают. По коридору скользит свежий воздух. Из сеней слышатся оживленные голоса.

– О-о… шикарная вещь! – стонет Олеся.

– Пойдемте-пойдемте, разберем всё в зале, – говорит мама. – Там и спасибо скажем…

В дом заходят близнецы, и вместе с ними, словно шлейф, в дом залетает ощущение сладкой страшной сказки. Оно растекается, заполняет собой все уголки, и всё преображается, становится возможным. Даже возвращение из хмари.

– Как приятно дарить подарки, да, Зет Геркевич?

– Полностью согласен, Юфим Ксеньевич…

– Слушай, это надо проверить! Ну, попросить за кого-нибудь, кто точно растворился… Только у меня семья еще до хмари того… – шепчет Тимур. – Проси ты! У тебя отец и брат…

– Отца убили, – непослушными губами выговаривает Серый.

Выходят Прапор и Василек. Прапор забирает часть пакетов и вместе с Олесей и мамой идет в гостиную. Василек дожидается их ухода и вместе с коробкой шахмат протягивает хозяевам прозрачный пакет. Присмотревшись, Серый узнает в темном ворохе отрезанную косу.

– Вот. Спасибо вам… и за меня тоже, – говорит он.

Серый даже не догадывается – понимает нутром, своей измененной сутью, что Василек знает о хозяевах больше, чем показывает.

Тем временем Юфим заглядывает в пакет, восхищенно цокает, гладит косу кончиками пальцев и возвращает со словами:

– Это слишком много. Приберегите на потом, Василий. Пойдемте, вам нужно примерить обувь и одежду…

– Но… – бормочет Василек растерянно. – А как же благодарность и ответный дар?.. Я ведь правильно помню?..

– Не переживайте, за вас уже заплатили, – не дослушав, перебивает Зет и смотрит поверх головы Василька. – Здравствуйте, Сергей Алексеевич, Тимур Ильясович!

– Здравствуйте, – улыбается Тимур.

Серый смотрит на худую спину Василька, на то, как Зет держит Юфима за руку, – и у него захватывает дух, а голова начинает кружиться. Разум твердит, что это невозможно, но руки уже сами тянутся к Юфиму, хватают его за плечо, а губы шевелятся. Серый словно со стороны слышит собственный сбивчивый шепот:

– Пожалуйста… Я прошу вернуть моего брата.

В гостиной шуршат пакеты, Василек разворачивает пару кроссовок, а женщины увлеченно копаются в баночках, кисточках и тюбиках. Олеся чем-то мажет руку, сияя, что-то щебечет про торт и уникальный сбор, прижимая к груди объемистый сверток. Она даже слегка подпрыгивает от переизбытка чувств и смотрит на Юфима влюбленными глазами. Верочка со счастливой улыбкой вертит в руках большой тюбик с кремом. Мама что-то оценивающе нюхает, вежливо улыбается кончиками губ, но в ее глазах – недоверие и настороженность.

Шепот слышат лишь хозяева да Тимур. Серый нервно прикусывает губы и повторяет:

– Я прошу вернуть моего брата. Это ведь не считается лишним?

Юфим медленно поворачивает голову, и его красивое нездешнее лицо озаряет ласковая улыбка, электрический свет играет в светлых волосах, придает им сияние.

– Вы сами знаете, что не считается, – отвечает он тоже тихо. – Имя?

У Серого от волнения пересыхает во рту, а в животе будто взрывается сверхновая.

– Вадим… Савин Вадим Алексеевич.

Нечеловечески голубые глаза на мгновение вонзают такой взгляд, что ломит виски. По спине бегут мурашки. Серый убирает руку, отшатывается, готовый услышать, что эту просьбу нельзя исполнить, что это наглость и вообще…

Мелодичный тихий голос перебивает панические мысли:

– Через три дня ваша просьба исполнится, надеюсь, вы отблагодарите нас соответствующим образом, – буднично говорит Юфим, улыбается и уходит, увлекаемый Зетом за стол, к торту, чаю и щебечущим женщинам.

Ожидание растягивает время, плавит минуты в часы, отчего два дня кажутся целой неделей, а третий и вовсе – месяцем. Не помогают никакие дела, даже рисование. За эту бесконечность Серый успевает обрадоваться, испугаться, пожалеть о просьбе, вновь наполниться ожиданием и вспомнить самые разные произведения на тему воскрешения мертвых. Как назло, ни одна история не заканчивается хорошо, кроме некоторых библейских, отчего Серого вновь наполняет предчувствие ужаса. И так по кругу тысячу раз. Натянутые до предела нервы похожи на тонкие нити плавленого стекла – такие же хрупкие и обжигающе горячие. Они опутывают тело, пронизывают всё нутро. Терпеть такое невмочь. Серый ощущает себя неприкаянной тенью. Все валится из рук. Взгляд не отрывается от дороги, а от каждого появления хмари у границы замирает сердце – а вот вдруг сейчас? Серый даже не думал, что будет ждать хмарь с такой бурной смесью эмоций. Что вообще будет ее ждать!

Его странное состояние не проходит мимо мамы, но сказать ей правду не поворачивается язык. Серый что-то лепечет про кошмары и плохое самочувствие. Мама делает вид, что верит, а сама украдкой наблюдает и явно беспокоится – Серый не раз замечал ее взгляд.

– Нет, мне это надоело! – громко объявляет Тимур. – Прапор, Серый не пойдет! Он будет следить за границей. Да, Серый?

Серый рассеянно кивает, глядя в окно. Отупевший мозг не сразу понимает, что на кухне собрался весь народ и что это была далеко не первая реплика Тимура. Серый моргает и прислушивается, гадая, что он пропустил.

– Ладно, – недовольно тянет Прапор. – Хотя я как раз надеялся… Ну да ладно… Девочки, баня готова, можете идти. Марина, тебе что-нибудь сделать?

– А? – раздается растерянный голос мамы, и Серый видит в окне смутное отражение: она смотрит ему в спину и вздрагивает от прикосновения к плечу. – Нет, ничего не надо, спасибо.

Прапор разочарованно вздыхает и убирает руку.

– А вы куда? – слышится голос Верочки.

Серому впервые за это время не хочется смотреть на нее – он почти боится отвести взгляд от границы. Та пока чистая, хмарь не видно даже вдалеке, но ведь она коварна: один миг ее нет, в другой – уже есть…

– Верочка, мы с парнями сходим на пасеку. Посмотрим, как там соты, собирается ли мед. Потом завернем к пруду, попробуем порыбачить. Хочешь, мы нарвем тебе душицы к чаю? – отвечает Михась.

Он исключительно ласков и вежлив.

Тимур толкает Серого в плечо.

– Не пялься туда! – шепчет он едва слышно. – Еще чуть-чуть – и заподозрят, что ты чокнулся!

Серый неохотно поворачивает голову. Первое, что он видит, – Михась. В его руках – шляпа с сеткой и специальный кувшин для дыма. У кухонного стола стоят удочки и складные стулья, на столе – банка с червями, прикорм, старый походный чайник да спички. Михась с задумчивым видом засовывает в пакет еще и газету. Василек с самым сосредоточенным видом перебирает аптечку. В кармашки отправляются перекись, пара рулонов бинта и что-то против укусов. Верочка смотрит на это все и благосклонно целует мужа в щеку:

– Конечно, идите, развейтесь, а мы с девочками пока баню обновим, посмотрим, что сделал Прапор… Тимур, а ты идешь?

– Никогда не любил рыбалку, – быстро говорит Тимур. – У меня репетиция. Хочу сыграть… и вообще… – он косится в сторону Олеси.

Та пару секунд моргает, явно пытаясь разгадать смысл слов и загадочного выражения на лице, не справляется и показывает кулак.

– Будешь подглядывать, как мы моемся, – убью!

– Да я не о том! – оскорбляется Тимур и даже машет руками.

– Прапор, ты точно не хочешь? – спрашивает Михась.

– Не-не, у меня работа, – слышится голос Прапора из коридора – тот уже бежит к своей мастерской, чтобы вновь засесть над рубанками на весь день.

Серый откровенно скучает, глядя на все это. Ему совершенно нет никакого дела ни до рыбалки, ни до бани, ни до того, что на пасеку Михась и Василек собираются без Прапора. Серый ждет.