Ненасыть - Сон Ирина

Тимур крякает, переглядывается с Серым. И Серому тоже не нравится такая логика мамы. Но, к его удивлению, Прапору и Михасю объяснения хватает. Когда Вадик возвращается и садится за стол, они больше ничего не спрашивают. Василек на вопросительные взгляды только отрицательно мотает головой и улыбается.

– Все нормально. С ним правда больше никого, – шепчет он тихо и лукаво подмигивает Серому.

Мама подкладывает еды, и брат ест как не в себя. На предложение постричься он отвечает решительным отказом и заявляет, что будет жить в комнате с Серым и Тимуром. Поскольку больше подходящих спальных мест в доме нет, им приходится идти за креслом-раскладушкой в соседний дом. Едва они заходят в прихожую, как Тимур по своему обыкновению прямо спрашивает:

– Ты тот самый Вадик, которого съела хмарь, да?

Вадик спотыкается о порог и влетает в косяк.

– Серый, ты что, всем рассказал? И на фига я тут напрягался и сочинял? – возмущается он.

– Не всем. Только Тимуру, – качает головой Серый. – Ну, и мама, конечно, знала… Но ты ей правильно соврал… Понимаешь, это такое место…

Они вдвоем рассказывают Вадику о Юфиме и Зете, об исполнении любых желаний и запретах. Вадик недоверчиво хмыкает, качает головой. Его влажные волосы вьются локонами, придают сходство с актерами прошлого. Ему бы пошла роль вампира, костюмы Юфима и Зета, антураж их усадьбы. У Серого так и чешутся руки взять карандаш и перенести этот образ на бумагу.

– Звучит бредово, – говорит Вадик.

– Но так и есть! Или скажешь, тебя не съела хмарь, а твоя история – правда? – спрашивает Серый в лоб.

Вадик нервно отводит взгляд, трет шею и после паузы негромко признается:

– Я не помню. Я просто бродил, отмечал путь и звал вас, а потом в какой-то момент оказался раздетым и вышел сюда. И волосы отросли.

– И всё? – разочарованно тянет Тимур. – Да ну, я так не играю!

– Что, совсем ничего больше не помнишь? – не отстает Серый. – Я же видел у тебя в глазах перепонку, как у птиц. И Василек… Ну, он тоже из хмари.

Вадик выпрямляется, руки безвольно падают вдоль тела, голова резко дергается, а глаза расширяются и лишаются всякого выражения. Из груди у него вырывается клекот, на лице какое-то дикое мгновение мелькает острый клюв.

– Офигеть! – восторженно кричит Тимур. – Так вот что там за птицы на кладбище!

Вадик моргает, уже по-человечески морщится и снова трет шею.

– Помню, – неохотно говорит он. – Помню ощущение ветра. Я летел… Но это… вроде как сон. Честно говоря, я не до конца уверен, что это все мне не чудится…

– Погоди, ты что, типа сразу осознал себя вороном? – спрашивает Тимур и смотрит на Серого.

– Нет… Да… Не знаю, – путается Вадик и морщит лоб. – И вообще, я не хочу об этом говорить!

– Слушай, Серый, – возбужденно шепчет Тимур. – Это же получается, что и Руслан и Ко тоже были того… воронами! Они тоже осознавали, получается?

Серый пожимает плечами и задумывается.

– Получается, так.

– И на фига тогда хозяева их сделали? – задает Тимур очень резонный вопрос и тут же сам себе отвечает: – Блин, Михась же поспорил на оружие! И тогда, после исчезновения, в небе летали вороны, помнишь? Это, получается, типа испытание было? Уцелеете – и вот вам автоматы?

– Я вообще не понимаю, о чем вы тут говорите, – признается Вадик. – Какие автоматы?

– О… Это такая история! – закатывает глаза Тимур. – Закачаешься! Короче, дело было утром…

Серый не вслушивается в их разговор – он просто счастлив, что Вадик снова с ним, пусть и несколько изменившийся. В таком же радостно-блаженном состоянии он помогает брату устроиться и вместе с ним бродит в поисках нужных вещей.

Кресло-раскладушка встает в их с Тимуром комнате, одежду, обувь и прочие мелочи вроде зубной щетки Вадик тоже приносит из соседних домов.

– Зачем взяли это старье? – морщит нос Олеся, увидев одежду. – Можно же у хозяев попросить что-нибудь.

– В домах полно всего, – жмет плечами Вадик. – И почти нового.

– Но они принесли бы по размеру!

– Я не настолько уникальный, чтоб отдельно шить. Да и когда они всё это принесут… – отмахивается Вадик, и в его глазах проступает нечто, что очень походит на знание. То самое, из-за которого Василек отдал свою косу хозяевам. – Не стоит беспокоить их из-за ерунды.

Вечером Серый, Вадик и мама долго-долго сидят и разговаривают. Мама все норовит прикоснуться к Вадику, погладить по волосам, взять за руку, словно не до конца верит в его материальность.

А на следующий день, прямо с раннего утра Серый идет в усадьбу к близнецам. Ему открывают после первого же стука, и Юфим, сонный, растрепанный, молча подает ему руку. Серый переступает через порог и больше из того дня ничего не помнит.

Глава 15

– Так, мне нужны формочки для запекания из фольги… И вы можете починить духовку?

– Мне бы полено дубовое. Я всё обошел, а дубы тут не растут…

– Я хочу леску и чешский бисер! А именно белый, розовый, желтый, бежевый…

– Мясо! Страсть как хочется нормального мяса! Дайте кролика какого-нибудь, что ли…

Желания сыплются, словно из рога изобилия. Ни Олеся, ни Верочка, ни Прапор, ни Тимур не стесняются. Поняв принцип благодарности, они заказывают разные вещи, нужные и не очень. Хозяева ни разу не отказывают. Так мастерская Прапора пополняется самыми разными инструментами. Верочка окончательно перебирается на кухню и что-то самозабвенно варит, жарит и закручивает. Олеся с головой погружается в плетение украшений и – неожиданно – вышивку. Хобби абсолютно бессмысленное в постапокалипсисе, но Серый молчит – у него не лучше. А Тимур получает совершенно домашнего очаровательного кролика, на которого ни у кого, даже у Михася, не поднимается рука. В результате зверь торжественно нарекается именем Кроль и устраивается в просторном вольере.

Отдариваются по-разному: Олеся, которая обычно терпеть не может готовку, встает к плите и ваяет хозяевам настоящие произведения искусства, а потом в ход идут бисерные браслеты, воротнички и кулоны. Прапор выпиливает им самые разные безделушки: от матрешек до огромного купидона. Тимур пишет в их честь музыку, Верочка же… от Верочки, похоже, достаточно простого «спасибо», и это настораживает. Слишком ласковы с ней хозяева.

Серый попросил бы краски и бумагу, потому что рисовать хочется, а уже почти нечем, но его останавливает какой-то внутренний тормоз. Словно, как в сказке, число желаний ограничено и растрачивать их на ерунду вроде красок после возвращения брата глупо. Плюс внезапно возникают совсем другие проблемы, и становится не до просьб. Проблем две: мама и Вадик.

Вадик вливается в группу с трудом. Если Василька не видно и не слышно, потому что большую часть времени они с Михасем проводят на пасеке, то вот брат… Он, в отличие от Серого, высказывает все в лицо. И Тимуру до него очень далеко.

– Какая мадемуазель! – присвистывает он, увидев Олесю впервые. – Как тебя зовут, прекрасное видение?

– Олеся, – кокетливо отвечает Олеся и улыбается. Она после бани розовая, свежая, короткое каре зачесано назад, открыв красивый лоб. Голубой махровый халат подчеркивает девичью свежесть.

– Олеся… Я понимаю, что не зря учил стихи в школе, – Вадик прикрывает глаза и щелкает пальцами. – Мне стан твой понравился тонкий, и весь твой задумчивый вид, а смех твой, и грустный, и звонкий, с тех пор в моем сердце звучит…

Олеся довольно хихикает.

– Ты губу не раскатывай, – хмурится Тимур, когда она уходит переодеваться. – Олеся моя девушка.

Вадик ухмыляется.

– Это уже решит она сама.

И с тех пор не упускает случая подразнить Тимура и осыпать Олесю комплиментами. А еще Вадика не устраивает Прапор.

– Этот лысый черт к маме подкатывает? – спрашивает он, увидев, как Прапор дарит маме шкатулку, а мама с улыбкой ее принимает.

Серый дергает его за руку и поспешно тащит из дома к роще. Вадик недовольно сопит, но молча идет и устраивается рядом с Серым в тени деревьев, почти у вершины холма.