Охота на гиену - Наталья Александрова

— Хм… Зачем вы мне это рассказываете? Ваша теория не может быть верной хотя бы потому, что вы вкладываете в нее много своих личных комплексов.

— Зачем я рассказываю? Чтобы объяснить, как я пришел к замыслу своего эксперимента. Я решил выбрать подопытную группу из пяти женщин подходящего возраста и психологического типа, устранить их.., и проверить, какую социальную пользу это принесет. В случае удачного завершения первой серии экспериментов, я планирую поставить вторую, более массовую серию. Поймите, Надежда Николаевна, я не люблю гиен-животных, да и никто их не любит. Но я допускаю, что в природе они нужны — санитары леса и все такое прочее.

Но гиенам не место в человеческом обществе!

— Вы знаете, — неуверенно начала Надежда, — я всегда считала, что люди не меняются. То есть как родилась женщина стервой, так и будет ею до самой смерти.

А вы утверждаете, что гиенами некоторые дамы становятся с возрастом…

— Нет-нет, вы не поняли! — заторопился доктор. — Естественно, они с самого начала рождаются гиенами. Но это не сразу становится заметно. Поэтому я и выбрал такой возраст — пятьдесят два года. Биологический жизненный цикл женщины к этому времени завершается, то есть она не способна к деторождению. Стало быть, она уже выполнила свое предназначение — родила детей, воспитала их, и, кстати, вовсе не обязательно, что ее дочери тоже будут гиенами, это спорно. И вместе с тем именно в этом возрасте гиены могут принести наибольшее зло, так как добиваются власти.

— Вернемся к вашему эксперименту, — устало произнесла Надежда, ей все это начинало сильно надоедать, хотелось домой, поговорить с нормальными людьми, а не с этим психом.

Раздражение Надежды усугублялось тем, что она чувствовала, что в чем-то сумасшедший доктор прав. Но ведь такого не может быть!

— Насколько я понимаю, с первой серией у вас не все прошло гладко? Ведь одно убийство у вас, если можно так выразиться, вульгарно сперли?

— Да… — Трегубович замолчал резко, как будто споткнулся. — Не скрою, это последнее убийство меня несколько.., деморализовало.., но только сначала. То есть я очень удивился, когда услышал о нем по телевизору.

— Стало быть, эксперимент ваш не удался! — злорадно воскликнула Надежда.

— Отчего же, отчего же… — произнес Арсений Петрович загадочным тоном. — Конечно, какой-то жалкий дилетант вмешался в мою работу, нарушил чистоту эксперимента, но я свою серию тоже завершил. Поймите, Надежда Николаевна, я ведь ученый, мне не нужна скандальная известность, мне важнее подтвердить свою правоту, правоту своей теории.

— Как? Значит, еще одно убийство?

— Надежда Николаевна, — поморщился доктор, — я просил вас не употреблять таких слов. Мне больше нравится называть это серией экспериментов…

— А какое участие в вашей работе принимала та полная блондинка из справочного? Она полностью в курсе ваших дел? Вы излагали ей вашу теорию?

— Она… — В голосе Арсения Петровича появились странные нотки. — Она не совсем в курсе.

— Значит, она помогала вам просто так, по доброте душевной?

— Я вас умоляю, у гиен не бывает души и тем более доброты!

— А, так она тоже гиена? — вскрикнула Надежда. — Как же вы ее уговорили вам помогать?

— Она очень хотела выйти за меня замуж, — усмехнулся доктор. — Не делайте такое лицо, — оскорбился он, заметив, как Надежда пренебрежительно оглядела всю его невысокую фигуру, — у меня трехкомнатная квартира в центре, на Мойке, окна на набережную. Живу я там со старухой матерью, ей восемьдесят восемь лет. Так что приданое у меня недурное, Раисе очень хотелось его получить. И хватит об этом, вопрос закрыт! — внезапно рассердился он.

До Надежды дошло, что он употребляет в отношении полной блондинки только прошедшее время, и она в ужасе воскликнула:

— Так она и есть пятая жертва?

— Не жертва, а участник эксперимента! — закричал Арсений Петрович. — Прошу не путать!

— А я, я тоже стану участником вашего эксперимента?! — заорала Надежда, потеряв всякую осторожность.

— Мне кажется, у вас есть еще несколько лет. Для моей работы вы еще не созрели.

— Я не гиена! — возмутилась Надежда. — Я не пытаюсь получить власть над людьми, у меня хороший характер и любящий муж. На работе тоже со всеми лажу, я не гиена!

— Возможно, — равнодушно согласился Арсений Петрович. — Но все равно придется вас устранить — вы слишком много узнали и можете помешать научному прогрессу, а это недопустимо.

— Под каким же названием войдет в историю науки ваша теория? — язвительно спросила Надежда.

— Не знаю, — смущенно замялся Арсений Петрович. — Может быть, просто.., теория Трегубовича.., или возрастной метаморфоз Трегубовича.

Надежда почувствовала, что настал подходящий момент: доктор несколько расслабился, отвлекся, она тем временем узнала о нем достаточно много, он в порыве самолюбования даже назвал свое место жительства.

Но не следует забывать, что перед ней — опасный маньяк, на счету которого теперь уже пять убийств. Теперь и ее жизнь в смертельной опасности, и необходимо что-то делать, причем именно сейчас.

Боковым зрением она давно уже приметила круглый белый табурет. Шагнув к нему, Надежда схватила табурет за ножку и замахнулась на Трегубовича. Однако с удивительной для его лет реакцией Арсений Петрович перехватил импровизированное орудие и вырвал его у Надежды из рук.

Поведя головой, как будто ему тесен воротник, он раздраженно буркнул:

— Что же это вы.., с виду вроде бы интеллигентная женщина, а пользуетесь такими хулиганскими приемами. Надо же, табуреткой меня хотели двинуть! Я очень разочарован.

— А мне плевать, — ответила Надежда. — Я тоже разочарована. Вы с виду тоже приличный человек, говорят, хороший хирург — а я всегда с уважением относилась к людям этой профессии, — а на деле оказались обычным убийцей!

— Опять вы употребляете такие слова! — заорал доктор. — Я не убийца, а ученый, проводящий важнейший научный эксперимент!

— Слышали уже! — огрызнулась Надежда.

Понизив голос, Трегубович продолжил:

— Я хотел обойтись с вами мягко, как с порядочной женщиной. Но теперь я вижу, что вы этого не заслуживаете.

Он заломил руку Надежды за спину и потащил ее к тяжелому металлическому, похоже, что бывшему зубоврачебному, креслу.

Закусив губу от боли, Надежда пыталась сопротивляться и даже укусить злодея в плечо, но безуспешно. Тогда она решила действовать более удобным оружием — насмешкой.

Как можно язвительнее она проговорила, вернее, прохрипела:

— А где же ваша знаменитая роза? Или мне розы не положено? Ах, ну да, у меня ведь сегодня не день рождения! И вообще я на вас страшно обижена — ведь мне еще очень далеко до вашего любимого возраста!

Прибавить женщине несколько лет — да это похуже смерти будет!

Надежда несла чушь, а сама все больше и больше падала духом. Похоже, что никто не придет ей на помощь и свои дни окончит она очень скоро с помощью этого ненормального.

— Заткнетесь вы когда-нибудь? — рявкнул Трегубович. — Вас, похоже, даже могила не исправит!

С этими словами он толкнул Надежду в кресло и широким пластырем примотал ее запястья к подлокотникам. Надежда, улучив момент, изо всех сил пнула его ногой по щиколотке. Арсений Петрович тихо выругался, потер ушибленное место и примотал ноги Надежды к ножкам кресла.

— Ну вот, — удовлетворенно констатировала Надежда, — теперь вы не только кривошеий, но еще и хромой!

Трегубович злобно рявкнул:

— Если не заткнетесь, я вам еще и рот пластырем заклею!

— Только не это! — взмолилась Надежда, лишиться права голоса было для не страшнее всего. — Я не буду вас оскорблять, но все же, откуда вы возьмете розу?

— Никакой розы! — буркнул Трегубович. — Я уже говорил — вы не входите в программу моего эксперимента, идете по другой, если можно так выразиться, статье.

Надежда поежилась от его бухгалтерской терминологии.

— Ваша смерть, — деловито продолжал Трегубович, — не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…

— Никогда в этом не сомневалась! — вставила Надежда.

— Я совершенно не желаю, чтобы вы были ошибочно отнесены к участницам моего эксперимента, — достаточно того, что в него включили директора магазина «Марат».

— А кстати, она ведь очень подходила вам по параметрам? — оживилась Надежда. — И возраст, и характер…

— Может быть, — сухо ответил доктор, — но свой эксперимент я желаю проводить сам. Этак еще и теорию отнимут!

— Да не беспокойтесь вы, никто на вашу теорию не покушается!

— Так что с вами я должен буду организовать все так, чтобы создать видимость несчастного случая, — твердо продолжал доктор. — Самоубийство в данном случае вряд ли будет выглядеть естественно — трудно поверить, что женщина придет в больничный архив, чтобы свести счеты с жизнью. Только поэтому мне приходится возиться с вами и выслушивать ваши язвительные замечания… Но осталось уже недолго.