Осколки полевых цветов - Микалея Смелтцер

член. Я обхватываю его рукой, и он, закрыв глаза, двигает бедрами вперед.

– Блин, Салем. Из-за тебя я кончу слишком быстро, как подросток.

Облизывая губы, я потираю большим пальцем головку его члена и вытираю капельку предэякулята с его кончика.

– Мне это нравится.

– Что? – Он тяжело дышит, явно стараясь сохранить контроль. – Что я не в состоянии себя контролировать?

– Нет. – Я качаю головой. Его глаза останавливаются на моих грудях и наблюдают за тем, как они двигаются, когда я это делаю. – Что ты так сильно меня хочешь.

– Я хотел тебя намного дольше, чем следовало.

– С каких это пор?

– С тех пор, как ты принесла кексы своему соседу-засранцу с намерением с ним подружиться. У тебя были длинные загорелые ноги, светлые волосы и великолепные зеленые глаза. Я не мог тобой насытиться, но я знал, что это неправильно.

– И вот мы здесь. – Я продолжаю гладить его, его бедра качаются вперед навстречу моей руке.

– Так и есть. – Он ругается, и это не самое хорошее ругательство. – У меня нет презервативов.

– Я принимаю противозачаточные и… и Калеб всегда надевает презерватив.

Его глаза темнеют при упоминании моего парня.

Господи, я ужасный человек! Мысли о моем парне должны были заставить меня остановиться, одеться и бежать, но ничего подобного я не делаю. Моя потребность в Тайере настолько остра, что я боюсь, что малейшая пауза меня убьет.

– Я чист, – заверяет он меня. – Проверялся после развода. Ты мне веришь?

– Боже, да. Пожалуйста, просто войди в меня, Тайер. – Я хватаю его за задницу, впиваюсь пальцами в его кожу и тяну его вперед. Он не колеблется. Схватив основание своего члена, он погружается в меня. Я вскрикиваю и выгибаю спину дугой. Он такой большой, а я такая наполненная!

– Черт возьми, Салем, – ругается он, тяжело выдыхая.

– Я слишком узкая?

Я взвизгиваю, потому что, черт возьми, он меня растягивает. Он качает головой, каштановые волосы падают ему на лоб. Я протягиваю руку и смахиваю их, чтобы увидеть его глаза. Мне нужно их увидеть. Он не может так от меня прятаться.

– Нет, – он медленно раскачивается из стороны в сторону, – это просто… – Его пальцы сжимаются вокруг моих бедер, приподнимая меня навстречу его толчкам. – Ты как будто сделана под меня.

Я прижимаю руку к его щетинистой щеке. Я не произношу этого вслух, но наши тела и так это понимают. Потому что так оно и есть. Мы никогда не говорили друг другу этого особенного слова. Любовь. Но это то, что он делает. Он не трахает меня, как я просила. Тайер занимается со мной любовью.

Ум.

Тело.

Душа.

Я наполнена им вся, целиком.

И я знаю, что в этот момент, в этом пространстве между нами я безвозвратно изменилась.

Я – его. А он – мой.

Ничто, ни время, ни расстояние, ни полный крах нашего мира, не сможет этого изменить.

Глава тридцать первая

Пицца после секса и фильм «Фокус-покус» на экране телевизора – наверное, это одни из самых любимых вещей в моей жизни. На мне футболка Тайера, под ней я совершенно голая. Время от времени он поднимает ее, чтобы помять мои груди, пососать мои соски или просто шлепнуть меня по заднице.

Тайер после секса – теперь тоже одно из моих любимых явлений. Он в хорошем настроении, груз, который обычно лежит на его плечах, временно исчез. Он улыбается, смеется и шутит. Он даже выглядит моложе.

– Поверить не могу, что это твой любимый фильм. – Он указывает куском пиццы на телевизор. Ему пришлось разогревать её в духовке, но никто из нас на это не жаловался.

– Он потрясающий, – усмехаюсь я. – Я все время его пересматриваю.

– Значит, Хэллоуин – твой любимый праздник?

– Конечно. Он должен быть у всех любимым праздником.

Он старается не улыбаться.

– Это еще почему?

– Потому что он просто чудесный. – Я откусываю кусок пиццы пеперони.

– Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что это слабый аргумент?

Я указываю на свое лицо.

– Я выгляжу так, будто меня волнует чужое мнение?

– Нет. – На этот раз он все-таки улыбается. – Но давай начистоту: ты реально считаешь, что он круче, чем Рождество?

– Да, аб-секс-солютно. Я так понимаю, твой любимый праздник – Рождество?

– Верно. – Он кивает и тянется за пиццей. – Когда мы с братом росли, мама делала все возможное и невозможное, чтобы превратить этот праздник в чудо. Даже создавала видимость, будто во дворе побывал северный олень. Это было… – Он делает паузу, подыскивая нужное слово, – волшебство. Я старался повторить это для Форреста. Дети заслуживают того, чтобы верить в чудеса. Реальность – это пощечина. Пусть они мечтают, широко распахнув глаза, пока у них есть такая возможность.

Я принимаю его слова и киваю.

– Это прекрасный взгляд на вещи. – Пожав плечами, я добавляю: – Просто мне нравятся привидение и вся эта кутерьма.

Он усмехается.

– Ты вырезаешь тыквы?

– Еще как! – Я заправляю за ухо прядь волос и вдруг смущаюсь от его пристального взгляда. – Каждый год в городе устраивается конкурс по вырезанию тыквы. Конкурс по лепке снеговиков тоже есть…

– Это вроде как…

– Перебор?

– Нет. По-моему, это здорово, что в городе проводятся такие мероприятия.

– Да, это не город, а скорее община.

Он протягивает руку и обхватывает своей большой ладонью мое бедро.

– Что ты…

Он притягивает меня к себе и прижимается поцелуем к моим губам.

– Мне захотелось, чтобы ты была ближе. – Он проводит носом по моей щеке и к уху. – Я с тобой еще не закончил.

По моей спине пробегает дрожь при мысли о еще более восхитительном удовольствии в умелых руках Тайера.

– Может, ты и не закончил со мной, а я еще не закончила с этой пиццей. Кто-то заставил меня сжечь много калорий.

Он усмехается.

– Ну, тогда насыщайся.

– А потом?

– А потом я насыщу тебя собой.

Уже поздно, когда я возвращаюсь домой. Мы досмотрели «Фокус-покус», и он снова занялся со мной любовью, на этот раз на полу. Это было интенсивно и сексуально. Я и не подозревала, что секс может быть таким.

Дверь скрипит, и я молча проклинаю наш старый дом за то, что он такой громкий. Дело не в том, что я боюсь, как бы меня не поймали с поличным. У меня нет комендантского часа, и мама мне всецело доверяет, но если она спит, я не хочу ее будить.

Она в гостиной и вскакивает с дивана при звуке открывающейся двери.

– Прости, мам. Не хотела тебя будить.

– Где ты была? – Она потягивается и зевает. – Я случайно тут задремала.

Единственный