Фамильная реликвия (СИ) - Винтер Ксения

Бабушка тяжело вздохнула.

— Надюше стало плохо посреди ночи — роды начались преждевременно и проходили очень стремительно. Скорую мы так и не дождались, так что тебя принять пришлось мне, — бабушка внезапно громко всхлипнула, и я заметила, что её глаза блестели от слёз. — Когда я взяла тебя на руки, ты не кричала, и я сразу же поняла — случилась беда. Надя была без сознания и не видела, как мы с Гришей пытались делать тебе искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, только всё напрасно. Я не представляла, как посмотрю в глаза дочери и скажу ей, что ребёнок умер. Поэтому мы с Гришей провели ритуал. Я не стала укорачивать Надину жизнь, поэтому ограничилась сорока годами: из-за проведённого надо мной ритуала я не могла быть донором, поэтому их все отдал Гриша.

Я с шумом вздохнула и с ужасом уставилась на бабушку, не в силах поверить в то, что сейчас услышала.

— Дед отдал мне свои годы жизни? — повторила я её слова, чувствуя, как в животе ледяной спиралью сворачивается страх. — Этого не может быть!

— Однако это так, — бабушка стёрла слёзы, выступившие на глазах, и с нежностью посмотрела не меня. — Гриша очень тебя любил и никогда не жалел о сделанном. Незадолго до его смерти мы говорили об этом, и он сказал, что отдать свои годы тебе было лучшим, что он сделал за всю жизнь. Единственное, о чём он жалел, что не отдал все пятьдесят пять. Да, в этом случае, он бы не увидел, как ты растёшь, но у тебя было бы больше времени в запасе.

Не в силах усидеть на месте, я вскочила на ноги и принялась расхаживать взад и вперёд по крохотной комнате, ощущая, как мелко дрожат мои руки. Внезапно в мою голову, точно разряд молнии, ударила мысль, заставившая меня резко остановиться и развернуться лицом к бабушке.

— Откуда ты узнала про ритуал? — спросила я предательски севшим голосом. — Ты сказала, что никогда не разговаривала с Леонардом, следовательно, он не мог тебя этому обучить. У Серафимы, судя по твоим же словам, ты тоже не обучалась. Так откуда ты узнала о ритуале?

Бабушка смутилась и нервно поёрзала, словно ей внезапно стало неудобно сидеть.

— Рада мне рассказала, — после небольшой заминки ответила она. — Она живёт на нашем кладбище в виде призрака в белом. Я увидела её… — бабушка запнулась и сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. — Когда мы с Гришей хоронили Фиму.

Я почувствовала, что мои глаза вот-вот вылезут из орбит от удивления.

— Так это вы зарыли её в могилу к Константину? — подобного я даже предположить не могла. — Почему?

— Нам с Гришей тогда было по пятнадцать, — сдавленно проговорила бабушка. — Мы с первого класса дружили: он был хорошо знаком с моей семьёй, и при этом никогда не боялся того, что я — племянница ведьмы. Более того, всегда защищал меня от всех, кто хоть слово плохое говорил в мой адрес.

Бабушка сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. Я её не торопила, в душе уже догадываясь, что именно она собирается мне рассказать.

— Как любая ведьма, Серафима предчувствовала собственную смерть, и начала постоянно преследовать меня, убеждая принять наш семейный дар и взять её кольцо. Я была против. Но тётушка не отступала. Однажды свидетелем нашей с ней ссоры стал Гриша. И он решил защитить меня от неё. Тем же вечером Гриша пришёл в дом Фимы вместе со мной. Они страшно поругались, и в пылу ссоры Гриша толкнул мою тётку в грудь — и она упала, ударилась головой об стол и умерла.

Бабушка судорожно всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Я медленно подошла к ней и успокаивающе принялась гладить по спине.

— Я испугалась, что Гришу обвинят в убийстве, и поэтому уговорила закопать Фиму на кладбище — там как раз накануне похоронили его брата, и могила была совсем свежей. А чтобы соседи ничего не заподозрили, я собрала тёткины вещи в чемодан и закопала его в саду под яблоней. Вроде как она просто взяла и уехала.

— А как же кольцо?

— Я сняла его с её пальца, — бабушка почему-то понизила голос до шёпота, хотя в доме кроме нас никого не было. — Это ведь из-за меня она умерла. Если бы я не пожаловалась на её преследования Грише, ничего бы этого не случилось. Поэтому я решила, что должна хотя бы спасти её душу от адского пекла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ясно.

Я ощутила слабую пульсирующую боль в висках — слишком много информации для одного раза. И всё же что-то в этой истории не давало мне покоя. Какая-то мысль маячила на задворках сознания, но я никак не могла за неё ухватиться…

Громкий стук в дверь заставил меня буквально подпрыгнуть от неожиданности. Жестом велев бабушке оставаться на месте, я отправилась встречать незваного гостя.

На пороге обнаружилась встревоженная Глафира Фёдоровна.

— Здравствуй, Жень, — дружелюбно улыбнувшись, поприветствовала она меня. — Хорошо, что ты здесь. Я хотела с тобой поговорить.

— Да, конечно, — я отступила в сторону, пропуская женщину внутрь. — Проходите. Чаю хотите?

— Не откажусь.

— Глаша? — при виде гостьи бабушка нахмурилась. — А ты чего здесь забыла?

— Да вот, решила посмотреть, как ты, — спокойно ответила та. — Бабы болтают, что ты в отместку за то, что отец Никодим в церковь тебя не пустил, спалила и его, и саму церковь.

— Брешут, — отмахнулась бабушка. — Али ты им веришь?

— Ещё чего! — фыркнула Глафира, чем вызвала у меня чувство глубокой симпатии. Есть всё-таки адекватные люди в этой богом забытой дыре! — Нашим клушам дай только волю, так они такое понавыдумывают, любой писака обзавидуется. Им бы только лясы точить да кости всем перемывать. А Митрич их только подзуживает.

— Митрич? — я насторожилась. — А ему чего неймётся?

— Кто ж его знает, — пожала плечами Глафира Фёдоровна. — Он так-то мужик хороший, работящий и рукастый. Да только после смерти Фаи часто больно к бутылке стал прикладываться, вот у него мозги и помутились. Как скажет чего, так хоть стой, хоть падай.

— Да, я слышала, он бабушку ведьмой называл, а Николая — анчуткой, — кивнула я, накладывая сушёные листья из банки в заварочник.

— Это-то ладно, к этому все привыкли. Только вот сегодня Митрич заявил, что церковь загорелась не сама, а её кто-то поджёг, чтобы отца Никодима убить.

— И он знает, кто это сделал?

— Конкретно имён он не называл, но заявил, что это была “нечистая сила”. А она у нас только одна: Аня да Николай. Николай в это время работал — это все знают. Так что остаётся только Аня.

Я ничего на это не ответила. Мой мозг хаотично работал, обрабатывая полученную информацию.

“Митрич был твёрдо уверен и в том, что Николай — демон, и в том, что бабушка — ведьма, — мысленно рассуждала я. — А вдруг он и на этот раз не ошибается? Может ведь так получиться, что этот старый пропойца не так прост, как кажется на первый взгляд? Нужно с ним непременно поговорить, причём сегодня же. Вдруг он знает больше, чем говорит остальным?”

Дождавшись, пока вскипит чайник, я разлила травяной настой в три чашки и поставила на стол. Бабушка тем временем достала из навесного шкафчика вазочку с конфетами и банку варенья.

— Спасибо, — благодарно кивнула Глафира Фёдоровна, принимая из моих рук свою чашку. — Женечка, я вот о чём хотела с тобой поговорить… Ты ведь сейчас живёшь в бывшем ведьмином доме?

— Да, — кивнула я. — А что?

— Ты там ничего странного не замечала? — осторожно спросила женщина. — Я понимаю, звучит странно, особенно на фоне ходящих вокруг слухов и неадекватного поведения наших односельчан…

— Почему вы спрашиваете? — я понимала, что отвечать вопросом на вопрос, как минимум, невежливо, но мне необходимо было понять мотивы её расспросов.

Глафира Фёдоровна обречённо вздохнула и опустила взгляд в свою чашку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Два дня назад я поздно вечером возвращалась домой от свояченицы — она живёт в трёх домах от Николая, — и мне показалось, я видела какую-то странную тень, мелькнувшую возле его дома.

— Какую тень?

— Я не уверена… — женщина длинно вздохнула. — Она так странно двигалась, рывками… — Глафира выдавила из себя вымученную улыбку. — Не бери в голову, Жень. Глупости всё это, на самом деле. Мне, наверное, просто померещилось.