Чужое право первой ночи (СИ) - Маева Ева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я, коротко подумав о том, стоило ли проворачивать очередную аферу и посылать письмо тётушке вместо своего притворного мужа, отрицательно покачала головой:
– Я написала, что буду очень занята при дворе и вряд ли у меня будет время для того, чтобы часто посылать ему весточки. Думаю, у него и без меня найдутся заботы. В конце концов, он ведь ещё должен управлять целым городом. Это намного важнее, чем переживать за моё благополучие.
– Зря вы так о себе думаете, – с неожиданной прямотой заверил меня Ле’Куинд, – Я знаю вас совсем недолго, и всё же думаю, что за вас действительно стоит беспокоиться.
От искренности и двусмысленности этих слов нам обоим немедленно стало неловко. Мужчина сдержанно кашлянул, а я забегала глазами по комнате, будто бы пытаясь нащупать взглядом истинное значение произнесённой фразы, потерявшееся, должно быть, где-то по пути от Ле’Куинда ко мне.
– Я не имел в виду, что за вас нужно беспокоиться прямо сейчас, – начал было объясняться смущённый собственной ошибкой граф, однако я жестом руки и мягким голосом остановила его страдания:
– Я поняла, что вы имели в виду, Дейран.
Кажется, я и правда, наконец, догадалась о причине его отдалённости.
Мужчина всегда старался держаться подальше от людей. От народа своего графства, от собственных слуг во дворце. Ле’Куинд не был глуп и прекрасно понимал, что если демон сумеет вырваться на свободу, то почти наверняка причинит боль кому-то из его окружения, и тогда его тайна неминуемо окажется раскрыта.
Дейран приблизился ко мне лишь раз, рискнул, чтобы напитать амулет Амелии силой, однако это должно было стать исключением и никогда не повториться вновь. По всем правилам я давно должна была уехать, но осталась, и теперь мужчина снова избегал меня, опасаясь, что тьма, заточённая в его теле, может случайно вырваться на свободу и нанести мне вред.
Определённо Ле’Куинд совершенно не хотел потерять свой единственный шанс на избавление от демонического захватчика.
– Я вас не боюсь, – с искренней убеждённостью сообщила я, – И мне вовсе не страшно находиться рядом с вами. Пожалуйста, Дейран, перестаньте уже меня избегать. Я знаю, что вы не позволите этому демону вырваться из-под контроля, и что с вами я в большей безопасности, чем с кем бы то ни было ещё.
Тем более что демон и сам не собирался причинять мне никакого вреда. По крайней мере, он обязался всячески мне помогать во время действия нашего контракта, а пытки или убийства вряд ли входили в понятие “помощи” даже по его безнравственным меркам.
Взгляд графа, впрочем, после моего признания вовсе не сменился на радостный или хотя бы нейтральный. Напротив, он весь помрачнел, совсем, правда, не так явно, как у демонического проявления Раама.
– Амулет с каждым днём выглядит всё тусклее, – мужчина расстегнул воротник рубашки и извлёк наружу цепочку с небесно-голубым опалом.
Его свечение и впрямь померкло по сравнению с тем, каким я видела камень в последний раз. Должно быть, моя “девственность” всё же не пришлась украшению по вкусу, и оно решило наглядно это продемонстрировать.
– Я думаю, демон внутри меня набирает силу, – поделился опасениями граф, – Раньше я никогда не видел опал таким бледным. Боюсь, что если вы не поспешите с ритуалом, мне снова придётся сделать то, чего я не хочу, чтобы хоть на какое-то время восстановить силу камня.
Я знала, на что он сейчас намекал, не желая даже просто произносить названия того деяния, которое собирался совершить.
Ему была нужна новая девственница. И я должна была во что бы то ни стало это предотвратить, если не хотела лишиться своего демонического заказчика.
О, Таящийся, где же носит Раама, когда он так нужен?
– Нет, Дейран, прошу вас, не делайте этого! Вы не можете поступать так с другими девушками всякий раз, когда камень будет этого требовать, – с надрывом попросила я, как будто меня действительно волновала хоть чья-то судьба, помимо собственной, – Они ни в чём не виноваты, они не должны страдать! Должен быть другой способ…
– Нет другого способа, Алиан! Его нет! – резко перебил меня граф, почти закричав на меня в ответ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Безнадёжное отчаяние в его голосе будто бы отвесило моему наивному идеализму оглушительную пощёчину.
Мужчина опустился на диван рядом с собой и спрятал голову в руках, зарываясь собственными пальцами в заплетённые от висков до затылка косы, тем самым непроизвольно разрушая их изящный узор. По его телу волнами забегала предательски заметная дрожь, а изо рта то и дело раздавались плохо приглушённые странные всхлипы.
Неужели он… плакал?
Медленно, стараясь не спугнуть его, словно раненого зверя на охоте, я приблизилась и села на противоположный край диванчика, позволяя собеседнику прийти в себя после столь неожиданного высвобождения терзавшей его затаённой горечи. Отсюда мне стало понятно, что в действительности плечи графа подёргивались от колоссального напряжения, в один миг едва не похоронившего его под своей тяжестью, а заметные вдохи происходили от прорывавшегося сквозь крепко сомкнутые зубы лихорадочного дыхания, которое мужчина едва ли мог контролировать.
Прошла, должно быть, минута или две, пока Дейран не справился с неожиданно нахлынувшими на него эмоциями и не вздохнул как можно глубже, сбрасывая остатки своего волнения. И всё же, когда он отнял руки от лица и перевёл взгляд в мою сторону, его глаза выглядели лет на десять старше его истинного возраста.
– Амулет Амелии способен подавить демона на какое-то время, но сдерживать его бесконечно долго он не может. Тот, кто нуждается в его защите, должен быть готов за неё заплатить. Жизнью, болью или хотя бы честью. Я выбрал наименьшую возможную жертву, которую согласился принять камень, и продолжаю раз за разом приносить именно её, потому что лишь так я могу удержать демона ещё на какое-то время. Я должен бы платить амулету своими страданиями, приносить в жертву себя самого, а не чужие мучения, но мне самому просто нечего ему дать, кроме всей моей жизни.
Я опустила голову, с передавшейся мне от графа печалью рассматривая собственные руки. К сожалению, я прекрасно понимала суть того, о чём он сбивчиво пытался мне рассказать.
Боги требуют жертв за всё. Они так работают. У своих жрецов они забирают “мирское”, лишая их едва ли не всех радостей человеческой жизни. От Посвящённых получают бесконечно преданное сердце. Даже у своих слуг, ангелов и демонов, в обмен на могущество они отнимают свободу. Вопрос лишь в том, как относиться к тому, что именно ты отдаёшь и что получаешь взамен. Это обычный контракт. Сделка между тобой и избранным богом.
Правда, моя вот в последнее время не приносила мне ровным счётом никакой выгоды. Скорее, от соблюдения всех установленных ею правил я получала лишь убытки и ограничения. И всё же я ни на секунду не переставала ждать возвращения Ирры, особенно теперь, когда Раам возжёг в моём сердце чуть не было не угасшую надежду. Мои жертвы были вовсе не напрасны…
– Так что да, Алиан, – усталый голос Дейрана выдернул меня из размышлений о собственных потерях, – Если за прошедшее время вы не нашли способа разобраться с демоном, мне придётся снова пойти на это, хотя никто из нас с вами этого не желает. Но то, что сидит внутри меня… Это зло. Чистое, неприкрытое, тёмное зло. И я не могу позволить себе так рисковать.
Уголок моих губ тронула горькая усмешка. Слишком многие из тех людей, кто привык доверять свою судьбу в руки Светлой Троицы, не могли принять их неопровержимо порочные стороны. Не могли даже помыслить о том, что жестокость “добрых” богов порой происходила не от благородных помыслов и непостижимого плана, а от простых и понятных даже людям желаний и страстей. И то же самое было верно для обратной стороны божественной Шестёрки, которую по ошибке называли “тёмной”.
– Зло… Чистое, неприкрытое, – я будто бы попробовала на вкус произнесённые графом слова, – Вам не кажется, что не бывает в нашем мире никого однозначно злого или доброго? Если бы Амелия была абсолютно доброй, разве её амулет стал бы требовать от вас таких жертв, о которых вы говорите? А если Агриф является безусловно злым, почему суды, которые проводят его жрецы, считаются самыми справедливыми из всех людских судов?